I.

Ночной туман густой непроницаемой пеленой все ещё окутывал большую часть Айри. Капельки росы оседали на голых руках и кожаной куртке наблюдавшего. Он слизнул с губ влагу. Но он не сделал ни шагу к укрытию, а продолжал сидеть там же, где провел все эти долгие часы темноты. Яростный гнев привел его на вершину скалы возле деревни его племени. И что-то очень похожее на настоящее отчаяние удерживало его там.

Он уперся скуластым подбородком сильным раздвоенным и упрямым — на ладонь грязной руки и пытался разглядеть прямоугольные постройки в разлившемся внизу тумане. Прямо перед ним, конечно же, был Звездный Зал И когда он изучал грубые каменные стены, его губы изогнулись, словно в беззвучном рычании Быть одним из Звездных Людей, почитаемых всем племенем, посвятить свою жизнь сбору и хранению знаний, прокладывать новые тропы и исследовать затерянные земли — он, Форс из клана Пумы, никогда не мечтал ни о какой другой жизни. Вплоть до того часа Совета-у-Костра прошлой ночью он продолжал надеяться, что ему будет дано право вступить в Зал. Но он был ребенком или идиотом, если надеялся на это. Пять лет его пропускали в отборе юношей, словно его вовсе не существовало. Почему же его достоинства вдруг показались бы ослепительно яркими на шестой раз? Да хотя бы потому, — его голова упала, а зубы стиснулись, — что наступил последний год, самый последний для него. На следующий год он перейдет предельный для неофита возраст.

Может быть… если бы его отец вернулся из той экспедиции, если бы он сам не носил столь явного клейма… его пальцы вцепились в густые волосы на голове, он больно дернул их, словно хотел вырвать их с корнем. Его волосы были самым худшим. Они могли забыть о его нокталопии и чересчур остром слухе. Он мог скрыть это, как только узнал, насколько это опасно — отличаться от других. Но он не мог спрятать цвет своих коротко подстриженных волос. И это стало его проклятием с того дня, когда отец привел его сюда У других его соплеменников были каштановые или черные или, в худшем случае, выгоревшие на солнце желтые волосы. У него же они были серебристо-белые и показывали всем людям, что он мутант, отличный от остальных людей его клана Мутант! Мутант! Больше двухсот лет, с тех черных дней хаоса, последовавшего за Великим Взрывом, атомной войной, этого слова было достаточно, чтобы приговорить его без суда. Страх диктовал это сильный инстинктивный страх всей расы перед кем-либо о меченным проклятием иного телосложения или не обычных способностей О том, что случилось с мутантами, с теми несчастными, кто родился в первый год после Взрыва, рассказывали страшные сказки В те дни некоторые племена предприняли решительные шаги, чтобы позаботиться о сохранении в чистоте или почти в чистоте человеческой расы Здесь, в Айри, далеко в стороне от разбомбленных и зараженных секторов, мутации были почти неизвестны. Но у него, Форса в жилах текла кровь равнин зараженная и нечистая и с тех пор как он вообще себя помнил, ему не позволяли забыть об этом. Пока жил его отец, было не так уж и плохо. Другие дети дразнили его и затевали драки. Но уверенность в нем отца как-то помогала даже это считать естественным. И вечерами, когда они уединялись от остального Айри, он подолгу читал и писал, учился составлять карту и наблюдать, заучивал сведения о верхних и нижних слоях, следах. Даже среди Звездных Людей его отец был мастером по инструктажу. И Лэнгдон никогда не сомневался, что его единственный сын Форс последует за ним в Звездный Зал. Поэтому, даже после того, как отец не сумел вернуться из путешествия в Нижние Земли, Форс был уверен в своем будущем. Он сделал себе оружие: длинный лук, лежащий сейчас рядом с ним, короткий острый меч, охотничий нож все своими собственными руками, согласно Закону. Он изучил следы и нашел Люру, свою большую охотничью кошку выполнив таким образом все условия для Избрания. Пять лет он каждый сезон подходил к Костру, само собой разумеется, питая все уменьшающую надежду, и каждый раз его игнорировали, словно его вообще не существовало А теперь он был уже слишком взрослым, чтобы отложить попытку Завтра, нет, сегодня он должен будет сложить свое оружие и подчиниться диктату Совета Вердикт предопределен его будут терпеть и это все, на что может рассчитывать мутант, работая на одной из скрытых в пещере гипроферм. Больше никакого обучения, никаких пятнадцати или двенадцати лет скитаний по Нижним Землям с предвкушаемыми в дальнейшем почетными годами жизни в качестве инструктора и хранителя знаний. Звездного Человека, исследователя диких мест повсюду, где Великий Взрыв сделал окружающее враждебным для человека. Он не будет принимать никакого участия в поисках старых городов, где могли быть найдены и доставлены в Айри забытые знания, в нанесении на карту дорог и троп, помогая принести свет во тьму Он не мог отдать эту мечту на волю Совета!

Из темноты донесся знакомый вопросительный звук, и он рассеянно ответил мысленным согласием От кучи камней отделилась тень Она подкралась к нему на бархатистых лапах, волоча по мху покрытый мягким мехом живот Затем мохнатое плечо, почти такое же широкое, как и его собственное, толкнуло его, и он опустил руку, чтобы почесать за ушами Люре не терпелось Своими широкими ноздрями она чуяла все запахи дикого леса и рвалась на охотничью тропу. Рука на голове удерживала ее, и она полунегодовала на это. Люра любила свободу. Служила она по собственному выбору, так требовал обычай ее рода. Форс был горд два года назад, когда самый прекрасный меченый котенок из последнего помета Канды выказал предпочтение его обществу. Однажды сам Ярл — Звездный Капитан — заметил его гордость! Как это подняло надежды Форса! Но из них ничего не вышло, у него осталась только сама Люра. Он потерся горячей щекой о поднявшуюся к нему горячую голову. Она снова издала легкий вопрошающий звук, донесшийся из глубины ее горла. Она понимала его несчастье.

Поскольку он никогда раньше не был в Прайме, Кану Карру, мечнику третьего класса, арчу, больше всего хотелось оставить свое узкое сиденье и смотреть в иллюминатор на башни, возносившиеся в бледно-голубое утреннее небо. Но сделать это — значит проявить себя зеленым новичком, и ему пришлось удовлетвориться беглыми взглядами. Больше чем когда-либо он негодовал на судьбу: явившись в штаб-квартиру на месяц позже своего класса, он был, вероятно, единственным новичком среди ожидающих назначения в зале найма. Само пребывание в Прайме действовало возбуждающе. Это была цель, к которой они направлялись десять лет упорных тренировок. Кана Карр опустил походный мешок и вытер влажные руки о ткань брюк: хотя стоял прохладный день ранней весны, он потел. Жесткий воротник новой зелено-серой куртки резал горло, бока шлема терли, а личное снаряжение весило больше, чем когда-либо раньше. Он остро сознавал обнаженность ремней, скрещивающихся на его плечах, и то, что шлем его был еще без верхушки. Его окружали ветераны, блестевшие многочисленными знаками отличия за успешно выполненные операции. Что ж, в который раз повторял он про себя, достичь такого положения — лишь вопрос времени. Каждая из этих сверкающих фигур когда-то тоже была лишена знаков отличия и стояла в такой же неуверенности… Внимание Каны привлек другой цвет, ослепительно яркий среди волн серо-зеленого и серебряного. Губы его сжались, голубые глаза, поразительно живые на его смуглом лице, приобрели холодное выражение. У входа в здание приземлился мобиль. Из него выбрался приземистый человек, закутанный в ярко-алый плащ. За ним — еще двое, в черном и белом. И, как будто их прибытие послужило сигналом, солдаты-земляне расступились, образуя широкий проход к двери. Но это не знак почета, яростно напомнил себе Кана Карр. Земляне на своей планете не оказывали почестей галактическим агентам, разве что в таком стиле, который подчеркивал их неприязнь. Обязательно наступит время, когда… Сжимая кулаки, следил он, как красный плащ и сопровождающие его галактические патрульные исчезли в зале найма. Кана прежде не общался непосредственно с агентом. Негуманоидные существа, которые были его инструкторами после того, как выяснилось, что он способен усвоить чужие знания, принадлежали к совсем другим классам. Может, потому, что они были негуманоидами, он никогда не думал о них, как о членах Центрального Контроля, которые несколько поколений назад так жизнерадостно назвали обитателей Солнечной системы «варварами», не пригодными для галактического гражданства, за исключением предоставленных им узких рамок.

Он сознавал, что далеко не все его товарищи так же негодуют из-за этого, как он. Большинство его соучастников, напротив, были вполне довольны уготованной им судьбой. Открытое неповиновение означало рабочие лагеря и никаких шансов на выход в космос. Только солдат, обученный военному делу, имел возможность отправиться к звездам. И как только Кана уяснил себе это, он решил стать образцовым арчем и даже на ходил в обучении утешение, которое смягчало его жгучую ненависть к тем, кто мешал ему занять достойное место среди звезд.

Резкий звук военного свистка вернул его на землю к насущным проблемам. Кана надел на плечи мешок и поднялся по ступеням, по которым только что прошел агент. Оставив мешок на полке у двери, он занял место в ряду людей. Мехи в своих серо-синих комбинезонах и пузырчатых шлемах превосходили по численности арчей в этой части зала Поэтому, даже окруженный своими, Кана чувствовал себя здесь таким же одиноким, как и на улице.

— Они пытались прикрыть крышку, но Фальфа отказался от назначения своего легиона, — говорил слева от него мех, человек лет тридцати, с десятью почетными нашивками, не делая усилий, чтобы приглушить свой громкий голос.