Вставать до рассвета – это искусство и, как всякое искусство, включает один процент таланта и девяносто девять процентов тяжелого труда. Таланта Элис было не занимать… оставался тяжелый труд: раскрыть глаза, заставить себя сбросить одеяло, собрать приготовленную с вечера одежду и, ежась от утреннего холода, прокрасться к окну. На ходу она натянула рубаху и штаны.

Окрестности тонули в тумане. Насколько можно разглядеть из окна комнатки, расположенной на третьем этаже башни, все затянуто серой пеленой. Как только встанет солнце, отсюда откроется вид на поросшие лесом холмы – до самых болот, но сейчас из зыбкого туманного марева поднимаются только стены замка да остроконечные кровли дворовых построек, лепящихся к основанию донжона.

Небо казалось зеркалом, в которое глядится затянутая туманом долина. На востоке оно начало наливаться красным, на западе сквозь туман бледным фонариком виднелась Алектина. Большая луна Ганелис всегда была ленивой – и светила тускло, и на покой уходила раньше маленькой яркой Алектины.

Элис распахнула раму и посмотрела вниз. Сегодня у ворот сторожил старый Анди, с ним она договорилась с вечера – мало кто решился бы нарушить волю хозяина замка, но старик согласился помочь. Когда заскрипела рассохшаяся рама, Анди выглянул из караульной башенки над воротами и махнул рукой молодой госпоже. Элис швырнула вниз башмаки и стала спускаться по ветвям дикого винограда, обвившим старую башню. Не слишком надежная замена лестнице, но Элис была достаточно легкой, чтобы ползучие побеги без труда выдерживали ее вес.

Пока она обулась и сбегала на конюшню, чтобы оседлать Мышку, Анди проковылял к воротам и вытащил бревно, служащее засовом. Элис вывела лошадь во двор, вскочила в седло… и тут увидела отца. Он как раз направлялся к башне, чтобы разбудить дочь. Она гикнула, ударила Мышку в бока пятками и поскакала к воротам, а Анди уже навалился на тяжелую створку, распахивая ее. Мышка помчалась галопом.

Анди побежал собрать несколько человек в помощь, Элис с отцом сели на лошадей. Старый вороной, боевой конь господина Энфрида, был спокоен, а Мышка волновалась, била копытом, и Элис пришлось успокаивать кобылу, поэтому она не следила за тем, что творится вокруг. К реальности ее вернул крик отца:

– Отворяйте!

Это означало, что катапульта готова к выстрелу. Бревно-засов уже вытащили из кованых петель, Анди с парнями по приказу господина навалились на створки, распахивая их как можно быстрее. Рыцарь пришпорил жеребца, устремляясь в открывающийся проем, Элис послала Мышку за ним.

Два всадника мигом преодолели расстояние до позиций осаждающих. Отец был прав – наемники глядели только на требушет и потому прозевали побег. Над головами с ревом пронесся снаряд, и тут же вороной обеими копытами ударил по мантелету, опрокинув его. Солдаты, стоявшие за щитом, с криками бросились врассыпную. Самого неповоротливого настиг клинок Энфрида, а рыцарь уже мчался дальше. Элис скакала в нескольких шагах позади отца.

Промелькнули удивленные лица наемников, вслед понеслись крики… Всадники осаждавших, расположившиеся в стороне, торопливо вскакивали в седла – они оказались не готовы, лишь несколько человек сразу устремились в погоню. Над группой преследователей раскачивались пестрые перья плюмажа – среди всадников был капитан.

Налетел ветер, качнул залитые лунным серебром ветки, и дядя тревожно огляделся.

– Здесь нельзя задерживаться, – заговорил он, увлекая Элис с каменного диска. – Следуй за мной. На рассвете нам нужно быть в замке, и ты должна знать свою роль. Я расскажу тебе все по дороге. Если, конечно, не наткнемся на джески.

