Человеческую жизнь можно описать самыми разными способами, и один из них — рассказать о ней как о встречах с водоемами, то есть о времени, проведенном в воде, на ней и рядом с ней вперемежку с периодами, когда человек мечтает о том, где, когда и как эта встреча произойдет в следующий раз.

Моим первым в жизни водоемом, конечно же, было чрево матери, где я находился в виде оплодотворенной яйцеклетки. А последним — по крайней мере, так я сейчас себе это представляю, — будет Тихий океан, над которым, согласно моему завещанию, развеют мой прах. А между этим я уже имел и по-прежнему имею удовольствие и честь встретиться с великим множеством прудов, рек, бассейнов, озер, ручьев, водопадов, гротов, туманов, океанов, ливней и луж.

Почти все дети обожают купаться, а когда они взрослеют, для многих вода становится главным местом для занятий спортом, отдыха и романтики.

Мои родители повезли меня на Карибские острова, когда я был еще совсем маленьким. Фотографии той поездки кажутся мне на удивление знакомыми. Я до сих пор помню, что чувствовал в тот день, сидя на пляже у океана и улыбаясь яркому солнышку, и уверен, что эти старые выцветшие снимки пронесут через всю мою жизнь одни из самых счастливых воспоминаний.

Вскоре после той поездки, накануне моего трехлетия, мне приснился очень яркий, живой сон. В нем вся семья и гости, сидя под персиковым деревом на заднем дворе нашего дома в Вествуде, праздновали мой день рождения. Нам подавали чай, а на дне каждой чашки лежала металлическая фигурка — подарок гостю. Потом каким-то образом все стали очень маленькими, а чашки, наоборот, огромными, и мы ныряли в них, чтобы достать свои фигурки. Мой друг Стив получил гоночный автомобиль, Расти — собаку. Я достал со дна черного медведя, стоящего на четырех лапах.

Надо признаться, я изо всех сил пытался переложить этот проект на плечи людей более подготовленных, с лучшими интеллектуальными способностями и более впечатляющим послужным списком. Желающих не нашлось. В итоге я решил опираться на то, что сам узнал о людях и воде от своих главных учителей: Германа Мелвилла, Джошуа Слокума, Чуя Лусеро, Дона Томпсона, Лорен Эйсли, Жака-Ива Кусто, Пака Лаэни, Уэйда Хейзела, Пабло Неруды, Хуана де ла Круса Виллаледжоса, Сильвии Эрл, Майка Орбаха, Сесил Швалбе и Мэри Оливер.

Главным образом, мы связывали воедино факты, которые удавалось отыскать, и работали над тем, чтобы как можно лучше понять смысл выявленных закономерностей. Наша цель состояла отнюдь не в том, чтобы найти абсолютно верные ответы на стоящие перед нами вопросы, а, скорее, в том, чтобы задать новые вопросы, — вопросы, которые, как мы надеемся, помогут изменить жизнь на нашей голубой планете к лучшему.

В 2005 году ныне ушедший от нас Дэвид Фостер Уоллес

[5]

начал свое выступление перед студентами колледжа Кеньон с истории о трех рыбах: «Две молодые рыбки плыли себе вместе, а навстречу им — рыбка постарше. Приветственно кивнув им, она спросила: „Доброе утро, ребята. Как водичка?“ Две молодые рыбки проплыли немного дальше, а потом одна из них посмотрела на другую и спросила: „Черт возьми, а что такое вода?“».

С этого фундаментального вопроса началось и мое путешествие. Что такое вода? Почему она приводит людей в такой восторг? И почему на такой простой и важный вопрос сложно ответить вразумительно?

Я стою на пирсе Внешних отмелей Северной Каролины, в пятнадцати метрах от Атлантического океана. Куда бы я ни посмотрел — налево или направо, вперед, назад, вверх или вниз, — повсюду только он, океан. На мне головной убор, похожий на усыпанную драгоценными камнями голубую купальную шапочку, а от низа спины к земле, словно хвост, тянется толстый черный кабель. Выгляжу я как статист из знаменитого водного мюзикла американской русалки Эстер Уильямс

[6]

, по ошибке попавший в «Спящего»

[7]

Вуди Аллена. На самом деле сейчас я один из подопытных и нахожусь здесь для того, чтобы исследовать реакцию своего мозга на океан.

Шапочка на мне — «нервный центр» мобильного аппарата для проведения электроэнцефалографии (ЭЭГ), изобретенного доктором Стивеном Сэндзом, специалистом в области биомедицины и главным научным сотрудником Sands Research. Стив — крупный, дородный лысеющий парень. По внешнему виду его можно принять за учителя природоведения в местной средней школе, заодно тренирующего школьную футбольную команду, или капитана одной из рыбацких шхун, швартующихся на Внешних отмелях. Стив живет в Эль-Пасо, городе на реке Сан-Антонио, расположенном где-то между Лонг-Бич и Хьюстоном. Раньше он много лет занимался чистой наукой с применением методик сканирования мозга, специализируясь на изучении болезни Альцгеймера. В 1998 году он основал компанию Neuroscan, которая стала крупнейшим в стране поставщиком оборудования и программного обеспечения для ЭЭГ, используемых в нейрологических исследованиях.

В 2008 году Стив основал Sands Research — компанию, занимающуюся нейромаркетингом. Эта новая область науки изучает реакцию человеческого мозга на рекламу, основываясь на информации о поведении и нейрофизиологических показателях. «Реакция людей на раздражители любого рода, в том числе рекламу, включает как осознаваемую (суть которой можно выразить словами), так и неосознаваемую активность мозга, — пишет Стив. — Этот второй вид реакции невозможно отследить посредством традиционных методов исследования». Под воздействием стимула или раздражителя любого типа — изображения, звука, запаха, прикосновения, вкуса, боли, удовольствия и прочего — в мозге активируются группы нейронов и генерируется небольшой электрический разряд. Это указывает на то, что в коре головного мозга «включились» психические функции, такие как память, внимание, анализ вербальной информации и эмоции. Так вот, изобретенный Стивом 68-канальный аппарат ЭЭГ полного спектра, благодаря точнейшему и тщательнейшему анализу зоны головного мозга, в которой возникают электрические разряды, позволяет измерить буквально все — от степени общей вовлеченности мозга в процесс до уровня активности когнитивной деятельности и внимания, силы зрительной и (или) звуковой стимуляции. Аппарат также отслеживает, задействована ли моторика испытуемого и насколько сильно стимулируются схемы распознавания и запоминания в его мозге. «Объединив ЭЭГ-сканирование с отслеживанием и анализом глазодвигательных реакций, вы получаете уникальные, но абсолютно невербальные данные о том, как человеческий мозг поэтапно обрабатывает информацию, получаемую из окружающей среды», — говорит Стив.

