Япония XV века и Харьков века XX. Легендарные актеры театра Но и наши с вами современники, искусство древних лицедеев и современные школы карате, кривые улочки Киото и неоновое разноцветье проспектов, встреча с безликим существом на ночном кладбище и рекламка с удивительным лозунгом: «Ваша задача — выжить!» Казалось бы, что общего? Что?! — кроме человека, обычного человека вне времени и пространства, оставшегося один на один с самим собой, чтобы победить или погибнуть. Когда юный актер Мотоеси, сын великого «Будды лицедеев», убил деревянным мечом воровку-нопэрапон, а Владимир Монахов, интеллигент-остеохондротик, убил на коммерческом турнире бойца-американца, когда один человек стал зеркалом, а другой — оружием; когда Смерть шла по дороге к храму Чистых Вод, и молоденькая аспирантка отправляла в реанимацию, одного за другим, шестерых насильников... Времена сходятся, смыкаются гранями, и нет уже отличия — кто жил вчера, кто живет сегодня, если в каждом из нас сидит червь, желающий получить все даром и сразу. Но, получая, мы перестаем быть людьми.
I. ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ
Двое сидят у стола.
Молчат.
Напротив, на включенном мониторе, окном в ночи светится незаконченный абзац; впрочем, он, этот абзац, вдобавок еще и неначатый.
"…и некий Ролан, но не тот Роланд, что упрямо шел к Темной Башне, а иной, сумасбродный француз, профессор истории и географии, вдобавок удостоившийся в 1982 году седьмого дана карате — так вот, этот самый Ролан, хорошо помнящий лицо своего отца, однажды сказал:
— Легкий метод не удовлетворяет того, кто сохраняет чувство реальности; это было бы слишком удобно.
II. НОПЭРАПОН
СВЕЧА ПЕРВАЯ
1
Скорбный, пронзительный вскрик флейты из бамбука.
Словно птица, раненная стрелой влет, тенью мелькнула над гладью залива… ниже, еще ниже…
Упала.
Рокот барабанчиков под умелыми пальцами.
Высокий резонирующий стук туго сплелся с сухими щелчками, и все это на фоне сдавленных, как стон умирающего воина, глухих раскатов… тише, еще тише…
2
— Эй, нальют мне, в конце концов, пива?! Живо!
Мотоеси, младший сын Будды Лицедеев, в растерянности поглядел на отца. Тот минутой раньше снял с себя маску и сейчас пристально вглядывался в деревянный лик, прежде чем спрятать маску в футляр. Больше никого в актерской уборной не было; если, конечно, не считать монаха лет тридцати с лишним, нагло вломившегося сюда из крытой галереи.
В руках монах держал огромный меч в красных ножнах, длиной едва ли не на локоть больше самого бритоголового смутьяна.
— Пива Безумному Облаку! Просяного пива, с шапкой пены!
— Дай святому иноку пива, — не отводя взгляда от маски, бросил великий Дзэами.
3
Цикады словно обезумели.
Луна, гейша высшего ранга «тайфу», блистала во мраке набеленным лицом, щедро рассыпая пудру по листве деревьев, — я вам, дескать, не какая-нибудь дешевая «лань» или даже «цветок сливы»! — и выщипанные брови были заново нарисованы под самым лбом.
Красота так красота!
Роса сверкала на стеблях травы россыпью жемчугов, за спиной подсвечивали небо багрянцем десятки костров, а хор кукушек в роще захлебывался мимолетностью земного счастья. Печален был шелест крыльев ночных птиц, когда они взлетали из черного, прорисованного тушью опытного каллиграфа ивняка в низине — так небрежная завитушка, оставленная кистью напоследок, меняет весь смысл иероглифа. В унисон шуршали листья бамбука, огромные мотыльки мимоходом касались лица, и мнилось: осталось только зарыдать флейте, не опоздав со вступлением даже на четверть вздоха, чтобы мир окончательно стал декорацией к «пьесе о безумцах».
Вдали, по левую руку, за кустами желтинника, виднелись невзрачные изгороди — сплетенные из бамбука, они огораживали уныние серых домов, на тесовой кровле которых лежал гравий. В свете луны он походил на только что выпавший снег, ослепительно белый. Вскоре потянулись пустыри, залитые водой, и наконец к дороге с двух сторон подступили поля колючего проса и луговины, сплошь покрытые высокими метелками дикого овса.
4
— Тамура-сан! Это я, Мотоеси! Вы меня помните, Тамура-сан?! Отец просил…
Тишина.
Можно услыхать, как трудятся древоточцы в перилах открытой веранды.
— Тамура-сан! Я принес деньги за новую маску! Я бежал, Тамура-сан, я сразу… сразу после представления… я спешил к вам…
Заскрипели ролики раздвижных фусума. Женская фигурка осторожно выглянула наружу; миг — и вот она оказалась на веранде. Лунный свет выбелил морщинистое старушечье личико, осыпал пыльцой поношенное кимоно на вате, скрывавшее щуплое тельце; хрупкие запястья выглянули из рукавов, изумленно всплеснув на ветру двумя выпавшими из гнезда птенцами.
