Окинув грустным взглядом себя в зеркале, я тяжело вздохнула. На душе, вопреки безупречному внешнему виду, скребли кошки. Мучить меня начали со вчерашнего дня: принудительная сауна с кучей диких, на мой взгляд, косметических процедур; последняя примерка сшитого на заказ свадебного платья, от тяжести которого ломило суставы и ныла спина; а также бесконечный сеанс нотаций умудренных опытом родственников. Когда моя распухшая от поступающей информации голова, устав послушно кивать, склонилась к груди и издала протяжный стон, надо мной, наконец, сжалились, отпустив спать. Каких-то несчастных пять часов забытья и… все началось сначала.

Парикмахер с большой коробкой личного инвентаря явился в семь. Минут через пятнадцать приехала моя сестра со своей подругой — профессиональным визажистом, а ровно через час подтянулись две портнихи с огромной белой коробкой, в которой, как в гробу, покоился расшитый жемчугом подвенечный наряд.

«Нда… лучше бы он там и остался», — мелькнуло в голове, подверженной беспощадным экзекуциям ранее пришедших визитеров.

Под одобрительные реплики мамы и сестры, мастер

а

своего ремесла пытались сделать из меня нечто достойное грядущего торжества. И им, надо признать, это практически удалось. Практически… Даже идеальный слой легкого тонального крема в компании с выразительной тушью, светлыми полупрозрачными тенями и четко очерченным контуром розовых губ не могли скрыть выражение глубокой усталости, замешанное на полном безразличии к происходящему.

Заточив меня в белые «доспехи», утяжеленные милыми, по мнению мамы, камушками и длинным шлейфом, «творцы прекрасного» нанесли последние штрихи и, отступив, предоставили своей жертве зеркало. Сестрица одобряюще похлопала меня по плечу и многозначительно подмигнула, а наша общая родительница, рассыпаясь в благодарностях за труды (которые, кстати, были щедро оплачены еще неделю назад), увела из комнаты всех моих мучителей, включая себя любимую. Ее прощальное «Отдыхай, Зоя» до сих пор звенело в ушах, как насмешка судьбы, ибо отдых в моем положении — непростительная роскошь. Если не физическая, то умственная загрузка уж точно не даст расслабиться.

«Белые, как снежные хлопья на темной зелени куста, и такие ароматные…»

Я с искренним восхищением изучала розы, которые привлекали мое внимание гораздо больше, чем окружающие люди. Гости разбились на группы, ведя приглушенные разговоры в ожидании намеченного «представления». Мама с Маринкой занимались последними приготовлениями за стенами небольшой каменной церквушки, отец развлекал беседой семейство жениха, а я наслаждалась цветами, отбившись от преждевременных поздравлений разодетых по последней моде тетушек, дядюшек и их чад.

Родственники… ох уж эти семейные узы! Чтоб им гореть в известном месте синим пламенем. Как же я ненавижу подобные сборища народа, да еще сегодня приходится играть в развлекательном спектакле одну из главных ролей. Бросив косой взгляд в сторону будущего супруга, я с грустью отметила, что он производит впечатление вполне довольного жизнью человека. Жаль. Придется тянуть страдальческое бремя в одиночку. А так не терпится начать делиться со своей второй половиной всем и заранее, особенно внутренним дискомфортом. Обидно как-то одной мучиться.

«Белые-белые… с чуть желтоватой серединкой, свитой из многочисленных лепестков. На фоне мелкой узорной листвы эти распустившиеся бутоны выглядят божественно», — думала я, проваливаясь в спасительный транс созерцания, от которого хотелось улыбаться искренне, а не отрепетированным вежливым оскалом, адресованным гостям.

Друзья вокруг… Семейные, не мои. У меня таковых вообще не водится, не считая книг да животных в приюте, ну еще, может, есть пара однокурсниц, которые любят лишний раз пообедать за мой счет. Точнее, за папин, но из моего кармана. Были хорошие знакомые с работы, но их приглашать мама категорически запретила.

Мертвые тела… выгоревшая на солнце кожа, обрывки истлевших тканей, поломанные кости, а дальше — скелеты, черепа и кровь… много крови. А точнее то, во что превратилась эта столь необходимая человеческому организму жидкость, пропечатавшись темными пятнами на камнях.