Данные научных исследований Стива вызывают все больший интерес и пользуются популярностью в ученом мире. И это неудивительно, учитывая всеобщий скептицизм в отношении эффективности современных методик стимулирования продаж. А Sands Research проводит изыскания в области влияния рекламы на покупателей для ряда крупнейших корпораций мира. Пожалуй, наиболее известное из них сегодня — это «Ежегодный нейрорейтинг рекламы на играх Суперкубка». В нем оценивается нейрологическая реакция зрителей на знаменитые рекламные ролики, — за которые рекламодатели, кстати, платят 3,8 миллиона долларов за полминуты. Например, команда Стива оценивала эффективность популярных роликов, в которых изображено, как люди, сидящие спиной к зрителю на пляже, смотрят на белый песок и голубую воду, между ними на столе стоит пиво Corona, а звуковым сопровождением служит плеск волн. Эта реклама принесла пивоваренной компании мировую известность, навсегда связав ее имя с отдыхом на берегу тропического океана.

Перед поездкой на Внешние отмели я на протяжении нескольких месяцев общался с Бреттом Фицджеральдом, директором по развитию бизнеса компании Sands Research. Бретт — большой любитель природы, ему случалось работать с медведями в Монтане. Однажды, услышав о моих попытках найти связь между наукой о воде и нейробиологией, он позвонил мне и спросил, не удастся ли нам реализовать какой-нибудь интересный проект вместе. Я еще не успел ничего ответить, а Бретт уже летел ко мне в Калифорнию. Мы встретились на берегу, недалеко от моего дома, чтобы поговорить о мозге и океане. А вскоре после этого уже я сидел в самолете в Северную Каролину.

Есть в воде нечто такое, что привлекает и очаровывает нас. И неудивительно, ведь это самый вездесущий элемент на Земле. Без него, как и без воздуха, жизнь просто невозможна. Взять хотя бы тот факт, что океанический планктон — источник более чем половины кислорода нашей планеты. На Земле около 535 миллионов кубических километров воды, и 96 процентов ее — соленая. Вода покрывает более 70 процентов поверхности земного шара; 95 процентов морских глубин до сих пор не изучены. С расстояния, удаленного на более полутора миллионов километров, наша планета похожа на маленький шарик. А фотография Земли, сделанная американскими астронавтами из космоса, называется «Синий мрамор». С расстояния в 150 миллионов километров наша планета кажется крошечной бледно-голубой точкой. «Довольно странно было назвать эту планету Землей, если она, безусловно, Океан», — однажды ловко подметил знаменитый английский писатель-футуролог Артур Кларк.

Эта простенькая метафора — синий мрамор — служит нам напоминанием о том, что наша планета преимущественно водная. «Вода есть

sine qua non,

то есть непременное условие существования жизни на Земле, и, судя по всему, во всей Вселенной. Таким образом, вполне оправданно, что NASA в своем извечном стремлении найти жизнь во Вселенной следует стратегии „ищите воду“». Линн Ротшильд, астробиолог из Исследовательского центра Эймса, отделения NASA, расположенного в Маунтин-Вью в Калифорнии, говорит: «Возможно, это и не единственная жидкая среда, в которой может возникать и поддерживаться жизнь, но ее изобилие во Вселенной дает ей фору перед альтернативами. Вода остается жидкой в широком диапазоне температур, а в твердом состоянии не тонет, поэтому водоемы покрываются льдом. И она нужна нам, людям».

Люди всегда стремились находиться вблизи воды. По оценкам специалистов, 80 процентов населения планеты живет не дальше ста километров от береговой линии океанов, озер или рек. Более полумиллиарда человек зарабатывают на жизнь благодаря воде. Две трети мировой экономики основаны на деятельности, в той или иной форме имеющей отношение к воде. Примерно миллиард человек во всем мире использует в качестве основного источника протеинов продукты, выращенные в воде. (Вполне возможно, что жирные кислоты омега-3, поступающие в организм вследствие употребления в пищу рыбы и моллюсков, сыграли решающую роль в эволюции человеческого мозга. Позже вы узнаете, что рынок морепродуктов сегодня стал глобальным — а ведь еще несколько десятилетий назад такого нельзя было себе и представить.) Мы используем воду для питья и мытья, на работе, отдыхе и в путешествии. По данным Геологической службы США, для «удовлетворения своих основных потребностей» каждый американец ежедневно расходует от 300 до 400 литров воды. В 2010 году Генеральная ассамблея ООН задекларировала: «Чистая и безопасная питьевая вода — это одно из основополагающих прав человека. Она необходима для полноценной жизни и осуществления всех остальных прав».

Однако наша природная связь с водой не ограничивается экономическими соображениями — иначе говоря, тем, что мы нуждаемся в ней для приготовления пищи или предпочитаем селиться поближе к ней из соображений удобства. В незапамятные времена наши пращуры вышли из воды и эволюционировали сначала из водоплавающих существ в ползающих, а потом и в прямоходящих. На ранних стадиях развития у человеческого эмбриона имеется жаберная щель, а первые девять месяцев жизни мы проводим в утробе матери в водной среде. При рождении наши тела почти на 78 процентов состоят из воды. По мере старения этот показатель снижается более чем до 60 процентов; при этом мозг на 80 процентов состоит из воды до конца жизни. Тело человека в целом имеет почти такую же плотность, как вода, что позволяет нам плавать. По своему минеральному составу вода в клетках нашего организма сравнима с морской. Известный популяризатор науки Лорен Айзли однажды сравнил человека с «путем, который может выбрать вода, если недоступны реки» [1].

Любовь к матери-природе наполнена для человека и глубочайшим эстетическим смыслом. Философ Денис Даттон, изучавший взаимосвязь между искусством и теорией эволюции, считал, что наше видение красоты природы есть результат нашей глубокой связи с природными ландшафтами, на фоне которых в прошлом происходило выживание человека как биологического вида. В 2010 году во время выступления на конференции TED

[11]

под названием «Дарвиновская теория красоты» Даттон обосновал свои выводы с точки зрения эволюционной психологии и подтвердил их результатами опроса 1997 года на тему современных предпочтений в искусстве. В частности, ученый отметил, что когда людей просили описать красивый, с их точки зрения, пейзаж, они называли одни и те же детали — открытое пространство, покрытое невысокой травой, с немногочисленными деревьями. А если в нем присутствовала вода — либо водоем, либо в виде размытой голубоватой дымки вдали, указывающей на близость водной глади, — пейзаж становился гораздо привлекательнее.

