В ходе многочисленных бесед и дискуссий с читателями, среди которых были и крупные политологи, и политические деятели, и военные чины, автору пришлось столкнуться с интересным феноменом восприятия романа «Инквизитор» — единственного ранее издававшегося произведения из тех, что вошли в новую книгу «Русь окаянная». Большинство читателей были склонны считать его не художественным произведением, а политическим прогнозом, вынесенным на суд широкой общественности в форме романа.

Та легкость, с которой даже «подкованные» во всех смыслах люди принимали фантазии автора за реальные события, настораживает. К примеру, многие читатели решили, что появление В.В.Путина на политической арене и есть пришествие мессии, той самой Темной Лошадки, описанное в «Инквизиторе». Масла в огонь подливали СМИ, начавшие в один голос стращать население тоталитаризмом, диктатурой, реваншем спецслужб и т. д.

Предвосхитив эти события, автор в новой книге «Русь окаянная» предложил читателю поразмышлять над тремя важными вопросами: неизбежна ли диктатура (авторитаризм) в России, какую опасность она представляет и является ли преемник Ельцина кандидатом в диктаторы.

Большей части населения нынешней России с детства известно, что диктатура, за исключением диктатуры пролетариата, это плохо. А теперь попробуйте разобраться, кому и чем она угрожает?

Да, сегодня в России, наверное, самые демократические законы и самая демократическая Конституция. Но как заставить их работать в интересах общества? Может быть, возродить политработу: раз в месяц загонять господ потаниных и березовских на семинары, где разъяснять им, что такое демократия? Какую альтернативу диктатуре может предложить нынешний демократ, пугающий нас тоталитаризмом? Тем более, что Путин, скорее всего, является лишь предтечей диктатора, чья миссия — доказать, что без самых жестоких методов изменить что-либо в нашем государстве уже давно нельзя, можно лишь, как Топтыгин из сказки Салтыкова-Щедрина, «воробушка съесть».

Он в задумчивости шагал по огромному кабинету, сжимая в правой руке незажженную трубку, катализатор его мыслительного процесса, бывший обязательным атрибутом на всех картинах, отображавших вождя в бытовой обстановке. Мягкие кавказские сапоги неслышно ступали по ковру, слегка поскрипывая. Сталин не любил топота сапог, который напоминал ему то жуткое время, когда он был рядовым пехотного полка царской армии. Бравые унтеры, цвет любой армии, за несколько месяцев превращавшие любого деревенского лабуха в бравого солдата и защитника отечества, спасовали перед бывшим семинаристом, отказавшись от мысли обучить его строевому искусству и окружив его стеной презрения и насмешек. Военные не знали этого и в присутствии вождя старались блеснуть выправкой, вытянуться в струнку и как можно громче щелкнуть каблуками. В их понимании это должно было выражать преданность и Советской власти вообще, и лично ему, Сталину. Генералы Красной Армии не догадывались, что вызывают скрытое раздражение генсека в отличие от генералов НКВД, ступавших по паркету мягко и неслышно, словно кошки.

Он ходил взад и вперед, стараясь упорядочить полученную за последнее время информацию о положении дел в стране и в партии, хозяином которых он себя ощущал. В особых папках, доступ к которым имел он один, лежали информационные документы из НКВД, Партконтроля ЦК, СВРа (Советской военной разведки), а также письма старых партийцев, не понимавших, что происходит и за что они в свое время гремели кандалами на царской каторге.

Положение дел не радовало. Страна незаметно оказалась во власти новой криминальной буржуазии, нэпманов, которые скупили на корню всю государственную машину, партийный аппарат и уже подобрались к святая святых — вооруженному отряду партии, чекистам. То тут, то там проскальзывала информация о связях чекистских руководителей низшего и среднего звена с финансовыми воротилами и «акулами коммерции». Иностранные концессии фактически превратились в механизм перекачки на Запад российского сырья, а вырученные барыши уверенно оседали на европейских счетах «лучших представителей рабочего класса» из Торгсина, Совмина, обкомов и горкомов.

«Золотой телец» оказался сильнее ленинских идей. Новая экономическая политика, которую, скрепя сердце, ввел основатель партии (идеологами и практиками которой стали примазавшиеся к партии чуждые элементы типа Рыкова и «Коли Балаболкина»), оживила торговлю и ремесло, но начисто исключила индустриализацию. Тот самый хребет, на котором должно было вырасти государство нового типа. Вот уже семь лет прошло после окончания гражданской войны, а она фактически все еще продолжается. Со стрельбой и военнопленными. Террор не прекращается и носит уже не классовый характер. Страна в кольце врагов. Не поднимется индустрия, не создастся военная промышленность — сомнут. Посадят марионеточных правителей и превратят страну в сырьевой придаток. Где взять людей? Где взять деньги?

Он взял с письменного стола красную папку, развязал тесемки и вынул несколько листков бумаги. Это был список, принесенный несколько часов назад Ягодой. Стал читать: