Ладья Харона

Охлопков Юрий Романович

Окна домов темны, и я боюсь заглянуть туда. Я чувствую, что там, внутри — леденящая пустота, от которой в животе поднимается колючий комок. Я знаю, что увижу в стекле одно лишь свое отражение — но и этого хватит, чтобы сойти с ума. Нет, это будет не чудище, не бука с копытами; просто в глазах моего двойника будет такое отчаянье, такой нечеловеческий страх, что я не смогу отвести взгляда, не зайдясь в беззвучном, опустошающем разум крике…

Я не знаю, что это вдруг сталось с миром — а может быть, только со мной? Я не знаю, куда вдруг исчезли все люди, все воробьи и собаки, все то, что жило, дышало… надоедало до полусмерти. И почему вдруг засохли деревья на улицах города, погасли окна и фонари.

Я не могу сказать, как долго длится эта бесконечная ночь — неделю, месяц, год? Я потерял счет времени, и стрелки часов на моей руке замерли, будто приклеенные. Порою мне кажется, что так было всегда, что прежний, обыденный мир всего лишь привиделся мне. Иначе отчего так размыта моя память? Почему я забыл собственное лицо?

Кажется, где-то все же есть еще призраки, подобные мне. И смутно, будто в тумане, я вспоминаю маленький двор. Женский крик долгий, ужасный, нарастающий с каждым мигом. И — хрип. Потом будто обрезали его, так вдруг стало тихо. А по стене мелькнула тень — вы понимаете, одна только тень. Без человека.

А вдруг и я стал таким же?