Мертвецы лежали повсюду. От свежих до окончательно иссохших. Сотни, если не тысячи… и все они, судя по останкам тряпья, были в момент смерти разодеты для какого-то торжества. В отстраненно-тормозном состоянии я рассматривала ближайшие трупы, более свежие, чем те, что уродливым ломом громоздились поодаль. И интуиция моя твердила как заведенная всего два слова, полных жуткого смысла: «это невесты!» Из-за слабого с детства зрения, не сходя с места, разглядеть остальных, возможности не было. Да и сил, признаться, тоже.

Рядом с моими ногами неряшливыми кучками покоились два вполне свежих тела. Белое платье первой жертвы рябило багровыми разводами, а изорванная в клочья фата покрывала обезображенное лицо. У второй девушки не было головного убора, как, впрочем, не было и головы. Зато оторванные от туловища руки, сжимавшие забрызганный какой-то желто-зеленой жижей букет, остались почти нетронутыми. Сколько времени они пролежали здесь? День или больше? Цветы завяли и высохли, а кровь превратилась в потрескавшуюся корку. Тошнотворный запах разлагающейся плоти заставлял сжиматься мой пустой желудок. А в голове вспыхивало, как спасительный огонек далекого маяка в бескрайнем море ужаса: «Это сон, сон… страшный сон и ничего более». Но кошмар и не думал исчезать, поражая своей изощренной реалистичностью.

Тающая в воздухе кошачья физиономия откровенно подмигнула мне и исчезла прежде, чем я, очнувшись от шока, успела дать ей пинка.

— Шшш — ррр — Мрр-разь! — ядовитое шипение перешло в рычание, вернув мне дар речи.

Парень лет двадцати на вид с искренним восхищением изучал меня, и почему-то я была уверена, что дело вовсе не в моей «ослепительной» внешности. Наверняка, он оказался случайным свидетелем той «мясорубки», из которой мне невообразимым образом удалось выбраться живой. Не сожрали ящеры, не добили белолицые… действительно, есть на что полюбоваться. Н-да, я и сама бы на его месте взирала сейчас на подобное мне существо как на восьмое чудо света. Или на девятое, кому как больше нравится.

Незнакомец был красив. Выше меня головы на полторы, с кудрявыми светло-каштановыми волосами, собранными сзади в короткий хвост. Ото лба к затылку, до самого скрепляющего жгута, вились тонкие косички, делавшие прическу более гладкой, но даже они не могли совладать с непослушными завитками у висков. Рубленные черты загорелого лица, массивный подбородок и большие золотисто-карие глаза, неотрывно следящие за каждым моим движением… Ну, что еще можно желать от внешних данных мужчины? А фигура! Грубая ткань короткого, до колена, плаща не скрывала ширину его плеч и длину ног, облаченных в штаны кирпичного цвета. Слегка потертые сапоги с острыми носами и подозрительно малым количеством швов завершали картину. На руках у этого человека (а мне очень хотелось думать, что он именно человек, а не очередная двуногая особь, типа троицы белокожих наездников) были надеты тонкие коричневые перчатки, без строчек и стежков, будто выплавленные по форме из материала, сильно смахивающего на замшу. Дорожная сумка той же расцветки небрежно висела в районе его бедра. Большая, вместительная и, судя по раздутым бокам, хорошо укомплектованная. Пряжка в виде полумесяца тускло отсвечивала на солнце, вернее на том бело-лиловом диске, который занимал свое законное место среди медленно плывущих облаков. Было немного странно, что светило со столь необычным оттенком практически не искажает цвета окружающих предметов. Или мне это просто казалось?

Пока я блуждала в дебрях собственных мыслей, окончательно оттаявших после недавних потрясений, выражение лица незнакомца изменилось. На гладком некогда лбу пролегла вертикальная морщинка, золотистые глаза сузились, а красивой формы губы сжались в сосредоточенную линию. Его что-то сильно беспокоило, но определить, что именно, у меня не хватило времени.

