Мэл ужом ввернул худенькое тело в узкую щель между холодной сырой стеной и выцветшим ковром. В эту половину замка, где жили три незамужние тетушки, он раньше не захаживал, но сейчас здесь происходило нечто необычное и волнующее. Расковыряв пошире дыру в ковре, прогрызенную мышами, затаив дыхание, он смотрел во все глаза. Стоны не прекращались уже несколько часов. Все мужчины удалились вниз, в большой зал, а сурово нахмурившиеся женщины Малмгарта управлялись с кризисом, знакомым женскому роду. Служанки без устали бегали от буфетной к спальне и приносили то, чего требовала от них акушерка.

Увидев Изу со свежими пирожками, которые испекла утром старая повариха, и с чайником, испускавшим горячий аромат, Мэл нахмурился. Пирожки она понесла акушерке и даже не оглянулась и не предложила хотя бы один Мэлу. Иза была самой доброй и самой пухленькой из всех служанок. Она принадлежала Мэлу, ему одному. В хлопотах по случаю преждевременных родов леди Айрины все совершенно забыли о том, что Мэлу пора ужинать и спать. В отместку он вытащил еще несколько ниток из старого ковра и злобно посмотрел вслед Изе.

Она вошла в комнату и тут же вышла. Взглянув на нее, Мэл понял, что она и думать о нем забыла.

Теперь, с появлением незнакомца, о нем забудет и дядя, лорд Руфус. Мэл подслушал, как об этом говорили леди Фэйрона и леди Эльга, сестры госпожи Айрины. Мэлу мало было известно о причине, по которой его забрали из дома на юге Бэркхолма. Знал лишь, что мать его умерла от той самой болезни, из-за которой мучилась сейчас госпожа Айрина. Поэтому его отправили в Малмгарт, а дядя, лорд Руфус, стал его опекуном.

У самого лорда Руфуса и госпожи Вирид детей не было, следовательно, по линии Руфуса наследника Малмгарта уже не будет. Ребенок Айрины, старшей сестры Руфуса, имел предпочтение перед маленьким Мэлом, племянником Руфуса. Госпожа Айрина не сочла нужным узаконить свой союз браком, и она имела на это право. Случись у лорда Руфуса незаконный ребенок, он не имел бы права на наследство. Ребенок же Айрины, мальчик или девочка, выживший и здоровый, должен был стать наследником Малмгарта.

Мэл видел Эйслин нечасто, когда нянька носила ее, плачущую, взад и вперед по двору, и потом, когда она, став побольше, пошатываясь, ковыляла по грубым плитам большого зала, а нянька неотступно следовала за ней, готовая подхватить ее, чтобы она не упала и не расшиблась. Но нянька не всегда оказывалась столь бдительной, и Мэл в глубине души был доволен, когда Эйслин падала, или же когда она, приласкав большую грязную гончую, пачкала красивое платьице. Мэла постоянно мучил тайный страх, что Руфус теперь, когда появилась Эйслин, выгонит его из дома. Он слышал, как об этом говорили служанки.

По общим отзывам, Эйслин была хорошеньким ребенком, и все женщины ворковали над ней, как только им выдавалась такая возможность. У Мэла это вызывало припадки ревности. Она доставляла много хлопот, а став побольше, чрезвычайно привязалась к Мэлу и повсюду увязывалась за ним. Он же не знал, как от нее избавиться. Ни дождь, ни грязь не являлись для нее преградой. Она ковыляла за ним, не обращая внимания на подол своего вышитого платья и тонкие, расшитые бисером туфельки. Он садился на пони и уезжал от нее. Она же неизменно ждала его возвращения, и когда он оглядывался на нее, то у него появлялось неясное чувство вины.

Когда ей исполнилось шесть, а ему десять, госпожа Айрина бросила тщетные попытки перевоспитать Эйслин. Если Эйслин отправлялась утром в дорогом, украшенном бисером платье из тонкого красивого материала, то она снимала это тяжелое одеяние где-нибудь на лужайке или в хлеву и оставалась в нижнем платьице, не мешавшем ей бегать, взбираться на стены и ездить верхом. Тесную обувь постигла та же участь. Ее либо было не отыскать, либо она дарила ее другому ребенку. К тому же прелестные шлепанцы после шумных игр за день превращались в обноски. К вечеру она сама выглядела, как лесная нимфа, в коротком платьице, опоясанная виноградной лозой. Ее распущенные светлые волосы, украшенные цветами, спутанной гривой спадали на плечи.

