История — не просто собрание фактов; это сложнейшая паутина «если бы». Если бы Наполеон не проиграл битву при Ватерлоо, если бы революция американских колонистов потерпела поражение, если бы гражданскую войну выиграл Юг, а не Север… Таких «если бы» существует бесконечное множество, они возбуждают воображение и вызывают многочисленные размышления. Иногда важнейший поворотный момент истории может быть сведён к единичному действию: смерти одного человека, внешне самому обычному решению.

Не только история народов и планет зависит от набора этих «если бы», но и жизнь каждого из нас. Если мы опоздаем на пять минут или придём на десять минут раньше на встречу, если мы сядем в один автобус и пропустим другой, вся наша жизнь может совершенно измениться.

Существует фантастическая идея, что история мира расщепляется при каждом таком решении. Следовательно, существуют ряды параллельных миров, возникших в результате такого исторического выбора. Согласно этой посылке возможно изобретение какого-нибудь транспортного средства, с помощью которого человек может перемещаться не вперёд и назад во времени, а поперёк времён, попадая, например, в современный мир, возникший в результате успешной колонизации викингами Северной Америки, или такой, в котором Вильгельм Завоеватель никогда не правил Англией.

Но если подобную игру можно изобрести на Земле, то почему бы ей не существовать на других планетах галактики, когда люди отправятся на них?

Представьте себе планету, на которую сел земной космический корабль или целый флот таких кораблей. Уставшие космические путешественники, к тому же подвергшиеся в долгом пути мутациям, с благодарностью ощутили под ногами твёрдую почву. Но планета заселена аборигенами, находящимися на уровне варварства. Земляне многое могут дать им. И вот, не сознавая своего преступления, земляне вмешиваются в дела туземцев. Но по мере того как сменяются поколения, пришельцы начинают понимать, что каждый народ должен сам сражаться за цивилизацию, что слишком легко приобретённые дары приносят вред, что каждый мир обладает неотъемлимым правом самому определять свою судьбу.

Погода для «холодного» времени года была весьма необычной. Снег так и не выпал, даже на вершинах хребтов и на горных перевалах; над полями, покрытыми колкой стернёй, дули тёплые ветры, хотя они же сорвали с деревьев большую часть серебристо-зелёной листвы. Вместо снега растительность лесов и пастбищ убивала сухость. Погода как будто подтверждала необычность происходящего на Горте. По крайней мере в тех частях Горта, которые населяют люди после отлёта звёздных повелителей.

Звёздные повелители, со всей своей мощью, возвысили гортиан над дикими животными, защитили их, как владелец крепости может сохранить жизнь объявленному вне закона или бежавшему с поля битвы. Но теперь звёздные повелители ушли — что станется с гортианами?

Кинкар с’Руд стоял под развевающимся на ветру вымпелом из шкуры морда — флагом крепости Стир, — проводя долгим задумчивым взглядом по линии холмов. Плащ, искусно сшитый их полосок мягкого меха суарда, немало шкурок которого Кинкар самолично добыл в одиноких охотничьих вылазках в горы, силой этого странного тёплого ветра прижимался к телу. Кинкар вёл наблюдение с верхней площадки сторожевой башни, готовый заметить любое движение на синеватых полях владения. Кинкар не гигант, он не мог соперничать ростом со звёздными повелителями, но для своих лет он достаточно силён, а в искусстве боя мечами уже превзошёл своих учителей-воинов. Он крепко сжимал ладонью с шестью пальцами каменный парапет, а над головой его продолжал щёлкать на ветру вымпел.

Он сам вызвался на этот одинокий пост, чтобы уйти подальше от коварных подстрекательств Джорда. Тот считал, что уход звёздных повелителей открывает перед гортианами новый и ясный день. Какой день? Глаза Кинкара, голубовато-зелёные, раскосо посаженные на юном лице, сузились при этой тревожной мысли и стоящими за ней смутными подозрениями.

Он, Кинкар с’Руд, сын Дочери Владения и, следовательно, по праву крови будет править крепостью, когда Вурд с’Джастар уйдёт в Общество Троих. Но если он покинет владение, хозяином здесь станет Джорд. С тех пор как давным-давно его из города привезли в эту далёкую горную крепость, Кинкар услышал и узнал многое и теперь понимал, с чем столкнётся, когда Вурд удалится в мир теней.

На ночь Кинкар укрылся под нависающей скалой. До наступления темноты он миновал высшую точку перевала Коготь Морда и немного спустился до начала лесов. Но ему не хотелось в темноте углубляться в дикую местность. Хотя горы отчасти защищали от ветра, здесь было гораздо холоднее, чем в долине крепости, поэтому Кинкар развёл небольшой костерок в расселине, а Воркен сидела на седле, снятом с Сима, наблюдала за хозяином и время от времени тревожно расправляла крылья, прислушиваясь к звукам в деревьях и кустах.