Откинув в сторону край плаща, парень принялся торопливо копаться в своей увесистой сумке, пока не извлек из ее недр узкий пузырек с круглым металлическим набалдашником. Я заворожено наблюдала за тем, как движутся его пальцы, как колышутся складки плаща, и очнулась лишь тогда, когда мужская ладонь, откупорив миниатюрный сосуд, приложила его край к моим губам.

— Ээээ, нет, — отвернувшись, пробормотала я, и чуть отодвинулась в сторону, придерживаясь руками за край скалы.

Их было тринадцать… Тринадцать охраняющих подступы к городу стражей. Всего тринадцать воинов-наемников с разным магическим опытом и потенциалом. Целых тринадцать! Это слишком много для истребления полуживых человеческих женщин, чудом уцелевших после «веселых» игрищ маануков.

[2]

Особенно, если учесть, что, познакомившись с ящерами, выживали несчастные жертвы крайне редко. За половину тысячелетия сумело уцелеть не больше сотни. Время шло… а попавшие в ловушку невесты все прибывали и прибывали, застилая своими разодранными в клочья телами некогда чистую равнину. Ну да, забава, развлечение… может, в первые годы службы оно и приносило удовольствие, но это было так давно. Проредить популяцию активно плодящихся ящеров? Тоже не ново. Да и тупые их морды так наивно выражают покорность судьбе, которую для них определяют белокожие повелители… Скууучно. Как же все это скучно!

В период подписания контракта с

Сильнейшими

[3]

перспектива хорошо оплачиваемой и не пыльной работы большинству наемников казалась более приятной, нежели теперь. Сейчас же все сводилось к коротанию похожих друг на друга суток, месяцев, лет… выполнению обязательств договора да тихому озверению, с которым каждый из стражей справлялся по-своему. Однообразие длилось и длилось, до сегодняшнего дня.

Вот только изменения, порожденные эйсардом

[4]

Кир-Кули, не обрадовали его сослуживцев, напротив, они разозлили и напугали их. Но спорить с предводителем никто не отважился. В мечтах его отсеченную голову с остекленевшими голубыми глазами на шесте видели многие, а вот бросить вызов, глядя в эти самые, полные жизни и цвета Силы глаза, ни один из отряда никогда бы не осмелился. Так как инстинкт самосохранения не чужд даже им.

Пункт о том, что именно Кир-Кули возглавляет миссию, был четко прописан в договоре, как и статусы остальных наемников.

Сильнейшие

прекрасно знали, КОГО они привлекают для «грязной» работы, и потому не поленились обсудить все мелочи прежде, чем заключить сделку и щедро вознаградить авансом тех, кто на нее согласился. Год за годом новая оплата поступала в распоряжение воинов, ложась мертвым грузом в пыльные тайники каждого. Все равно это тратить было некуда. Здесь, в мире, заброшенном на зачаточной стадии развития, подобное богатство не имело никакого веса. Оставалось копить на будущее, чем, собственно и занимались тринадцать белокожих наемников. Ведь жизненный срок для них, если не лишаться головы, составлял не одно тысячелетие, а гораздо больше.

Но все… ВСЕ теперь было под угрозой! И никто не знал, почему эйсард на последней охоте поступил так безответственно. Спросить те двое, что сопровождали его до Главного шарту,

— Что… ЧТО ты сделала? — Кир-Кули медленно отложил в сторону загнутый полумесяцем нож, которым несколько минут назад подбривал виски… Он встал из-за стола и направился к собеседнице, сверкая полосами гладкой кожи под шапкой длинных белоснежных волос.

Аше-Ар имели врожденную способность менять свой облик, принимая иные формы, но все это было лишь иллюзией. Прекрасной, вполне осязаемой… но все-таки ненастоящей. Что-то вроде маскарадного костюма, который, сколько не носи, не станет твоей второй шкурой. Ну, а за собственной внешностью, дарованной им родителями и природой, представители этой расы следили в особенности. Одежды, украшения, прически и прочее… У них была своя мода, свои каноны красоты, и каждый по мере сил и возможностей, стремился к совершенству. Эйсард не являлся исключением, впрочем, и «нарциссизмом» он не страдал. Хорошие внешние данные, костюмы, соответствующие занимаемому положению и безупречному вкусу, оригинально уложенная шевелюра и пара-тройка штрихов для поддержки образа… вот и все, из чего состояла его привлекательность.