Даттон выдвинул предположение, что в таком универсальном пейзаже содержится все, что необходимо для выживания человека: травы и деревья, пригодные в пищу (и для привлечения съедобных животных); возможность заранее заметить надвигающуюся опасность (в виде других людей или хищников); деревья, на которые можно вскарабкаться, спасаясь от врагов, и наличие доступных источников воды поблизости.

В 2010 году исследователи из Плимутского университета в Великобритании попросили сорок взрослых оценить свыше ста фотографий различных природных и городских пейзажей. Более высокие оценки — за позитивное настроение и тонизирующий эффект — респонденты поставили буквально

всем

фотографиям (как природных, так и городских пейзажей), на которых присутствовала вода, определенно предпочтя их другим изображениям.

Маркус Эриксен — ученый и просветитель, однажды проплывший от тихоокеанского побережья США до Гавайев на плоту из пластиковых бутылок, — расширил гипотезу Даттона, включив в нее, кроме воды, морские побережья и берега озер и рек. В частности, он предположил, что в саванне опасность заметна издалека и жители прибрежных районов могли видеть врагов, если те приближались к ним по воде. И самое хорошее, что земноводные хищники крайне редко приближались со стороны воды. А водные обитатели либо вообще не могли выйти из нее, либо быстро погибали на суше. Но и это еще не все: многие продовольственные и материальные ресурсы, добываемые людьми из воды и прибрежных участков, зачастую превосходили по качеству всё, что можно было найти на суше. Эриксен отмечал, что если в зимнее время многие источники пищи растительного и животного происхождения переставали существовать, то ловить рыбу или собирать моллюсков наши пращуры могли круглый год. А поскольку вода непрерывно движется и течет, пещерные люди, вместо того чтобы проходить в поисках пропитания много километров, просто выходили на берег моря или реки, чтобы посмотреть, что принесла им вода или что подплыло из глубин к самой кромке.

Помимо эволюционно обусловленной привязанности к воде, люди чувствуют с ней глубокую

эмоциональную

связь и инстинктивно стремятся находиться рядом. Вода радует и вдохновляет нас. По словам чилийского поэта Пабло Неруды, «мне нужно море потому, что оно учит меня». Вода утешает нас и пугает. Например, Винсент ван Гог говорил: «Рыбаки знают, что море опасно, а шторм ужасен, но никогда не считают эти опасности достаточной причиной для того, чтобы оставаться на берегу». Вода вызывает у нас чувства благоговения, мира и радости. Вот слова из песни американской рок-группы The Beach Boys: «Поймай волну, и вот ты уже на вершине мира».

Почти всегда, думая о воде, или слыша ее звуки, или видя ее, или погружаясь в нее, или ощущая ее вкус и запах, люди

что-то

чувствуют. Это «инстинктивное и эмоциональное реагирование… имеет место независимо от реакции рациональной и когнитивной», — пишет известный профессор городского планирования Стивен Бурасса в своей новаторской статье, опубликованной в 1990 году в журнале Environment and Behavior. Эта эмоциональная, или даже аффективная, реакция на среду рождается в старейших участках мозга и нередко возникает еще до включения когнитивных психических процессов. Таким образом, чтобы разобраться в своем отношении к окружающей среде, мы должны понять, в чем состоит суть как нашего когнитивного,

так и

эмоционального взаимодействия с ней.

Для меня все это имеет большое значение, потому что я всегда интересовался историями и научными фактами, объясняющими, почему люди сильно любят воду. Будучи еще аспирантом и изучая эволюционную биологию, экологию дикой природы и экономику природопользования, я попытался включить понятие об эмоциях в свою диссертацию о взаимосвязи между экологией морской черепахи и поведением людей, живущих в прибрежных регионах. Однако, как оказалось, в научном мире практически нет места для чувств и эмоций. «Молодой человек, лучше держите свои неясные концепции при себе и подальше от науки», — в один голос советовали мне научные консультанты. Эмоции ведь не поддаются рациональному объяснению, и их нельзя измерить. Значит, они не имеют к науке никакого отношения.

Сегодня ситуация в научном мире кардинально изменилась. Ученые, занимающиеся изучением когнитивных процессов, уже знают, как эмоции управляют практически всеми принимаемыми нами решениями — от того, что съесть на завтрак, до того, с кем сесть рядом на званом ужине, — а также как зрение, обоняние и звуки влияют на настроение. Сегодня наука, стремящаяся подвести физиологическую основу буквально подо все — от политических пристрастий до цветовых предпочтений, — находится на гребне волны. Чтобы наблюдать за тем, как мозг человека реагирует на музыку, искусство, любовь, медитацию, как в нем зарождаются предубеждения, и за многими другими психическими процессами, используются сложные технологии вроде ЭЭГ, МРТ и фМРТ. Каждый день исследователи-новаторы находят все новые и новые объяснения того, почему человек взаимодействует с окружающим миром определенным образом. Уже сейчас они изучают, какие процессы, протекающие в мозге, лежат в основе взаимосвязи человека с водой; причем эти исследования проводятся не только из научного интереса, а имеют важное практическое значение для самых разных областей деятельности человека, включая здравоохранение, туризм, торговлю недвижимостью, творчество, развитие детей, городское планирование, лечение наркомании и психических травм, бизнес, политику, религию, архитектуру и прочее. И самое главное, эти открытия, возможно, дадут нам более глубокое понимание того, кто мы и как наш разум и эмоции формируются в результате взаимодействия с самым распространенным веществом на нашей планете — водой.

В 2011 году я наконец собрал в Сан-Франциско — городе, с трех сторон окруженном водой, — группу нейробиологов, когнитивных психологов, морских биологов, художников, экологов, врачей, экономистов, спортсменов, градостроителей, агентов по недвижимости и поваров, для того чтобы общими усилиями определить, как вода влияет на мозг, тело и психику человека. К тому времени я уже понял, что достаточно много мыслителей-новаторов в мире пытаются соединить воедино все, что нам известно о сильном влиянии воды на человека. Но до того момента почти все они действовали изолированно друг от друга. С тех пор собрания сторонников концепции Голубого разума переросли в ежегодную конференцию, на которой постоянно выдвигаются новые идеи о том, как человечество взаимодействует с голубой планетой. Базой для этого служит постоянно растущее число исследований по взаимосвязи между разумом, телом и окружающей средой.

И мозг, и океан — глубокие, сложные и тонкие сферы, пока мало изученные и едва понятные человеку. Однако сегодня они все чаще делятся своими секретами с наиболее преданными и целеустремленными из нас. Многие ученые-исследователи из самых разных областей знания, отталкиваясь от накопленных ранее данных, изучают влияние воды на человека. Выводы, сделанные благодаря их сотрудничеству, проливают свет на биологические, нейрофизиологические и социологические дары Голубого разума.

Каждый год все больше специалистов из самых разных областей знания находят взаимосвязи между высшей нервной деятельностью и водным миром. И речь идет не о таких сентиментальных идеях вроде «Сохраним дельфинов», а о знаниях функционирования префронтальной коры головного мозга и миндалевидного тела, об открытиях в эволюционной биологии, нейровизуализационных методах исследования и изучении работы нервных клеток — иными словами, обо всем том, что позволяет научно объяснить, почему люди высоко ценят любое соприкосновение с водной стихией.

Уже сегодня это новое направление в науке находит практическое применение в образовании, государственной политике, здравоохранении, планировании разбивки прибрежных полос, туризме, торговле недвижимостью и бизнесе, не говоря уже о личном счастье и самочувствии человека. У этой науки лицо человека, ведь ею занимаются обычные люди со своими мнениями, предубеждениями, прозрениями и новаторскими идеями. На конференциях, посвященных Голубому разуму, которые проводятся на побережьях Атлантического и Тихого океанов, ученые, практики и студенты делятся результатами своих исследований и экспериментов. Собираясь вместе, они дискутируют, творят, размышляют. В рамках этого мероприятия были разработаны специальные документы, где описано то, «что, по нашему мнению, нам известно» (факты), «что мы намерены исследовать» (гипотезы) и «чем мы хотим поделиться с миром» (выводы и теории). Например, на конференции, посвященной проекту «Голубой разум», 2013 года, проводившейся на острове Блок, обсуждались такие сложные темы, как дофаминергические пути

Серфер Жоао де Маседо лежит на своей доске примерно в 90 метрах от пляжа. Он ждет, расслабленный, но бдительный. Жоао внимательно следит за водой в ожидании следующей волны, и, как только замечает на глади легкую зыбь, свидетельствующую о возможном ее приближении, все его тело и мозг захлестывает другая волна — волна нейрохимических веществ. Вода вздымается перед ним горбом, и благодаря усвоенному опыту катания на тысячах волн он инстинктивно встает на доску. И только после этого начинает искать идеальную точку входа. Он входит в «карман», и дофамин бурно выбрасывается в клетки мозга. Оказавшись в водяном туннеле потрясающего сине-зеленого света, в окружении запахов и звуков волны, Жоао чувствует, как воздух свистит в ушах, пока он балансирует своим телом, чтобы как можно дольше удержаться на доске. Позитивные нейромедиаторы — адреналин, дофамин, эндорфины — волнами разливаются внутри его мозга и тела. Жоао выскакивает из «кармана», слыша, как гребень волны за его спиной с грохотом разбивается о гладь океана. Он улыбается, возможно, даже смеется. Затем разворачивает доску, ложится на нее и, шлепая ладонями по воде, ждет следующей волны — и следующего выброса дофамина.

Улыбка Жоао без слов выдает только что пережитые им восторг и удовольствие. С такими же эмоциями на лицах в стихах, прозе и с помощью других выразительных средств люди рассказывают друг другу о том, как вода влияет на их ум и тело.

Только в последние два десятилетия ученые получили возможность исследовать, что происходит в человеческом мозге, когда мы сталкиваемся с разными сторонами окружающего мира и самих себя [1]. Сегодня нейробиологи проводят много удивительных исследований, которые бесконечно подробно позволяют отслеживать, что происходит с нашим мозгом, когда мы едим, пьем, спим, работаем, пишем, целуемся, занимаемся спортом, созидаем, решаем проблемы, играем… И это правильно, ведь если все люди на земле занимаются этим, кто-то должен изучить мозговые процессы и выяснить, какие именно механизмы активируются в мозге, какие нейромедиаторы выделяются при выполнении определенных видов деятельности.

Некоторые считают наше время «золотым веком нейробиологии». Однако, несмотря на все проводимые исследования, о которых так любят писать и говорить наши СМИ (подкрепляя свои слова разноцветными томограммами мозга для большей убедительности) [2], любой ученый, который не зря тратит деньги, выделяемые на проведение экспериментов, скажет, что человечество сегодня стоит лишь у порога понимания того, что происходит в человеческом мозге. В 2011 году выдающийся нейрофизиолог Вилейанур Рамачандран заявил, что наши нынешние знания о мозге «равнозначны тому, что мы знали о химии в XIX веке — короче говоря, нам известно немногое» [3]. И надо признать, пока эта ситуация существенно не изменилась.

Впрочем, и это «немногое» — гораздо больше, чем то, что люди знали о своем мозге на протяжении двух тысяч лет. Конечно, многие выводы и исследования, сделанные и проведенные сегодня, и через десять, двадцать, а то и пятьдесят лет будут считаться не полностью доказанными и неточными. Такова уж наука о мозге: внимательно наблюдая за окружающим миром, ученый высказывает гипотезу, проводит эксперименты, чтобы доказать или опровергнуть ее, используя доступные на данный момент технологии, — и на основании полученных результатов приходит к определенным выводам. Особенно интересно на этом заключительном этапе то, что во время него исследователь пытается выявить, какие физиологические, химические и структурные процессы лежат в основе в высшей степени субъективного опыта человечества, связанного с окружающим миром. Что происходит в вашем мозге, когда вы видите лицо любимого человека или любуетесь морским пейзажем, стоя на палубе корабля? Какие нейронные цепи активируются, когда художник достигает пика вдохновения, а наркоман делает инъекцию? Действительно ли среда формирует наш мозг, а мозг ежесекундно фильтрует, конфигурирует и интерпретирует воспринимаемые сенсорные сигналы? И нельзя ли применить понимание принципов работы мозга для того, чтобы помочь людям стать более счастливыми, творческими, любящими и менее подверженными стрессу существами?