К его услугам были острый слух Воркен и способность Сима далеко чуять зверей, и потому Кинкар не беспокоился. Его друзья не покинут костёр и оба сумеют вовремя предупредить его об опасности. Конечно, главная опасность исходит от бродячих разбойников, а не от зверей или летающих существ. Гигантские ca-морды высот не охотятся по ночам, а суард, достаточно крупный, чтобы представлять угрозу, побоится приблизиться к огню.

Кинкар нарезал добычу Воркен, насадил куски на заострённый прут, чтобы поджарить их. В седельном мешке он нашёл жёсткие походные лепёшки, которые способны поддержать человека много дней на ногах в лишённой пищи пустыне. Реген — опытный воин, и теперь, когда у Кинкара появилась возможность проверить содержимое сумок, он оценил предусмотрительность и опыт, с которыми их упаковали. Пищевые концентраты, хорошо известные охотникам, рыболовная леска с крючками, одеяло из шкуры брага, его водоотталкивающая поверхность способна предохранить от сырости даже в худшую бурю, небольшой набор инструментов для починки упряжи и оружия и, наконец, — маленький, заботливо перевязанный свёрток из прочной кожи. Кинкар с любопытством ощупал его. Судя по тщательности, с какой его завернули, там хранилось что-то очень ценное. Но развернув свёрток, Кинкар удивился. Он был уверен, что раньше такого никогда не видел. Овальный камень, тускло-зелёный, гладкий, словно подвергался воздействию бесчисленных лет в воде, а не отшлифован руками человека. Но в узком конце было просверлено отверстие, а сквозь него пропущена металлическая цепочка. Очевидно, камень следовало носить на шее.

Кинкар осторожно высвободил камень из обёртки и взял в руку. И тут же чуть не выронил: коснувшись его кожи, камень слабо засветился и стал ощутимо тёплым, как будто обладал собственной жизнью. Кинкар затаил дыхание, сжав камень в кулаке.

— Лор, Лой, Лис, — прошептал он почтительно, и ему показалось, что от одною произношения этих Имён камень ещё больше потеплел.

Странное эхо барабана заставляло Кинкара вздрагивать. Ему действовали на нервы удары то с одной, то с другой стороны, ему хотелось побыстрее обнажить меч, прижать его к коленям и помчаться навстречу противнику. Но те, с кем он ехал, не готовились к бою, и ему стыдно было выдавать свою тревогу.

В то же время он думал о цели их пути. Небесный корабль в этой пустыне. О ней ходило много слухов, но такого — никогда. Огромные корабли, удивившие весь Горт, стояли на площадке за пределами ныне покинутого города Терран. И они улетели, поднялись в светло-розовое небо Горта и больше не вернулись. Может, здесь остался один из них? Когда наступали передышки в пыльной буре, Кинкар поднимал голову, пытаясь разглядеть металлическую колонну небесного корабля, рядом с которой всё должно казаться маленьким.

Но не видел ничего, кроме извивавшейся между каменными столбами тропы — свидетельства того, что люди побывали здесь. Столбов со временем становилось меньше, и теперь, когда они не окаймляли дорогу, появилась опасность сбиться с пути в этих облаках летящего песка. Лорд Диллан замедлил скорость, иногда ненадолго останавливался, прижимая руку к груди, словно сверяясь с каким-то талисманом. И после каждой такой остановки чуть изменял направление направо или налево.

Потом, так же быстро как и поднялся, ветер стих, песок улёгся наносами тонкой пыли, и стало видно путь впереди. Они оказались на подъёме, где довольно далеко от них Кинкар заметил движущиеся точки — женщины со своим охранником. Неожиданно эти точки исчезли. Должно быть, там начался спуск, сообразил Кинкар, причём крутой, так как исчезли они почти мгновенно.

Подъехал Джонатал, тыльной стороной ладони стирая пыль с маски. Хрипло проговорил:

Кинкар вздрогнул. Можно ли ему наконец распутать Воркен, чтобы поплотнее закутаться в плащ им обоим? Раненый и испуганный, морд мог искалечить его: в маленьком теле, которое прижимал к себе Кинкар, скрывается большая мышечная мощь. А боль на груди отнимала и силы и решимость бороться.

