Одно из последних произведений автора – тонкая пародия на викторианскую эпоху, ее принципы и мораль.
1
Нельзя сказать, что я наполовину забыл свою мать. Точнее было бы сказать, что я с самого начала знал только ее половину. Нижнюю половину – подол ее платья, ее ступни, руки, запястья, попадавшие в поле моего зрения, когда она нагибалась надо мной. По-моему, я очень смутно помню ее голос. Конечно, в то время я был очень мал. Однажды оказалось, что ее больше нет рядом. И я понял, что она ушла, не сказав ни слова, ни «прощай», ни «спокойной ночи». Прошло немного времени, и я спросил своего брата, который был на пять лет старше меня, куда девалась мама.
– Она ушла в лучший мир, – ответил он.
– Она вернется?
– Не думаю.
– Ты хочешь сказать, что мы никогда больше не увидимся?
2
Возможно, рисуя портрет мистера Коллопи, я отчасти ввожу читателя в заблуждение, но, поверьте, делаю я это ненамеренно. Сейчас я не могу в точности восстановить свое первое впечатление о нем. Скорее это синтез всех тех мыслей и чувств, которые он вызывал во мне на протяжении многих лет. Но вот что я помню совершенно отчетливо: мое первое представление о его особе было, если так можно выразиться, представлением о его отсутствии. Миссис Кротти властно постучала в дверь и тут же начала рыться в сумке в поисках ключа. Совершенно очевидно, она и не ожидала, что дверь откроют.
– Надвигается дождь с грозой, – сказала она, обращаясь к мисс Анни.
– Похоже на то, – ответила та.
Миссис Кротти открыла дверь и повела нас вереницей в переднюю кухню, находящуюся в полуподвале. Мистер Ханафин с частью багажа в руках замыкал шествие.
Мистер Коллопи сидел за кухонной плитой в каком-то странно перекрученном, съежившемся тростниковом кресле; маленькие красноватые глазки снизу вверх глядели на нас поверх стальной оправы очков, голова была наклонена вперед, видимо с целью придать взгляду особую пристальность. Огромную макушку устилали клочья длинных седых волос. Вся область рта была скрыта неопрятной щеткой темных усов с выцветшими концами, а сходящий на нет подбородок соединялся с жилистой шеей, которая исчезала в белом целлулоидном воротничке без галстука. Не поддающаяся описанию одежда болталась на тощей низкорослой фигуре. Ноги были обуты в большие башмаки с развязанными шнурками.
