Адам Олеарий
(нем.
Adam Olearius
; Адам Ольшлегель, ок. 24 сентября 1599, Ашерслебен — 22 февраля 1671, замок Готторп, Шлезвиг) — известный немецкий путешественник, географ, ориенталист, историк, математик и физик. Является конструктором и куратором создания с 1654 по 1664 года Готторпского глобуса.
Будучи секретарём посольства, посланного шлезвиг-голштинским герцогом Фридрихом III к персидскому шаху, записал и опубликовал свои заметки, собранные во время путешествия.
Настоящая фамилия Адама — Ольшлегель (
Oehlschlegel/Ölschläger
). Он латинизировал её в
Olearius
. Отец его был портным и вскоре после рождения сына умер, оставив семью в крайней бедности. Учился Олеарий в Лейпцигском университете. В 1627 году защитил диссертацию магистра философии, далее был асессором философского факультета.
Бедствия Тридцатилетней войны 1618—1648 годов заставили Олеария покинуть Лейпциг и искать покровительства у шлезвиг-голштинского герцога Фридриха III.
Первое путешествие в Москву
В 1633 году герцог Фридрих III отправил из своей резиденции в Готторпе посольство к русскому царю Михаилу Фёдоровичу и персидскому шаху Сефи I. Цель — завязать торговые сношения с Москвой и в особенности с Персией: герцог хотел забрать в свои руки сухопутную торговлю шёлком-сырцом. Во главе посольства стояли искусный дипломат Филипп Крузиус фон Крузенштерн из Эйслебена и гамбургский купец Отто Бругман (Брюггеманн). Их сопровождала свита в количестве 34 человек, а в качестве секретаря и, главным образом, переводчика, знающего языки тех стран, куда отправлялось посольство — Олеарий.
Морем достигнув Риги, посольство сухим путем прибыло в Нарву, где провело зиму и весну, а летом двинулось через Новгород в Москву. 14 августа 1634 г. посольство торжественно въехало в русскую столицу и оставалось там 4 месяца. Получив согласие царя на пропуск голштинского посольства через русские пределы в Персию, посольство выехало 24 декабря обратно в Готторп, куда прибыло 6 апреля 1635 г.
Путешествие через Россию в Персию
Вскоре после того было снаряжено второе посольство, во главе которого поставлены прежние лица, а Олеарий занял место не только секретаря, но и советника посольства. Посольство состояло более чем из 90 лиц, среди которых находились друг Олеария, молодой поэт Пауль Флеминг, и Иоанн Альбрехт фон-Мандельсло, известный своим описанием путешествия по Индии (описание это было впоследствии издано Олеарием).
Посольство везло богатые дары как московскому царю, так и персидскому шаху. 22 октября 1635 г. оно отправилось из Гамбурга морем, но возле острова Гохланда потерпело кораблекрушение: подарки и верительные грамоты погибли, людям едва удалось спастись. Почти месяц странствовали они по Балтийскому морю, пока не добрались до Ревеля.
29 марта 1636 г. посольство имело торжественный въезд в Москву, 30 июня двинулось в Персию; сначала ехало рекой Москвой до Коломны, затем Окой до Нижнего Новгорода. Здесь был построен специально для путешествия посольства по Волге корабль, любекским мастером Кордесом, сопровождавшим посольство.
30 июля посольство отправилось вниз по Волге и дальше по Каспийскому морю в Персию, но после шторма корабль выбросился на берег у деревни Низабат; 22 декабря посольство прибыло в Шемаху, где 4 месяца ожидало разрешение шаха продолжать путь, и только 3 августа 1637 г. достигло персидской столицы Испагани, где прожило до 20 декабря; через Астрахань, Казань и Нижний Новгород возвратилось в Москву, куда прибыло 2 января 1639 г. Здесь посольство оставалось 2 месяца.
Олеарий понравился царю Михаилу Фёдоровичу, который предложил ему остаться в Москве, в качестве придворного астронома и землеведа; но переговоры по этому предмету остались без результата. 1 августа 1639 г. посольство возвратилось в Голштинию.
Итоги путешествия
Путешествие стоило громадных издержек, но главной цели своей — завести торговые сношения с Персией через Россию — оно не достигло. По возвращении в Готторп Олеарию пришлось выступить обвинителем против стоявшего во главе посольства Отто Бругмана, допускавшего во время пути много злоупотреблений: в 1640 г. Бругман был казнён.
Жизнь после путешествия
Возвратясь из Персии, Олеарий поселился в Готторпе, занимая должность придворного библиотекаря и математика. В 1643 г. он опять был в Москве; опять царь приглашал его к себе на службу, но Олеарий снова отказался и вернулся в Германию. Он составил персидский словарь, оставшийся в рукописи. Умер в 1671 г.
Олеарий — один из лучших немецких прозаиков своего времени. Ему принадлежит и перевод «Гюлистана» Саади, под заглавием «Persianisches Rosenthal» (Шлезвиг, 1654).
Олеарий был женат на Екатерине Мюллер, дочери ревельского магистратского советника Иоганна Мюллера. У них было двое детей. Дочь — Мария-Елизавета (род. 1640 г.) и сын — Филипп-Христиан Олеарий (род. 14 апреля 1658 г.).
Книга
Посольство, в котором принимал участие Олеарий, подробно, день за днем, описано им, и это описание представляет собой одно из замечательнейших литературных явлений XVII века, а вместе с тем, благодаря своей точности, является и одним из важнейших источников для изучения истории России того времени.
Кроме необходимых научных сведений и знания языков русского и арабского, Олеарий обладал наблюдательностью, осторожностью, критическим тактом. У него есть и ошибки, но они не уменьшают значения книги. В первый раз сочинение Олеария было издано в Шлезвиге в 1647 г., с посвящением герцогу Фридриху и с приложением письма фон Мандельсло к Олеарию о путешествии его в Восточную Индию, стихотворения Олеария на смерть фон Мандельсло и его эпитафии. Второе, переделанное самим Олеарием, издание вышло в 1656 г., третье — в 1663 г., четвёртое, уже после смерти Олеария — в 1696 г. Издания эти снабжены рисунками местностей, одежд, сцен домашней и общественной жизни и т. п., снятыми Олеарием с натуры. В 1656 г. появился французский перевод, выдержавший несколько изданий, в 1651 г. — голландский, в 1662 г. — английский. В 1658 г. появились три первые книги на языке итальянском. Полный русский перевод появился только в 1869—1870 гг. в «Чтениях Московского Общества Истории и Древностей Российских». Сделан он Н. Барсовым с 3-го издания 1663 г. Книга была заново переведена А. Ловягиным и напечатана в 1906 году, а в 2003 году переиздана.
Оценка деятельности
В фактах известных из жизни Олеария он выступает как человек твёрдый, правдивый, предприимчивый. Вместе с тем, в отличие от многих деятелей XVII века, для него характерна некоторого рода чувствительная сентиментальность проявившаяся, например, в долгой дружбе с поэтом П.Флемингом.
Особое значение имеют его работы как рисовальщика. Выполненные со всей возможной тщательностью они, наряду с детальным описанием в книге быта Московии XVII века, являются чрезвычайно ценными свидетелями ушедшей эпохи.
ВВЕДЕНИЕ
Из всех иностранных изданий XVII в., посвященных России, сочинение Олеария — самое знаменитое, самое распространенное и самое богатое по содержанию. В многочисленных изданиях, переведенных на разные языки, оно вплоть до XVIII в. считалось одним из основательнейших трудов о России. Отличали этот труд не одни лишь осведомленность, наблюдательность и в то же время выдающаяся эрудиция его автора, но и изобилие прекрасно исполненных на меди рисунков, с особою тщательностью изображавших диковинные для наблюдателя XVII в. стороны жизни в Московии.
Олеарий — писатель, по языку своему не относящийся к числу легких. Он происходил из Саксонии, где говорили по-верхненемецки, служил в нижненемецкой Голштинии и был женат на эстляндской уроженке. Во время посольства он окружен был лицами, говорившими на разных диалектах. Например, посол Брюггеман говорил по-нижненемецки. Этими обстоятельствами легко объясняется отсутствие единообразия в формах слов у него и в связи с нею и причудливость орфографии. Настоящий перевод, являющийся вторым в русской литературе, уже по этому одному должен представлять собою попытку пойти дальше первого перевода, исправить то, что было неточным в предыдущем, и разъяснить то, что оставалось неясным для первого переводчика.
Ввиду громадной важности книги Олеария, как исторического источника, переводчик старался близко держаться текста, отступая от него лишь в случаях, когда строй русской речи требовал отступлений. Если для большей ясности прибавлялись слова, обороты или, в редких случаях, целые предложения, то они ставились в прямые [] скобки. Таким образом, читатель имеет возможность отличить вводные слова и предложения подлинника, стоящие, если в том представляется необходимость, в обычных дугообразных скобках (), от добавлений переводчика, всегда стоящих в прямых [] скобках.
Весьма много затруднений было с собственными именами. Олеарий, который и в немецком языке не признает определенного правописания, еще менее придерживается его по отношению к собственным именам, которые он берет из чужих языков. Прежде всего, почти все часто упоминаемые у него лица именуются в разных местах его книги различно. Даже один из послов именуется у Олеария четырьмя способами: Бругман, Брюгман, Брюггеман(н) и Бригман. Имя этого часто упоминаемого у Олеария посла так и появляется у нас в переводе в разных начертаниях. Следует заметить, что в подлинной грамоте 1636 г., хранящейся в московском архиве министерства иностранных дел, сам он подписался Otho Brugheman, а в русских документах его именуют то Брюхман, то Брюгеман. Русский переводчик второго посольства называется у Олеария Арпенбеке, Арпенбак и Арпенбэк. При таких условиях не может быть и речи о соблюдении каких-либо правил в транскрипции русских собственных имен. Не говоря уже об обычном у многих немцев путании d и t, p и b, Олеарий то, по нижненемецкому обычаю, не признает звука ш (sch) и пишет, например, Slick (Шлик) и Puskin (Пушкин), то вписывает sch совершенно правильно (Coinische — конюший). Под буквою G у него то разумеется j, то ch; например, Gam = Ям, а Gomodof = Хомутов. Tz у него обозначает очень часто и ч (Tzerkaski = Черкаский) и ш (Tzeremettou = Шереметев). Установлению правильной формы в каждом отдельном случае, по отношению к русским именам, помогло переводчику обращение к русским документам XVII в., частью напечатанным (“Дворцовые разряды”, “Разрядные книги”, “Выходы государей”, сборники исторических актов, списки бояр, воевод и т. п.), а частью — рукописным; доставленным в его распоряжение из московского главного архива министерства иностранных дел благодаря содействию императорской археографической комиссии.
КНИГА I
Глава I
(Книга I, глава 2) [1]
О первом отбытии из Голштинии, плавании по Балтийскому морю и прибытии в Лифляндию
Когда светлейший высокородный князь и государь Фридерик
[2]
, наследник норвежский, герцог шлезвигский, голштинский, стормарнский и дитмарсенский, граф ольденбургский и дельменгорстский, милостивейший князь и государь мой, решил предпринять и отправить, по важным причинам, выше [в заглавии] упомянутое драгоценное посольство, то были определены послами его тогдашние советники: благородные, честные, высокопочтенные и ученейшие господа Филипп Крузиус
[3]
из Эйслебена, обоих прав лиценциат, ныне, по дворянству, особой милостью его королевского величества шведского
[4]
ему дарованному, именуемый Филиппом Крузеншерном и состоящий королевским придворным советником, бургграфом нарвским и генерал-директором коммерции в Эстонии и Ингерманландии, и господин Отто Бругман
[5]
из Гамбурга. Оба они в год по Р. X. 1633, 22 октября, впервые были отправлены из княжеской резиденции Готторпа
[6]
в Москву к великому государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу, всея России самодержцу и проч., чтобы просить о свободном пропуске через Россию в Персию. Когда все необходимые для такого путешествия вещи были заготовлены, они со свитою в 34 челов. 6 ноября собрались в путь из Гамбурга, 7 того же месяца прибыли в Любек, а 8 в Травемюнде
[7]
, где мы приняли на судно опытного корабельщика
[8]
по имени Михаила Кордеса, намереваясь воспользоваться его помощью на Каспийском море, 9 мы, с веселыми пожеланиями многих добрых друзей, сопровождавших нас из Гамбурга и Любека до берега, вышли в море. Судно, на котором мы плыли, называлось Fortun, корабельщиком был Ганс Мюллер. С нами же на судне ехал и господин Венделин Зибелист
[9]
, доктор медицины, которого великий князь призвал к себе в гоф- и лейб-медики, а его княжеская светлость герцог шлезвиг-голштинский рекомендовал его царскому величеству.