Кинкар так глубоко погрузился в свои проблемы, что не обращал внимания на поднявшийся вокруг шум. Он понял только, что нападение на внешние врата вынудило звёздных повелителей принять торопливое решение, которое может оказаться опасным. Последовал спор, закончившийся разрушением и вторых врат, тех, что привели их на эту равнину. Теперь они были привязаны к этому месту.

Кинкар склонился к Воркен и, тихонько разговаривая с ней, подражая её крикам, осторожно распутал плащ. К его огромному облегчению, она не ответила немедленным ударом лап, вооружённых острыми когтями. А когда Кинкар решился совсем раскрыть плащ, Воркен посмотрела на него так, словно события последних часов смягчили её свирепый характер. Протянув лапу, она вцепилась в луку седла, как цеплялась за ветку дерева, выбранного для насеста.

Кинкар накинул плащ на них обоих, хотя двигался медленно, потому что боль от Связи растекалась по плечу и руке. Хорошо, что не нужно больше держать меч. Он сомневался, что выдержал бы сейчас его тяжесть.

Осмотрев крыло Воркен, юноша обнаружил на его кожистой поверхности свежий ожог. Воркен позволила ему это, потом повернула голову и принялась облизывать рану. А когда Кинкар хотел взглянуть ещё, предупреждающе зашипела. Пришлось позволить ей лечить рану по-своему. Кинкар был уже доволен, что Воркен едет под плащом спокойно и не протестует.

Слабого ветерка хватало только на то, чтобы тихо шелестеть в листве. Распластавшись как заправский охотник, Фуртиг лежал на толстом суку дерева. Однако его охотничьи когти не были надеты на руки, оставаясь пристёгнутыми к поясу. Он чутко ловил ветер расширенными ноздрями. Но ни одного полезного запаха не доносилось. Фуртиг взобрался на дерево не для того, чтобы совершить изящный охотничий прыжок на проходящую внизу жертву. Он просто хотел оглядеть окрестности. Взобравшись, он понял, что придётся лезть ещё выше: сквозь плотную завесу листвы ничего не было видно.

Он был по-звериному грациозен. Когда-то его предки ходили на четырёх конечностях, Фуртиг передвигался на двух ногах, только в минуты крайней спешки или опасности он опускался до бега на четвереньках. На деревьях он чувствовал себя как дома. Впрочем, его предки, подвижные и любознательные, тоже замечательно лазали по деревьям. Вот и теперь Фуртиг с врождённым умением балансировал на тоненьких веточках.

Наконец он добрался до просвета в листве и смог оглядеть окрестности. Дерево, на которое он взобрался, росло на холме, и местность вокруг хорошо просматривалась.

По округе уже прошлись первые заморозки, хотя сегодняшний день ещё был тёплым. Прямо под Фуртигом простирались заросли высокой травы, вдали темнели зловещие тени. Трава пожухла и побурела, значит, до сезона холодов осталось совсем немного. Но ещё меньше оставалось до Состязания Умелых.

Сжав потемневшие губы, Фуртиг тихонько зарычал по-бойцовски, непроизвольно обнажив белые молодые клыки. Готовясь к воображаемому бою, он прижал уши к черепу и вздыбил шерсть на загривке. В дополнение картины он грозно распушил хвост.

О появлении гостей разведчики доложили после полудня. Однако до Пещер делегация добралась только к темноте. В этот сезон Состязания проводились в Пещерах, и гости должны были добираться сюда. На следующий сезон Состязаний Народ Фуртига должен будет пересечь большое расстояние, чтобы добраться до места проведения турнира.

Все молодые воины и те, кого не выбрали в прошлые сезоны, выстроились в ожидании начала испытаний. Несколько воинов не пришли, потому что Старейшины поручили им неотложные дела.

Рассматривать гостей в упор считалось неприличным, но воины оглядывали друг друга, оценивая способности предполагаемых противников, сравнивая прошлогодних чемпионов и нынешних претендентов, шагающих рядом с малышами и женщинами, и бросая взгляды на кружок Выбирающих.

По мнению Фуртига, среди Выбирающих не было никого красивее Фас-Тан, девушки из пещеры Формура. Правда, соперники Фуртига были тоже интересны и сильны. Так что Фуртиг лишь вздохнул: у него не было почти никаких шансов привлечь внимание Фас-Тан.

Благодаря неким странным законам наследственности, которые явно прослеживались в линии её родственников, Фас-Тан обладала особым цветом и особой длиной волос, что только придавало девушке красоты. Мягкое облако вокруг её головы было раза в три больше жёсткого меха на загривке Фуртига. И цвет, переходящий от тёмно-каштанового в почти молочный, но безо всяких пятен или полосок. Тёмный хвостик, пушистый, как и голова, был расчёсан гребнем из рыбьих костей. Таких гребней возле пещеры Формура появлялось великое множество. Их приносили те, кто надеялся заслужить внимание Фас-Тан, поймать на себе хоть один её взгляд. И если она принимала вещь, сделанную чьими-то неуклюжими руками, этого хватало воину, чтобы целый день гордо расхаживать у Пещер.