До службы в этом забытом богами месте, Кир-Кули пользовался большим успехом у противоположного пола независимо от рас и возрастов. Точнее, у наиболее смелых и решительных его представительниц, которые обычно отличались ко всему прочему еще и чересчур легким поведением. Мужчины нетрадиционной ориентации тоже поглядывали в сторону красивого, хорошо сложенного блондина, но… те, что были поумнее, держались подальше, а глупцы, посмевшие даже отдаленно намекнуть ему на возможные отношения, просто переставали существовать. Последних было немного. Вообще, мало кто набирался храбрости заводить беседы с белолицыми наемниками на отвлеченные темы. Подобное рвение зачастую имело непредсказуемый результат, и редко в пользу инициатора. Поэтому, не имея толстого кошелька и предложения работы, к Аше-Ар старались не приближаться без надобности. Так спокойней… для всех.

— Я выполняла твой приказ! — пискнула Кейли-Оз, пятясь к двери, но он лишь поморщился в ответ на слова женщины.

И кто тянул ее за язык? Беседа так мило протекала, эйсард шлифовал боевым ножом свою кожу, виртуозно обходя заостренные уши, торчащие по бокам черепа. Медленно, с явным удовольствием… Он слушал отчет посланной на задание лучницы, и на лице его блуждала одобрительная улыбка. А потом она сдуру рассказала о проявленной инициативе и причиненном Сейлин вреде. Гордая за свой поступок и обиженная на «помеху» в зеленом плаще, которая переломала ей кости и выпила свеженькую энергетическую бомбу, как обычный коктейль, Кейли из рода Оз с жаром освещала финальные события своей вылазки, но вдруг запнулась, увидев, как сузились глаза слушателя.

Страх… липкий и противный, как протухший кисель. Я чувствую его прикосновение обнаженной кожей. Он проникает сквозь поры в тело, заползает через мысли в разум, он повсюду. Хочется сжаться в комок, обхватив руками колени, но тяжелые цепи крепко держат раскинутые в стороны конечности, не позволяя двинуться. Я лежу на холодной каменной плите в окружении цветов и ярко горящих свечей и слушаю тихое бормотание, доносящееся издалека. Скоро… уже скоро все это закончится, а вместе с тем закончится и моя недолгая жизнь. Ведь пророчество должно быть исполнено любой ценой. И какая собственно разница, где подыхать: в куче изуродованных трупов моих предшественниц или здесь, на ледяном ложе, украшенном алыми бутонами, почти такими же, как моя кровь.

Убийцы не торопятся, и я продолжаю неподвижно лежать под заунывный рокот чьих-то далеких голосов, напоминающий ритуальные песнопения. Впрочем, это они и есть. От холода и страха мозги с трудом соображают; язык едва ворочается, не в силах выговорить ни слова; по коже бегают мурашки, а на сердце так тяжко, что хочется разрыдаться, но слезы отказываются литься из застекленевших глаз. Я скоро умру. Во имя какого-то гадкого предсказания, ради каких-то незнакомых мне людей, которые ничем не заслужили такую честь! Но…

Где-то в глубине души кипит злость, крепко придавленная могильной плитой безысходности и щедро посыпанная черной землицей отчаянья. Пальцы сжимаются в кулаки, натягивая до предела цепи, опутавшие тело. Больно… Мне не справиться с этим, не сбежать. Еще чуть-чуть и я выполню возложенную на меня миссию Сейлин: расстанусь с собственной жизнью на жертвенном алтаре и освобожу тем самым Неронг от проклятья. Ах, как благородно… и как противно. Мной постепенно овладевает апатия, хочется спать. Веки медленно закрываются, и сознание погружается в…

— …

сон,

 — выдохнула я облегченно и тут же взвыла, неосторожно дернувшись.

Катаясь по двору, как бильярдный шар с нехарактерными для этого предмета ушами, толстяк «О» ни на миг не оставался без дела. То ему в срочном порядке требовалось украсить клумбы новыми цветами, то возникало непреодолимое желание подлатать крыльцо черного хода, а еще уборка территории, поливка, доставка провизии в бар и на кухню, необходимость отправить посыльного за новыми нарядами для работающих в заведении девиц, различные хозяйственные нужды и многое-многое другое. Кое с чем он справлялся при помощи нехитрой бытовой магии, насчет остального… отдавал лаконичные распоряжения слугам. Одним словом, был крайне занят и потому очень сильно раздражался, когда его, такого важного Сай-я, отвлекали всякие мелочи. К мелочам по большей части относились обнаглевшие мумы.

Управляющий решительно не понимал, зачем Ариландина позволяет этим мелким уродцам топтать дворовую территорию? От них нет никакой пользы, одни только неприятности.

«О» недовольно бурчал, потряхивая густой рыжей бородой и шевеля усами. Ушами он тоже шевелил, но несколько иначе: они то воинственно устремлялись вперед, то устало обвисали, зато в период пляски с метлой — орудием разгона надоедливых монстров, эти органы-переростки радостно дергались и кивали в унисон произносимым ругательствам. А ругался толстяк так, что заслушаешься. Местный персонал, по случайности или с умыслом попадавший в зону слышимости этого эталона нецензурного красноречия, невольно застывал на месте и порой в самых неожиданных позах. От словесных экзерсисов данного типа краснели даже шлюхи, а некоторые работники, впадая в благоговейный трепет и искреннее восхищение своим начальством, пытались украдкой конспектировать его эмоциональную брань. Каждый день толстяк умудрялся выдать что-то новенькое, несмотря на то, что год за годом пользовался одним и тем же словарным запасом. Вот уж верно говорят в народе — у каждого свои таланты. У некоторых… не совсем приличные.

Единственными, кто ненавидел виртуозные проклятья ушастого хозяина, были мумы. Ведь как только он заводил знакомую «песню» и брался за метлу, им становилось не до «высоких материй». Конечно, «О» мог бы поручить разогнать свору бывших горожан какому-нибудь слуге, но упустить удовольствие пнуть ногой ненавистную «шавку», или как следует отходить по спине пару-тройку ее братьев по несчастью… неее, такое он никак не мог доверить посторонним. Раз живут здесь эти уродцы на халявных харчах, пусть терпят! И животные, которые являлись таковыми лишь внешне, терпели. Бегали, визжали, скулили, рычали, скалились, но даже не пытались покинуть приютивший их двор. Там, за воротами, было куда больше сапог, желающих оставить свой след на шкурах бедолаг. Мумов не любили, презирали и немного побаивались. Когти, зубы, бешеный взгляд из-под спутанной шерсти… Кто знает, что на уме у обиженного горожанина, ставшего такой вот мелкой скотиной? Может, месть всем и вся без разбору? Вдруг они давно тронулись рассудком и теперь способны только на пакости? Никто ведь не знает… и узнавать опытным путем не стремится. Проще отпинать, ударить, отшвырнуть в сторону или просто незамечать этих омерзительных существ, нежели тратить на них свое время, силы и еду. Мумы всегда хотят жрать, сколько их не корми. Жрать, гадить и совершать нелепые попытки размножения. Воистину, отвратительные твари!

Несомненно, пребывание в звериной шкуре наложило свой отпечаток на их психику, добавило в характер нечеловеческих черт, сильно подкорректировало поведение далеко не в лучшую сторону, но так и не вытравило из памяти прошлую жизнь. Ту, в которой им больше не было места. Маленькие и беззащитные, они искали убежища хоть где-то. Мало кто из бывших родственников взял на себя обязанность ухаживать за жертвами кнута наместника. В основном новоявленного мума гнали со двора, не забывая поливать его ругательствами, а иногда и помоями, приговаривая, что сам виноват, раз так подставился. Милосердием и любовью к животным, которые не годились на ужин, жители славного города Неронга не отличались. Хотя в любых правилах встречались исключения. Ну, а те мумы, которые в ряды исключений не попали, рано или поздно находили шаткий приют на заднем дворе публичного дома, где уже успели обосноваться им подобные.

Я уже целый час восседала на кровати в позе по-турецки и в полной тишине играла в гляделки со своим соседом. Нет, не с Эваном. Ему остаться со мной на ночь запретил наместник, мотивируя это ехидной репликой на тему неуверенности в нашем с парнем приличном поведении. Принц покраснел и надулся, но пререкаться с этим гадом не стал. Зато я не стерпела и ляпнула магу, тихо балдея от собственной наглости, что, мол, раз не доверяешь нам, оставайся сам. А то столько разговоров о моей безопасности, что бросать меня ночью одну в этом жутком подземелье просто жестоко. От разумности своих доводов я воспряла духом (одной коротать долгие часы взаперти не хотелось), но когда Сэн сказал, что себе он доверяет еще меньше, чем Эвану, я поперхнулась на вдохе и закашлялась. Маг терпеливо дожидался, пока пройдет мой неожиданный приступ, даже по спинке слегка похлопал, вероятно, желая помочь. Однако от его «легкого» прикосновения меня нехило тряхнуло, и я невольно клацнула зубами, едва не прикусив язык. Правда, кашель прошел… с перепуга, наверное. Когда мое дыхание окончательно восстановилось, этот аспид торжественно сообщил, что понимает мои опасения и потому оставит со мной охранника. При всей серьезности его бледной физиономии зеленые чертики в глазах вовсю отплясывали чечетку. Сообразив, кто именно будет сегодня ночевать в моей комнате, я тихо застонала, одарив наместника таким «добрым» взглядом, что он предпочел быстро ретироваться, сославшись на дела.

Вообще-то, маг заходил к нам с Эваном раза три, и все время появлялся из входной двери, а исчезал за той, что вела в лабораторию. Я лишь мысленно «махнула рукой» на подобные странности, сосредоточием которых было помещение за стенкой и его хозяин. Одежду мне принес, кстати, тоже он. Во время своего первого после нашего памятного разговора визита. По моим скромным выводам, предложенный белый балахон, если сделать в остроконечном капюшоне прорези для глаз, вполне мог бы сойти за ритуальный костюм представителя Ку-клус-клана.

[23]

Радовало лишь то, что спереди это «очаровательное» одеяние наглухо застегивалось на маленькие петельки и крючки, которые будто вырастали из плотной ткани. Решив, что не в моем положении высказывать свое «фи» относительно предложенных вещей, я влезла в новый наряд, предварительно попросив принца отвернуться, и обула на ноги туфли. Вполне приличные, если бы не цвет, от которого веяло с детства знакомой присказкой про белые тапочки. На кота, который с момента моего выхода из магической мастерской никуда не уходил, просьба посмотреть на что-нибудь другое, а не на переодевающуюся меня, не подействовала никак. Так под его ленивым взором я и меняла покрывало на балахон.

И вот теперь сидим мы с этим мохнатым охранником (чтоб тебе плохо спалось сегодня, Сэн, за такую услугу!) напротив друг друга, скрестив взгляды в молчаливом поединке. То есть я сижу, а он лежит на столе, свесив вниз переднюю лапу, и методично постукивает хвостом, не спуская с меня прищуренных глаз. Но я прекрасно знаю… на опыте, что стоит попытаться достать эту флегматичную с виду заразу, как она сразу же превращается в скоростную ракету, фантастическим образом сочетающую в себе текучесть воды и гибкость дикой лианы. Короче говоря, поймать Тааса, чтобы настучать ему по усатой морде за все мои мучения, я так и не смогла, несмотря на неоднократные попытки.

На душе было тревожно и, что самое противное, скучно. Спать не хотелось, все-таки я не один день провалялась в забытье, так что теперь златокудрый Морфей даже и не думал раскрывать мне свои объятия. А жаль… В голову лезли разные воспоминания: в особенности, ухмылки наместника и рассказы Эвана, пытавшегося отвлечь меня от неприятных мыслей. Занудные повествования о том, что я так хотела узнать раньше, и что сейчас меня интересовало меньше всего. За сутки до того, как мне ритуально пустят кровь (если не удастся убедить Светлоликого в моей непригодности), вникать в устройство Неронга и его историю особого желания не возникало. Однако я рассеянно слушала парня, изредка даже что-то спрашивала и вступала с ним в короткие диалоги, но потом снова замолкала, делая вид, что внимаю его словам с повышенным интересом. И хоть информация воспринималась мною вполуха, я все-таки запомнила многое из его речи, и теперь, от нечего делать, принялась укладывать это «по полочкам» в своей голове.