Людей всегда интересовало, что происходит в их головах. В конце XIX — начале XX века некоторые психологи, в частности Зигмунд Фрейд и Уильям Джеймс, описывали, что думает и чувствует человек, основываясь на субъективных переживаниях пациентов, а также клинических наблюдениях за поведением людей. (Самоотчеты

[15]

и сегодня играют важнейшую роль в изучении работы человеческого мозга.) Врачебная практика тоже всегда была богатым источником информации. До начала XX века почти все известные людям факты о деятельности мозга выявлялись благодаря изучению процессов, происходящих в нем вследствие болезни или травмы. Но одно дело — предполагать, как функционирует мозг в нормальном состоянии, наблюдая за больным человеком, и совсем другое — понимать, как работает мозг здорового человека во время обычных занятий, когда он думает, спит, переживает, творит или вообще любым образом взаимодействует с внешним миром.

Благодаря разработке неинвазивных методов исследования

[16]

и новой сложнейшей аппаратуры современные ученые получили возможность изучать работу человеческого мозга здорового человека. Самым первым из таких устройств был электроэнцефалограф, или аппарат ЭЭГ. Его действие основывается на том, что ткань живого организма обладает определенными электрическими свойствами, которые можно измерить. Впервые аппарат ЭЭГ испытали на человеке в 1924 году, и на протяжении XX века он использовался как в качестве диагностического инструмента, так и для научных исследований.

Возбуждаясь, нейроны генерируют небольшие электрические заряды, а при одновременной активизации группы нейронов создается своего рода электрическая волна, которую можно обнаружить и записать. Данные собираются путем наложения электродов ЭЭГ (обычно они встроены в специальную шапочку, сетку или повязку) на голову испытуемого и записи пиков и спадов биоэлектрической активности его мозга. (Для удобства анализа сигнал искусственно усиливается.) ЭЭГ позволяет отслеживать и расположение мозговой активности, так как определяет, какая именно зона мозга участвует в «когнитивном событии». ЭЭГ определяет тип мозговых волн (альфа, бета, тета и дельта) — каждая из них соответствует своему диапазону частот и определенному уровню активности, что делает ЭЭГ чрезвычайно важным инструментом для исследований мозга в состоянии сна, — а также аномальную активность (например, при приступах эпилепсии, когда в мозге наблюдаются резкие всплески электрической активности). Новейшие аппараты ЭЭГ позволяют получать данные по шестидесяти восьми каналам неинвазивным методом каждые четыре миллисекунды и даже чаще и регистрировать изменения электрических волн буквально по миллисекундам [4].

Когнитивные нейробиологи считают, что ЭЭГ представляет собой чрезвычайно полезный инструмент для изучения таких функций мозга, как внимание, эмоциональные реакции, хранение информации и прочие [5]. И, что особенно важно для тех, кто проводит исследования за пределами лабораторий, современные аппараты ЭЭГ становятся все компактнее и портативнее. Некоторые даже напоминают головную гарнитуру, используемую любителями компьютерных игр.

Почти полукилограммовый сгусток жира и белка, расположенный в верхней части спинного мозга, не только в основном состоит из воды, но и находится как бы в воде — прозрачной, бесцветной спинномозговой жидкости. Эта жидкость состоит из живых клеток (в том числе иммуноцитов, очищающих нервную систему от инфекционных патогенных организмов), глюкозы, белков, молочной кислоты, минералов и воды. Она защищает мозг от травм, поддерживает постоянное давление в черепной коробке и обеспечивает достаточную плавучесть мозга для того, чтобы уменьшить его фактический вес (1400 граммов) до 25–50 граммов (снижая тем самым давление мозга на его нижние части, что в противном случае отрезало бы их от системы кровоснабжения) [12]. Мозг потребляет больше энергии, чем все другие органы: он использует примерно 20–25 процентов кислорода и 60 процентов глюкозы, поступающих в организм, — эти ресурсы идут на обеспечение связи между нейронами и поддержание здоровья клеток [13]. Мозг состоит из около 1,1 триллиона клеток, из которых от 85 до 100 миллиардов [14] — нейроны (мы называем их серым веществом), остальные — аксоны и глии (белое вещество). Глии выполняют функции метаболической поддержки. В частности, они укутывают проводящие нейриты (аксоны) слоем желеобразного вещества миелина (беловатого цвета белок, своего рода липидный футляр для нервов) и осуществляют переработку нейромедиаторов. Впрочем, все эти знания из сферы анатомии не слишком много говорят нам о том, как на самом деле

работает

мозг.

За разъяснением этого сложнейшего вопроса стоит обратиться к Говарду Филдзу из Калифорнийского университета в Сан-Франциско. Седовласый, добродушный, с заразительной улыбкой, Говард не только исследователь мирового класса, но и человек, который умеет доходчиво объяснять самые сложные вещи. Крупные открытия, касающиеся функций нейронов, делаются в наше время чуть ли не ежегодно, однако, по словам Филдза, правильнее всего было бы назвать их целью кодирование восприятия и действия. Ученый говорит, что нейронные клеточные тела представляют собой своего рода электрохимические цифровые переключатели, подсоединенные с помощью аксональных «проводков» к сложной сети внутри нашей головы. Человеческий мозг состоит из миллиардов нейронов, и каждый из них соединяется с десятками тысяч других, образуя

Каким же образом мозг человека разбирается в той невероятной лавине сигналов и раздражителей, которые каждое мгновение воздействуют на наши органы чувств? И каково его основное предназначение, если исходить из теории эволюции? По словам писателя Джона Медины, главная цель человеческого мозга такова — «выживать в нестабильной внешней среде, находясь практически постоянно в движении» [18]. Выполнение этого задания требует постоянного роста и адаптации к проблемам, с которыми человечество сталкивалось в стремительно менявшемся и полном опасностей мире. На протяжении многих тысячелетий человеческий мозг развивался рывками: одни когнитивные функции добавлялись, другие отмирали — в зависимости от пользы для выживания человеческого вида. (Наш мозг по-прежнему эволюционирует: одни функции он получает от рождения, а другие — как лишние и снижающие эффективность его работы — со временем исчезают [19].) В ходе всей истории развития человечества возникла структура мозга с гибкой архитектурой, нейропластичностью, а в результате развились нейронные сети, способные создавать базовые «строительные блоки» для восприятия и переработки сигналов, поступающих от органов зрения, слуха, обоняния и звука, которые, в свою очередь, эволюционировали в функции более высокого порядка, такие как речь, письмо, музыка и другие виды искусства [20].