Фуртиг осторожно пробирался вперёд. Ещё не рассвело, но для его глаз было довольно светло. Следовало пересечь обширное открытое пространство по западную сторону от Логовищ Демонов под прикрытием темноты. Он так решил, несмотря на то, что весь предыдущий день, проведённый в наблюдениях, не принёс информации о каких-либо признаках жизни. И сейчас, торопливо шагая по равнинной траве, он не мог обнаружить ни заметённых следов, ни других знаков, указывающих, что в Логова или из них кто-нибудь ходит.

Но чем ближе он подходил к Логовам, тем хуже становилось у него на душе. Даже издали было видно, что по высоте Логовища превосходят уступ, где располагались Пять Пещер. Какими Логовища окажутся вблизи, Фуртиг и представить не смел. И вот теперь, подойдя ближе, он едва не падал навзничь, задирая голову вверх в попытке оглядеть упирающиеся в небо вершины этих чудовищ.

Они просто ужасали. Войти внутрь означало для Фуртига добровольный поход в западню. Но как же Гаммаж? Он-то там, в Логовах. Впрочем, что если Предок умер? Тогда его молчание, длившееся вот уже несколько сезонов, могло быть объяснено смертью, а вовсе не тем, что его одолела неправильная идея.

Чутьё Фуртига значительно уступало в остроте нюху, скажем, Лайкеров. И всё-таки Фуртиг поднял голову, тщательно стараясь уловить основной запах. Народ Гаммажа всегда метил свою территорию. В лесах пометки оставались в виде царапин на деревьях, на равнине помечали оставленным запахом. Однако дувший со стороны Логовищ ветер не доносил никаких особых запахов, только пригибал траву. Пахло увядающими стеблями и травяной живностью. Мышь, кролик. Больше ничего.

Став на четвереньки, Фуртиг припустился охотничьей рысью, прислушиваясь к шорохам вокруг. Шуршала трава под ветром, под ногами Фуртига. От шелеста некуда было деться. Слева подпрыгнуло что-то испуганное. Кролик.

Фоскот явно содрогнулся от боли, но продолжал прижимать языком отверстие в коробочке. Было видно, что это доставляет ему мучение, но он держался, пока не выбился из сил. Потом, закатив глаза и уронив голову, он откинулся на руки Фуртига.

Второй пленник вновь проворчал:

— Зря теряем время. Или ты оставляешь нас здесь на корм Крыстонам или дашь мне возможность доказать, что я ещё воин.

В голосе незнакомца не прозвучало ноток просьбы. Фуртиг и не ждал просьбы. Не в обычаях Народа выпрашивать что-либо у чужих. Однако, оставив Фоскота и передатчик, он подошёл к незнакомцу и перерезал путы.

Затем Фуртиг снова вернулся к Фоскоту. Незнакомец был прав: благополучно выбраться из этих нор они не имели никаких шансов. Крыстоны выследят беглецов быстрее, чем те сумеют сориентироваться. Так что не следовало терять время. Но уверенность Фоскота придала ему сил.

Едва Фуртиг проснулся, как, даже не открывая глаз, понял, что он не один. Он тихонько втянул воздух. Запах не был мускусным, как у Крыстонов, скорее пахло кем-то принадлежащим к его, Фуртига, племени. Но всё перекрывал запах, который, собственно и разбудил Фуртига. Еда! И не та сушёная еда, которая была сложена в его путевой запас.

Он лежал на плетёной циновке, но не такой, какие плели в Пещерах. Рядом с ним терпеливо держала в руках одуряюще пахнущую миску незнакомая женщина. Она выглядела так, что Фуртиг сразу понял: он у чужих. Поэтому он посмотрел на неё так грозно, что у любой другой шерсть встала бы дыбом, а горло само издало бы угрожающее шипение.

Шерсть, в том-то и дело! У женщины имелась гривка серебристых волос на голове и плечах. Всё же остальное тело покрывал тоненький пух, сквозь который просвечивала кожа.

А руки, державшие миску! Пальцы были тонкими и длинными, не то что культяшки Фуртига. Он никак не мог понять, красива эта женщина или отвратительна. Она была настолько непохожа на женщин из Пещер, что Фуртиг уставился на неё, словно подросток.

Она протянула миску и приказала: