- Мы уходим, Брэндон. Вернёмся часа через два, будь готов к этому времени.

Брэндон взглянул на часы и кивнул. Хорошо, через два часа, ещё есть время. Все эти семейные праздники, где собираются не общающиеся в остальное время родственники – муть полнейшая. Никто никому не интересен, зато подробностей выливается масса. И все пьют. Уйти при первой возможности нельзя – это же просто неприлично, мне будет стыдно за тебя! И Брэндон или слонялся где-то неподалёку, или ковырялся в тарелке. Еда была единственным плюсом. По сути, все эти праздники одинаковы, будь то дни рождения, свадьбы или похороны. Свадьбы хуже всех – много торжественного, безумного веселья, еды хоть и предостаточно, зато все пьянее обычного. Дни рождения так-сяк. Похороны ещё неплохи, во всяком случае, проходят гораздо тише и разумней.

Брэндону было почти двенадцать лет. Угластое, холёное и апатичное лицо, растянутые пересохшие губы, молочно-голубые полуприкрытые глаза, неровные брови и махровые ресницы, волосы лаково-чёрные, нежные. Внешность в общем ничего, только подбородок срезанный да нос какой-то плоский.

Чем заняться? Можно фильм посмотреть, если не думать долго и не бегать туда-сюда, как раз хватит. Или газету почитать, журнал. Из них обычно сразу половину текста можно выкинуть – что ему до политических дрязг, жизни звёзд и рекламы. Остаются анекдоты. А ещё Брэндон чувствовал за собой странную тягу к историям из жизни – конечно не о тяжелой судьбе разведёнки с ребёнком или покинутой детьми и государством пенсионерки. Бывают и поинтереснее. И объявления. Кто, что и за сколько продаёт, покупает, какие нужны работники, сколько им платят. Но фильм лучше.

Слышится тихое дребезжание и короткое «бум!» о стекло. Муха! Крупная такая. Поймать проще простого, и не надо особо беспокоиться о том, что можешь нечаянно примять её и лишиться половины удовольствия.