Прежде всего, мне приспичило разобраться с местной иерархией, во главе которой маячила таинственная фигура с многообещающим названием. Повелитель, хозяин, божество… все эти эпитеты в той или иной степени относились к Светлоликому. Для горожан он был олицетворением могущества и власти, к имени его обращались с мольбами. И по традиции в начале каждого месяца

И почему такие вот волшебные перемещения вызывают чувство, что вас вот-вот вывернет наизнанку? Из своего мира в этот я перешла, практически не испытав никакого рода неудобств. А сейчас меня как будто прокрутили в стиральной машине. Возможно, эта проклятая вибрация всегда одинакова, но размывается по всему пересекаемому пространству. Очевидно, меня выкинуло не очень далеко от нижнего города, либо… рассматриваемая теория ошибочна.

Выпала я из проклятой воронки в каком-то темном саду. Действительно, зачем на растения в ночное время суток освещение тратить? Им и дневного света вполне достаточно. Грохнулась на мягкую и немного влажную землю, ощутимо приложившись копчиком обо что-то твердое. Ойкнув, пошарила рукой под собой и обнаружила декоративные камни, сложенные вокруг клумбы. Ну и цветочки заодно, изрядно вдавленные в грунт моими нижними конечностями. Чудесно! Теперь меня обвинят еще и в посягательстве на чью-то частную собственность. Пытаясь подняться, ухватилась за тонкий ствол молодого дерева, едва не вырвав его с корнем, но, ощутив податливость выбранной опоры, вовремя разжала пальцы и… снова приземлилась на многострадальный цветник. Чертыхнулась пару раз под нос, стараясь не разбудить своей возней хозяев стоящего неподалеку дома, после чего потерла повторно ушибленное место и начала подниматься без помощи посторонних предметов. Ноги дрожали, каблуки утопали в рыхлой земле, почему-то устремляясь в ее недра под косым углом, что, естественно, не придавало мне устойчивости. Но я, героически совладав с широченным балахоном, утонувшими в клумбе туфлями и дрожью в суставах, все-таки встала. Немного подумав, нагнулась и принялась отряхивать одежду от грязи. За этим занятием меня и застал неизвестный «доброжелатель», который на радостях опустил со всего маха на мой бедный затылок что-то увесистое. Тяжелый объект резво спружинил и отлетел в сторону. А я, покачнувшись, повалилась вперед, с удивлением обнаружив яркие пятна, пляшущие перед носом.

— Ууу, мать вашу… — вырвалось у меня, когда невезучие коленки впечатались в холодный грунт.

Синий цвет, похоже, стал их любимым, со всеми вытекающими из этого болезненными последствиями. Верхние конечности последовали примеру нижних: ладони неприятно защипало, а пальцы начали терять чувствительность, утопая в холодной черной «каше». Нет, я, конечно, понимаю… надо быть ближе к земле, но не в таком же буквальном смысле?!

Стоя на карачках и активно тряся головой, в надежде избавиться от хоровода светящихся кругов перед глазами, я все еще была жива, а значит, продолжала мыслить: «Наверное, палкой огрели… Хотя нет, после деревяшки меня бы вырубило. А чем тогда? И кто? Неужели владельцы сада проснулись и ринулись защищать свои угодья от „злобного налетчика“ в виде меня?» Оценив правдоподобность своего предположения по десятибалльной шкале «восьмеркой», я быстро сообразила, что стоять в такой… эээ… пикантной позе, спиной к агрессивно настроенным хозяевам, чревато негативными последствиями для моей скромной персоны и ее зада. Закусив губу и резко оттолкнувшись руками, я встала на колени, а затем попыталась вернуть телу вертикальное положение. И мне этот акробатический номер почти удался, но в самый последний момент туфли предательски заскользили, каблуки подкосились и я, эффектно взмахнув длинным балахоном, рухнула обратно. Приземление получилось мягким: в самый центр уже знакомой клумбы, на гостеприимно примятые мною же цветочки. Ну, просто на диво притягательное место… для моей пятой точки.