Замечу, что говорить о развитии мозга как об окончившемся процессе не совсем верно, ведь если физические пределы его развития и есть, то конца эволюционному приспособлению не существует. Кто знает, как мы будем выглядеть и что будем уметь делать через миллион лет? Несомненно одно: современные факторы, создающие превосходство или, наоборот, преграды в эволюционном развитии, отличаются от тех, которые действовали несколько сотен тысяч лет назад.

В 2003 году, когда нашей дочери Грейс было всего полтора года, мы с женой взяли ее с собой в стодвенадцатидневный поход — 1930 километров пешком по прибрежной полосе от Орегона до Мехико [1]. Со временем воспоминания Грейс стерлись, но она до сих пор любит говорить о том путешествии. Во многом именно оно сформировало ее любовь к природе и укрепило связь в нашей семье. Бредя вдоль берега, мы втроем проходили мимо мам и пап самых разных вероисповеданий, игравших в песке со своими смеющимися малышами; мимо длинноволосых юношей и девушек в мокрых купальных костюмах, с энтузиазмом затаскивающих доски в волны океана; мимо крепких и бодрых людей пожилого возраста, которые, наклонившись вперед, шагали навстречу ветру; мимо тридцатилетних, выгуливающих собак разных пород и наблюдавших за тем, как их домашние любимцы время от времени забегают в воду и в восторге, мокрые, несутся обратно; мимо детишек всех возрастов, резвящихся на пляже или купающихся в океане, визжа, хохоча и обрызгивая друг друга водой. Я осторожно проходил за спинами рыбаков в ветровках, стоявших или сидевших на низких пластиковых стульчиках. Удочки были или у них в руках, или воткнуты в песок: поплавки на воде, ведра с приманкой стояли рядом со стульями. Я огибал расстеленные пляжные полотенца, на которых, закрыв глаза, загорающие наслаждались абсолютным бездельем. И почти на каждом лице я видел счастье во всех его проявлениях — от восторга до блаженного смеха и тихих улыбок, свидетельствующих о полной внутренней гармонии. Я чувствовал, что все время, пока я совершаю свое долгое путешествие по длинной границе между сушей и океаном, те же эмоции отражаются и на моем лице.

Ближе к концу нашей экспедиции вдоль западного побережья, прогуливаясь по берегу, я наткнулся на дом, выставленный на продажу. Было это в Калифорнии, на пляже Дель-Мар, в элитном местечке с несколькими домами, выросшими на песке. Оттуда виднелись улицы и холмы, застроенные большими домами. До воды от них было довольно далеко, но, без сомнения, из окон открывался прекрасный вид на просторы Тихого океана. А вот домик, о котором я говорю, был совсем крошечным: ветхое одноэтажное бунгало площадью в 244 квадратных метра и одной-двумя спаленками. По обеим сторонам от него возвышались дома гораздо большего размера. А сбоку, лицом к пляжу, стоял столб с прикрепленным к верхушке ящиком из оргстекла, внутри которого лежали рекламные листки с информацией об этой недвижимости. Я открыл контейнер и вытащил один флаер. За развалину площадью 244 квадратных метра просили 6,3 миллиона долларов.

Люди хотят жить ближе к воде и согласны платить за это несоразмерно большие деньги. Почему? Почему они готовы выкладывать столько за полоску земли и ветхий дом, пусть и в престижном, но ничем особо не примечательном маленьком калифорнийском городке? Переместившись всего на пять кварталов в глубь континента, можно в два раза дешевле купить вдвое больший дом и хоть каждый день ходить к океану пешком или ездить на велосипеде? (Кстати, в 2013 году оценочная стоимость упомянутого бунгало составляла уже 9,3 миллиона долларов — и это предложение по-прежнему считалось одним из лучших в округе.) А что заставляет людей выкладывать 120 тысяч долларов за полоску земли в треть метра шириной и полкилометра длиной, зажатую между двумя другими объектами недвижимости в Ист-Хэмптоне [2]? Почему люди, живущие в Калифорнии, Северной Каролине, Массачусетсе, Флориде и вдоль рек вроде Миссисипи, мирятся с эрозией, острым дефицитом метража, риском уничтожения жилищ в результате бури или наводнения и медленным, но стабильным вымыванием песка из-за океанских приливов или речного течения? За что они платят, в самом-то деле?

Стоимость маленького бунгало на пляже Дель-Мар служит наглядным примером того, насколько людям важна близость к воде: они хотят видеть и слышать ее с того места, где они едят и спят. И чтобы получить доступ к «синеве», готовы выложить уйму «зелени». Большинство агентов по недвижимости скажут вам, что «с видом на океан» — самая дорогостоящая фраза в английском языке (и, как вы убедитесь, практически на любом языке мира). «Возьмем недвижимость в Сан-Франциско, — говорит Эрик Джонсон из Sotheby’s Realty. — В одном и том же здании с одинаковой планировкой есть два пентхауса, но у одного окна выходят на город, а у другого — на океан. Так вот, второй будет стоить как минимум на полмиллиона долларов дороже».

Миллиарды людей сегодня живут в непосредственной близости к воде, но спрос на недвижимость у береговой линии, с видом на воду, по-прежнему велик, а предложений мало. Исходя из этого, а также подсознательного знания человека, что ему подходит лучше всего, один из простейших способов измерить и количественно оценить значение воды — это цена, которую люди готовы платить за ее близость.

Если бы вас попросили дать определение счастья, каким бы оно было? Летний полдень на реке? Успех в карьере? Здоровая и счастливая семья? Доска для серфинга и идеальная волна? Свидание с любимой? А может, это теплый щенок? Как известно, именно такими словами

[21]

сформулировал счастье известный карикатурист Чарльз Шульц.

Большинство людей, давая определение счастья, описывают не столько чувства, сколько условия, которые вызывают это чувство. Это объясняется тем, что представление о счастье крайне субъективно, и окончательное решение здесь за тем, кто, как выразились психологи Дэвид Майерс и Эд Динер, «живет под кожей человека» [4]. То, что мы называем счастьем, обычно включает в себя множество самых разных эмоций. Профессор психологии и психометрист (специалист, измеряющий знания, способности, настрой, личностные характеристики и уровень образования людей) Райан Хауэлл, проведя, по его собственному определению, «счастливые выходные» в Сан-Франциско, описал свои чувства так: «энтузиазм и полнота жизненных сил» во время прогулки по берегу океана; «спокойствие и расслабленность» на пикнике; «благоговейный восторг» от вида, открывающегося с парома на остров Ангелов, и чувство единения с людьми в процессе посещения фермерского рынка. И все это время — ощущение тесных семейных уз [5]. Так что же было счастьем — сумма чувств, испытанных на выходных, или каждый отдельный пережитый профессором опыт? Или и то, и другое?

