Пирс Кейлен натянул поводья, остановил коня на вершине холма и огляделся. Он долго неподвижно сидел в седле, переводя зоркие зеленые глаза с далеких гор и предгорий на поросшую деревьями равнину, пока наконец не остановил взгляд на приземистых строениях станции. Вьючная лошадь, которая везла инструменты его ремесла, замотала головой и принялась толкать мордой ногу хозяина, словно торопя его снова двинуться в путь. Лошадь была переправная и отличалась дурным характером и суетливостью, однако Пирс Кейлен, мастер-картограф из Кибблберри, был не таков, чтобы обеспокоиться из-за раздражительности животного.

Он очень внимательно смотрел на открывшуюся ему картину, однако ничего изменчивого, как ни всматривался, не увидел. Тридцатилетний опыт научил его замечать перемены окраски, скрытое движение или рябь миража, предупреждающие об опасности, но ничего такого заметно не было. Станция, построенная из нетесаных неошкуренных бревен, раскинулась рядом с прудом; кусочки коры облетали со стен и крыши, словно чешуйки с высохшей рыбьей кожи, — все было точно так же, как когда Пирс Кейлен проезжал мимо, отправляясь на разведку. Заостренные бревна частокола, окружающего строения, были все такими же прямыми, их острия выровненными, словно по линейке, — никаких признаков нападения Неустойчивости.

«Похоже, везение не изменило тебе, Пикль, дружочек мой, — подумал Пирс. — Три года на одном месте, и ни намека на искажение. Твой выбор был хорош».

Однако Пирс был слишком опытен, чтобы позволить себе благодушие. К станции не вело ни единой тропинки, вокруг не было заметно следов ни человека, ни животных. Серовато-зеленая трава и густые колючие кусты вокруг частокола выглядели так, словно их ничто не тревожило на протяжении жизни целого поколения, — одного этого Пирсу было достаточно, чтобы понять: Неустойчивость здесь ничуть не менее могущественна, чем всюду. Станция не была оплотом Порядка, хотя дом и службы теперь, через три года после того, как были выстроены, все еще стояли нетронутые и без порока. Здесь ничего нельзя было принимать на веру: в конце концов, вокруг простиралась Неустойчивость.

Отряд Благородных проехал по окраине Кибблберри быстрым галопом; шестерых женщин и пятерых мужчин окружали два десятка Защитников, позади слуги вели вьючных животных и ехали кинезис-наставники. Серая и коричневая, как предписывается мирянам, одежда Благородных была из лучшей замши, тонкого полотна и мягкой шерсти, а медальоны с гербами владений сверкали золотом и даже драгоценными камнями, что едва ли могло вызвать одобрение церкви. Защитники — все как один из столь же знатных семейств, как и те, кого они охраняли, — были прекрасно вооружены.

Керис Кейлен отложила работу и подошла к двери лавки, чтобы полюбоваться отрядом. Даже слуги Благородных лучше одеты и ездят на лучших конях, чем жители Кибблберри, подумала она. Зависти девушка не чувствовала. Благородные и их слуги были далеки от нее, как леса Восьмого Постоянства, хоть подобные товарищества довольно часто проезжали мимо. Керис никогда ни с кем из Благородных не разговаривала и сомневалась, что такое когда-нибудь случится: в лавку они не заглядывали. Если у Защитников возникала надобность в картах, они приобретались через посредника. Сами Благородные редко снисходили до покупок.

Отряд, должно быть, направлялся в Неустойчивость, но путешественники были веселы, шутили и флиртовали друг с другом, явно не думая об опасностях, ожидающих их за цепью часовен кинезиса. Они были молоды, красивы, казались такими беззаботными, — но Керис не поменялась бы местами ни с кем из них.

Слишком многие из этих молодых людей скоро распростятся с жизнью, выполняя свой долг Защитников; слишком многим женщинам предстоит растить своих детей без отцов, а потом потерять сыновей, как и мужей, убитыми или мечеными в Неустойчивости. Недаром на древнем языке Благородные назывались «вооруженными оружием отцов»: мужчины были рождены, чтобы носить оружие, а женщины — чтобы стать женами и матерями Защитников, как это происходило на протяжении многих поколений. Керис такой жизни не завидовала.