– На кого? – окончательно растерялась Элис, – кто это? И что случилось с кругом камней? С небом, с долиной? И кто гнался за мной? И что за твари были с ним? И почему им не вредил мой меч, и что за оружие ты мне дал, и… и… и как тебя зовут?

Она сыпала вопросами, семеня за дядей и спотыкаясь на выступающих из земли корнях гигантских дубов. Родич тянул ее за руку, при этом он то и дело тревожно озирался. Под сводами леса было тихо и темно. Ветер гулял над деревьями, где-то в вышине раскачивались кроны, и лес наполнялся шорохами и скрипами.

– Мое имя Фенгрим, – ответил дядя.

Элис склонилась над мертвецом и провела кончиками пальцев по щеке. Кожа была гладкой и холодной. Ноги наконец отказали, и Элис села на пол. Подвал закачался перед ней, и огоньки свечей заплясали перед глазами. Встревоженные голоса стариков звенели в голове колокольным звоном. Дахем бормотал без умолку, что девочка совсем слабенькая, что она не справится, если с самого начала так плохо держится.

– Не говори глупости! – возразил мэтр Бейель. – Она целый день на ногах! И большую часть ночи! Она сражалась, и вообще, перед ней мертвый брат! Дай ей время, чтобы прийти в себя.

Элис взглянула на него с благодарностью: хоть одному человеку в этом безумном мире пришло в голову, что она устала и ей нужно время. Заодно разглядела нового знакомого. Мэтр Бейель был упитанным старичком, румяным и добродушным с виду. Правда, круглые щечки и аккуратно расчесанные седые кудри не вязались с кожаным фартуком, обильно покрытым подсохшими кровавыми пятнами.

– Ну вот, – широко улыбнулся ей мэтр Бейель. – Взгляд прояснился. Ну, моя добрая госпожа, давайте я помогу вам пересесть на стул, там удобнее. Да будет вам известно, я лекарь и исследователь. Скромно замечу, что никто лучше меня не разбирается в тварях Тьмы, чем ваш покорный слуга. Да и людей через мои руки прошло немало! Раны, переломы, всевозможные хвори и недуги… Да, я знаю толк во всем этом! Так что можете безбоязненно довериться мне.

– Этот толстяк слишком много болтает, – вставил Дахем, помогая Элис стянуть кольчугу, – но дело знает, это точно.

В поклонах и приседаниях, которым обучил Элис кузен, не было ничего сложного. Трудность состояла в том, чтобы не перепутать, перед кем как нужно сгибаться и приседать. Дрейн терпеливо растолковывал снова и снова, кто является ровней придворному Охотнику и заслуживает легкого кивка, а кому нужно отвешивать поклоны. И, что очень важно, приветствия всех прочих нужно вообще оставлять без внимания – глядеть сквозь них, будто перед тобой пустое место. Это было странно: человек обращается к тебе, говорит вежливые слова, а ты его не замечаешь?

Элис обратила внимание: Дрейн старается не глядеть ей в глаза. Может, таков здешний обычай? Или кузен, такой мужественный и храбрый, стесняется? Интересно, есть ли у него дама сердца?

Элис сама немного смущалась, особенно, когда Дрейн брал ее ладони в свои, чтобы показать, на сколько нужно отводить руки при поклоне. И когда урок закончился, ей было немного жаль. Она еще никогда не держалась за руки с таким красавцем… Но Фенгрим объявил, что большой прием вот-вот начнется и пора идти. Элис с Дрейном покинули башню вдвоем. Лохматые собаки проводили их ворчанием, а Дахем пробормотал что-то вроде пожелания удачи.

Двор замка, ночью такой пустой и тихий, сейчас кишел народом. Слуги, нарядные, как вельможи, и вельможи, суетливые, как слуги, сновали во всех направлениях, некоторые кланялись Охотнику, и Элис старательно наклоняла голову в ответ. Все пялились на ее изуродованное лицо, и девушку это смущало. Ей бы хотелось спрятаться от взглядов, а еще лучше умчаться отсюда со всех ног.