Мэл не знал, в какой день он попал под ее влияние. Возможно, это случилось в тот день, когда он разрешил ей сесть сзади него на лошадь — старого Болдхира уже давно сменила спокойная высокая кобыла. Они носились так, что ветер свистел в ушах, и смеялись, когда кобыла перескакивала через ручьи, а ветер уносил вдаль их крики. А может, это случилось в тот день, когда Мэл подкрался к ней в лесу, желая отпугнуть ее и навсегда от нее отвязаться. Он увидел, что она лежит на траве, окруженная мышами-полевками, и другие маленькие пушные зверьки спешили к ней из своих нор, откликаясь на ее зов. Голос ее звучал странно и тихо, а слова, что она произносила, были абсолютно непонятны Мэлу. Когда она заметила, что он подглядывает, то рассмеялась и произнесла одно короткое слово, отчего все зверьки тотчас же скрылись. Потом она опять что-то сказала, и на ее вытянутый палец уселась бабочка, а потом еще одна, пока ее рука не была полностью покрыта бабочками, а целое облачко других кружило над ее головой.

Мэл, покинув свое укрытие, приблизился, чтобы получше рассмотреть яркокрылые создания.

Эйслин теперь не так явно искала общества Мэла, она проявляла куда большую застенчивость, чем раньше. Мэл, к ее горькому недоумению, казался холодным и даже недружелюбным. А ведь раньше они относились друг к другу с безраздельным доверием и любовью. Его обращение с ней стало таким холодным и неестественным, что ей показалось, она как-нибудь ненароком обидела его. В компании он обращался к ней с подчеркнуто холодной вежливостью. Когда же она оставалась с ним наедине, он фактически давал ей резкий отпор, угрюмо замолкая или односложно отвечая на ее вопросы.

А началось это все, как думала Эйслин, с ярмарки, когда Хрока объявили будущим лордом Малмгарта. А может, причиной враждебного поведения Мэла явилось то, что она услышала голоса, принесенные ветром. Это произошло на следующий день после возвращения с ярмарки, когда они с Мэлом ехали верхом возле руин. Она так явно услышала чью-то речь, что даже повернулась к Мэлу, думая, что это он что-то ей сказал.

— Нет, не я, — сказал он сердито. — Я ничего не слышал. Это что, преступление, если мужчина хочет помолчать?

— Да, если так называемому мужчине только семнадцать, — пошутила она. — Ну правда, Мэл, я слышала голос.

— Это был, наверное, голос твоего мужа, Хрока, — съязвил Мэл.

В повозке сидели остальные мертворожденные. Все девять человек со своими опекунами радостно приветствовали девушку, когда Эйслин заняла свое место. Они общались друг с другом, не произнося ни слова, но Мердис казалось, что ее захлестывают волны возбужденной болтовни. Она не почувствовала, что покидает Малмгарт, сопровождаемая мощными порывами ветра, громом и яростными стрелами молний. Повозка ехала не так, как обычные повозки. Вместо того чтобы громыхать по избитой дороге Долин, она парила в воздухе среди густых облаков.

Эйслин напрягала все органы чувств, чтобы определить направление, по которому они двигались.

— Мы, Мердис, движемся на север, в Пустыню, это в другой стороне от битвы при Бретфорде. У Мэла и Руфуса не хватит времени, чтобы договориться с другими лордами, прежде чем захватчики высадятся на наш берег. Почему мы движемся на север, когда битва происходит на юге? — она говорила громко, так чтобы все слышали, не обращая внимания на попытки Мердис заставить ее замолчать.

Одетый в серую одежду возница обернулся. Лица его в падавшей на него тени от капюшона не было видно. Он ответил:

— Если люди Долины не согласятся на их лидерство, Долины опять будут уничтожены. Их вооружение и войска не идут ни в какое сравнение с Ализоном.

Эйслин мерила шагами узкое пространство своей тюрьмы в замке Бретфорда. На полу комнаты была выложена пятиконечная звезда. На каждой ее вершине стояла свеча, распространявшая отвратительный запах. Когда Эйслин пыталась пересечь невидимую линию, неведомая сила останавливала ее, словно она упиралась в стену. Дуру со злорадством смотрел на узницу. Радость омрачали лишь неблагоприятные сводки с поля сражения.

— Ваши люди окружили нас, — сказал он с иронией. — Ну да это пустяки, все их потуги бесполезны. Никакого сравнения с нашими превосходящими силами они не выдержат. У нас имеется двести обученных воинов и четыре военные машины. Одну из них ты уже видела в работе. Каждая машина может заменить сотню воинов с луками и мечами.

— Их сила ничего не значит. Против них восстала вся природа, — ответила Эйслин. — Скалы, деревья, вода, воздух и сама земля — она раскрылась, чтобы поглотить их. Землетрясение — это предупреждение захватчикам. Море и гиганты, что живут в нем, ждут нашей команды. Мы, мертворожденные, явились защитить то, что спрятано в Пустыне. Теперь мы защищаем то, что любим. Захватчики на этот раз не пройдут.

Дуру сердито фыркнул, уязвленный правдой ее слов. Он слышал, как грохотала земля, и собственными глазами видел пожары и молнии в горах. Гавань, обычно спокойная, вздыбилась и закрутила вихри. Люди не могли сойти с кораблей, чтобы добраться до берега. Гигантские спины с острыми плавниками вспарывали поверхность воды. Что-то огромное и незнакомое кружило возле кораблей.

Дуру запальчиво сказал: