Темнота окутывала меня, словно густой туман. Я шла по битому стеклу, окуркам, остаткам пищи. В заброшенном здании явно кто–то жил. Справа от меня раздалось бормотание и шорох. Вглядевшись в пространство, я увидела бездомного, который свернулся на грязной подстилке и мирно спал.

Картина не испугала и не удивила меня. А что можно было ожидать от столь мрачного места? Люди приспосабливаются к условиям как могут.

Я иду дальше. Я точно знаю, что этот бродяга мне не навредит. Опасность исходила с другого конца. За дверью. Нет, за несколькими дверями. Я отчетливо ощущала зловещую вибрацию и шла на нее, как на единственный ориентир.

Деревянная дверь висела на одной петле. Я открыла ее, едва не оторвав окончательно. Она не издала шума, хотя было видно, что ею давно никто не пользовался, и та единственная петля должна была заржаветь.

Впереди показалась лестница. Она вела на второй этаж. Я все так же, ощущая притаившуюся опасность, неслышно ступала по полу дальше. Ступени, как и дверь, не издали ни единого звука. Я чувствовала, как они прогибаются под моим весом — старые, деревянные, готовые в любую минуту треснуть, увлекая меня за собой под лестницу. Но ничего не произошло. Я благополучно добралась до площадки второго этажа.

Руки с дневником сами по себе опустились. Я словно очнулась ото сна, в котором видела своими глазами начало бессмертной жизни Карлоса. Меня одолевали те же чувства и эмоции, что и его в тот момент. Очнуться с невыносимой жаждой крови, терзающей твое тело…

Должно быть, так же чувствовал себя и Кристофер — одиночество, жажда, недоумение. Меня бил озноб. Тело предательски дрожало. Прикоснуться к жизни любимого было просто невыносимо.

Я закрыла дневник и надежно спрятала обратно под ворох белья. Но руки не избавились от ощущения присутствия частички Карлоса. Неужели он обладает какой–то силой или памятью хозяина. Держа его в руках, я словно сливалась с ним, присутствовала в момент тех событий, ощущала те же эмоции.

Попытавшись отогнать мысли о давно утраченных отношениях, я взглянула на часы. С ужасом я осознала, что опоздала на работу. Оставался шанс сослаться на плохое самочувствие, но я не хотела пользоваться ложью. В моей жизни и так было ее полно. Я врала Джеку, врала себе. Я просто жила чужой жизнью. Что–то кричало внутри меня, что я проживаю за кого–то, но не за себя.

Я оторвалась от чтения, отложив дневник в сторону. Наконец–то для меня приоткрылась завеса, за которой скрывалось происхождение этих ловких убийц. Жалость к Карлосу охватила меня. Очевидно, он не по своей воле превратился в кровожадного монстра. Не столкнись я лично с этим, я бы не поверила в существование вампиров и в этот рассказ. Теперь я понимала, что во всех историях про них есть доля истины.

Мне вспомнились имена, которые упоминал Карлос. Что–то знакомое было в них, и я задумалась. Из записей выходило, что библейский Каин и есть первый вампир, а Лилит — первая жена Адама. Это казалось неправдоподобным, но записи не могли врать. Я была в этом уверенна.

Я все еще обдумывала свое удивительное открытие, когда услышала стук в дверь.

Джек. О, Господи…

Я открыла глаза, но никакого света не увидела. Темнота не сменилась на утреннее освещение. Все такой же мрак царил в моей спальне. Я еще раз моргнула и попыталась вглядеться в пустоту. Безрезультатно. Наощупь отыскала выключатель, и ночник вспыхнул приглушенным светом, освещая пространство вокруг.

Была все еще глубокая ночь. Я и сама не понимала, что разбудило меня так неожиданно. Прислушиваясь к внутреннему голосу и ощущениям, я уловила что–то волнующее и, одновременно, пугающее в спальне. Пара глаз следила за мной, кутающуюся в легкую накидку, которой я укрывалась.

Мне понадобилось лишь мгновение, чтобы отыскать источник моего беспокойства. Повернув голову влево, я различила силуэт. Очертания неизвестного были размыты, так как свет от единственного источника в виде ночника не доходил до окна. Но что–то до боли знакомое угадывалось в нем.

Ноги ночного гостя были расставлены, а руки покоились скрещенными на груди. Даже в таком неясном освещении они отсвечивали призрачной бледностью. Мне не составило труда прислушаться к себе, и я уловила знакомые волны чего–то родного и любимого. Я уже знала, кто это был…