Случай Хауэлла отражает то, что философы называют двумя разными видами счастья. Счастье первого типа человек переживает в конкретный момент — это следствие позитивных эмоций, которые приходят и уходят, меняясь в зависимости от обстоятельств и внутреннего состояния человека. Аристотель считал эту версию счастья своеобразным проявлением

гедонизма

— удовольствием, испытываемым посредством органов чувств. Зачастую это мимолетное состояние, поэтому во многих исследованиях, посвященных счастью, его называют

настроением

. А вот чувство единения, пережитое Райаном Хауэллом на фермерском рынке, — пример счастья второго типа, называемого

Самое интересное — попытаться объяснить не

Как утверждает Антонио Дамасио, нейробиолог-новатор из Университета Южной Калифорнии, эмоции участвуют практически в любой умственной деятельности. Они являются неотъемлемой частью цепочки «восприятие → распознавание образов → принятие решения → действие» и нередко возникают инстинктивно на этапе между восприятием и распознаванием образов. «Когда мозг воспринимает какой-либо стимул, — пишет Уинифред Галлахер в книге The Power of Place („Сила места“), — будь то пение птиц в деревне или визг колес автомобиля на городской улице, активирующая его ретикулярная система, этот нейронный переключатель в состояние обработки внешней и внутренней обратной связи, приводит нервную систему в боевую готовность. И тогда то, как мы идентифицируем испытываемые чувства, зависит уже только от нас» [14]. Это очень важный момент. По словам Дэниела Сигела, профессора клинической психиатрии медицинской школы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, «рациональная система заботится об анализе происходящего во внешнем мире, а эмоциональная — контролирует внутреннее состояние и беспокоится о том, как пойдут дела, хорошо или плохо. Иными словами… рациональное познание связано с внешними событиями, а эмоции — с внутренним состоянием» [15]. Это означает, что, хотя мы можем воспринимать и внутренние, и внешние события (чувствовать боль и видеть движения потенциального хищника), эмоции возникают

только

внутри нас.

Почему это так важно? Наукой доказано, что в формировании эмоций участвуют корковые поля головного мозга [16]. Однако «центральным коммуникатором», обеспечивающим связь между мозгом и телом, служат участки мозга, развившиеся первыми, — мозговой ствол (управляющий основными жизненными функциями, такими как дыхание, сердцебиение и кровяное давление, и обеспечивающий взаимодействие со всем остальным организмом) и лимбическая система (объединение структур мозга, участвующее в организации эмоционально-поведенческих реакций, а стало быть, и реакции «борьба или бегство», и включающее в себя, помимо прочих структур, базальные ганглии, гиппокамп, миндалевидное тело, гипоталамус и гипофиз).

Представьте себе моего коллегу Джамала Йогиса, автора книг Saltwater Buddha («Поиск Будды в соленой воде») и The Fear Project («Проект „Страх“»), купающимся во время тумана в океане у берегов родного Сан-Франциско. Джамал с детства занимается плаванием и серфингом, в воде он чувствует себя абсолютно свободно, в этой стихии он счастлив. Его мозг непрерывно выбрасывает в кровь поток химических веществ, вызывающих позитивные эмоции, — природные опиаты вроде эндорфинов (вызывающие эйфорическое, безмятежное состояние, известное под названием «эйфория бегуна»), окситоцин (вызывающий спокойствие и доверительное отношение к людям) и дофамин. Последний нейромедиатор вызывает чувство новизны, риска и награды, исследования чего-нибудь необычного, наслаждения физической активностью. Кстати, его действие лежит в основе многих видов лекарственной и наркотической зависимостей [17]. Перечисленные нейрохимические вещества синтезируются в организме естественным образом — можно сказать, это наша природная «аптечка». Они вырабатываются мозгом в результате инстинктивной и условно-рефлекторной деятельностей его нейронных систем.

Но продолжим рассказ о моем коллеге. Во время плавания Джамал вдруг замечает, что в пятнадцати метрах от него под поверхностью воды что-то происходит. Его мозг, от природы запрограммированный на избегание риска, первым делом ищет потенциально негативные стимулы [18], а затем включается инстинкт самосохранения. Сознание пловца еще не успело отреагировать, а зрительная кора уже посылает гиппокампу информацию для оценки: возможна ли угроза? Лимбическая система вопит: «Да-а-а!», и миндалевидное тело приводит организм в состояние повышенной боеготовности, затопляя мозг Джамала норэпинефрином (его еще называют норадреналином — гормоном «бодрствования») и давая разуму сигнал «оценить опасность

Судья Верховного суда США Поттер Стюарт прославился своим высказыванием о порнографии: «Сейчас я не стану пытаться точно определить, что соответствует этому описанию… но, увидев, я узнаю, что это она». До 2000-х годов нейрологи использовали аналогичный подход к изучению счастья (впрочем, и изучению эмоций в целом). Они полагались на способность испытуемых узнавать счастье, когда те его чувствовали, а также умение точно и четко описывать свои эмоции. Подобные самоотчеты до сих пор играют важнейшую роль во многих социологических и психологических исследованиях. Но в последние два десятилетия благодаря появлению аппаратуры ПЭТ и фМРТ-сканирования мы имеем возможность получить намного более полное и научное представление о нейрофизиологическом механизме этого состояния. «Исследования подобного рода показали, что человеческие эмоции — это не просто неясные переживания, а объективно реальные в научном смысле, поскольку их можно измерить в воспроизводимых экспериментах», — пишет научный журналист Майкл Гросс из Оксфорда [26]. Кроме того, сегодня мы можем получить намного более ясную картину того, что происходит в мозге даже тогда, когда человек, скажем, наслаждается прогулкой по пляжу.

Впрочем, надо признать, что чувство, которое большинство людей принимают за счастье, на самом деле состоит из множества разных эмоциональных состояний и, следовательно, включает выработку разных нейрохимических веществ в разных частях мозга. Например, новизна и интенсивность опыта, а также ожидание награды ведут к поступлению дофамина в зоны мозга, где происходит организация таких реакций, как возбуждение, мотивация, удовольствие, и осуществляется моторная функция. (Именно желание получить «дозу» «гормона радости» заставляет нас напряженно трудиться ради этого.) Некоторые другие нейромедиаторы, вызывающие ощущение удовольствия, включают: гамма-аминомасляную кислоту (ГАМК), которая, замедляя синаптические импульсы во всем мозге, рождает чувство спокойствия и благополучия; серотонин, вырабатываемый в мозге, пищеварительной системе и тромбоцитах и вызывающий чувство спокойствия, уверенности и безопасности; окситоцин — вещество, способствующее возникновению чувства благожелательности по отношению к людям. Нейроны «общаются» с помощью импульсов, которые, объединившись, могут превысить порог, возбудить нейрон и высвободить его потенциал действия в сторону целевых нейронов. Потенциалом определяется, какие действия (операции) (и с какой скоростью) выполняют нервные клетки. Иногда он подавляет их реакцию на обстоятельства, иногда замедляет, иногда ускоряет. Нейрохимические вещества влияют не только на лимбическую систему («эмоциональный» мозг), но и на высшие мозговые функции, которые, в свою очередь, заставляют нас принимать решения, определяющие ориентированный на получение счастья стиль поведения. Таким образом, счастье, наряду с другими эмоциями, формируется в масштабах всего мозга.

В 2013 году исследователи объявили о построении первых карт активности различных зон человеческого мозга

Там, где сливаются реки Аллегейни и Мононгиела, образуя реку Огайо, в городе, где находится Питтсбургский университет имени Карнеги — Меллона, по счастливому стечению обстоятельств расположились междисциплинарный отдел, специализирующийся на изучении социологии и методов поддержки принятия решений, и школа драматического искусства мирового уровня, в которой актеров обучают испытывать и передавать разные эмоции. Изучая нейронные «отпечатки» эмоций, исследователи университета помещали актеров в фМРТ-сканеры и просили их изобразить девять разных реакций: гнев, зависть, отвращение, гордость, печаль, страх, похоть, позор и счастье. (Примечательно, что только две из девяти можно отнести к позитивным — видимо, исследователей больше интересовали такие вопросы, как возбуждение и социальность, а базовым состоянием для их исследования считалось спокойствие.)

В 2011 году экономисты и исследователи окружающей среды Джордж Мак-Керрон и Сусана Мурато разработали приложение для смартфонов под названием Mappiness, с помощью которого им удалось провести опрос о субъективном ощущении благополучия среди почти 22 тысяч участников в разных уголках Великобритании. Люди, скачавшие бесплатное приложение и согласившиеся принять участие в исследовании, в течение дня получали условные сигналы, после которых отвечали, насколько они были счастливы в данный момент, где и с кем при этом находились и что делали. Далее, с помощью того же Mappiness и GPS ученые отслеживали точное местонахождение участников. В результате было собрано и проанализировано более 1,1 миллиона ответов — абсолютный рекорд для исследований подобного рода сегодня. Каков итог? В целом на открытом воздухе, на природе, люди чувствовали себя счастливее, чем в условиях города любого типа [32].

Исследование стало известным благодаря тому, что в нем приняло участие огромное количество людей, но оно лишь подтверждает то, что ученые, психологи и философы твердили в течение многих лет, десятилетий и веков и что известно всем нам на интуитивном уровне: местонахождение, несомненно, влияет на наше самочувствие. Несколько лет назад, решив разработать «индекс общественного благополучия», исследователи проанализировали влияние четырех различных видов «капитала» (человеческий, социальный, искусственный и естественный) на уровень удовлетворенности жизнью населения и в результате обнаружили, что — вот это новость! — «при оценке степени удовлетворенности жизнью люди учитывают окружающую естественную среду» [33]. В 2012 году в Оттаве было проведено два исследования с целью изучения зависимости между уровнем счастья и связью с природой. Они показали, что около тысячи участников определили связь с природой как уникальный фактор счастья, даже после коррекции с учетом других важных показателей, например отношений с друзьями и страны проживания [34]. «Взять хотя бы прогулки вдоль реки Оттава: пятнадцать минут такого занятия заметно укрепляют жизненные силы и усиливают позитивные эмоции», — прокомментировала результаты опроса одна из соавторов, профессор психологии Элизабет Нисбет из Трентского университета, во время дискуссии «Мозг и природа», организованной в 2013 году некоммерческой организацией Ecology Ottawa.

Таким образом, выбор места имеет большое значение для нашего самоощущения. Как утверждает итальянский психолог Марино Бонаюто, если человек хорошо вписывается в окружающую среду — иными словами, если в ней в значительной мере удовлетворяются его биологические и психологические потребности, — он по-настоящему счастлив [35]. В 2005 году Кэтрин О’Брайен, адъюнкт-профессор педагогики из Университета Кейп-Бретона в Сиднее и эксперт в области продолжительного состояния счастья, совместно с канадским Национальным центром велосипедных и пеших прогулок провела исследование, которое сама Кэтрин назвала «Опросом о восхитительных местах». Целью было узнать, какие именно составляющие люди считают необходимыми для того, чтобы чувствовать себя счастливым в той среде, в которой они находятся. И хотя многие респонденты называли города (Ванкувер, Сиэтл, Мельбурн и Богота), самым восхитительным в них, с их точки зрения, была природная среда: парки, пруды, деревья, реки и набережные [36].

Что же такое есть в природе, что вызывает у респондентов ощущение счастья? Судя по ответам, отчасти это объясняется воздействием опыта, переживаемого посредством сразу нескольких органов чувств: звуки воды, шум ветра, пение птиц или даже тишина; запахи земли, воды, цветов, свежего воздуха или морских водорослей; успокаивающие, но прекрасные своей новизной оттенки зеленого и синего, красного, желтого и оранжевого; движения листьев и воды под дуновением ветра, изменения на водной глади или в воздухе из-за проплывающей рыбы или пролетающей птицы; ощущение прохладной воды пальцами рук или ног; упругость земли или опавших листьев под босыми ступнями; повышенное внимание, необходимое для того, чтобы вовремя переступить через камень, сук, лужу или раковину. Весьма вероятно, что пребывание в архетипических, узнаваемых пейзажах (скажем, саванне или на побережье, где наши предки искали защиту от угроз окружающего мира и пищу) вызывает позитивные эмоции по причинам, обусловленных адаптацией к окружающей среде и связанных с выживанием. Об этом мы уже говорили ранее. ФМРТ-исследования в области воздействия природных ландшафтов на мозг человека, проведенные Ником Соуи из Стэнфордского университета, показали, что у некоторых людей вдохновляющий вид естественного пейзажа запускает в мозге те же нейронные структуры, что и пища, секс и деньги [37].