После обеда мы весело оттолкнулись от берега и стали на рейде на якоре. Вечером к 9 часам, когда подул желанный зюйд-вест, мы, во имя Божие, стали в паруса и в ту же ночь сделали 20 миль. На следующий день, с одобрения господ послов и корабельщиков, были составлены кое-какие корабельные законы и постановления, чтобы народ вел себя тихо и скромно, а также, чтобы потом кое-что от штрафов наших преступников досталось бедным. С этой целью были установлены некоторые должности, а знатнейшим лицам было поручено следить за исполнением законов и штрафовать преступников. Этого порядка настолько строго придерживались, что по окончании плавания, т. е. через четыре дня, выручены были 22 рейхсталера, которые переданы корабельщику для распределения половины рижским, а половины любекским бедным.
Глава II
(Книга I, глава 3)
Из Риги, через Вольмар и Дерпт, в Нарву
После того, как господ послы оповестили горожан о своем приезде, они, кое с кем из народа, вышли на берег и прошли в город, где нас встретили несколько военных офицеров с пустою каретою, присланною местным губернатором для приема послов. Будучи, однако, недалеко от гостиницы, послы не захотели сесть, но пешком были сопровождены до гостиницы Ганса Краббенгёфта, где они и поместились с знатнейшими из своей свиты, разместив остальных в соседних домах. 21 ноября господ послы получили подарки от благородного магистрата, а именно: быка, несколько овец, кур, зайцев и много дичи, равно как и несколько пшеничных и ржаных хлебов и одну аму рейнского вина. На третий день после этого послы устроили угощение, пригласив на него губернатора г. Андрея Эрихсена, благородный магистрат, суперинтендента магистра Самсония и несколько высших военных офицеров города. Мы спокойно оставались в городе пять недель, пока мороз и снег не приготовили нам хорошего санного пути через болота, лежащие в окрестностях. Отсюда путь шел на г. Дерпт, и 14 декабря наши вещи и утварь (или багаж), кое с кем из народа, были на 31 санях посланы вперед, а господ послы следовали на другой день. Так как большинство из нас были непривычны к езде в санях и управлению лошадью из саней, а теперь приходилось этим заняться, то в первый день можно было видеть, как тот или другой несколько раз вываливались из саней, а потом со своими вещами опять поднимались со снега. 18 мы прибыли в городок Вольмар и были приняты здесь начальником (или комендантом). Город этот в 18 милях от Риги и очень опустошен нападением русских и поляков. Жители устроили себе на старых стенах разрушенных домов и около них деревянные жилища, по способу шведов и русских. Отсюда мы 20 проехали 6 миль до замка Эрмес, принадлежащего полковнику де-ла-Барр; здесь нас приняли и княжески угостили двумя обедами. 21 мы двинулись дальше на 4 мили до усадьбы Гальмет, где нам в комнату привели к столу ручного лося, ростом выше лошади. Этих животных здесь много. Они послужили поводом к тому, чтобы привлечь сюда несколько лет тому назад ремесленников и рабочих из Германии для обработки земли; их убедили, что страна тут богатая и полюбится им, так как тут, будто, такое изобилие всего, что лоси забегают даже в дома к людям. Так как, однако, немцы не были привычны к тамошней тяжкой работе и к способу обработки полей, то им пришлось плохо, они обеднели и, действительно, Elend, но не в смысле “лося”, а “нищенства”, зашел к ним в дома. С горем, при помощи добросердечных немцев, они опять отправились в Германию, как некоторые из них” которых мы как-то встретили, сами нам жаловались.
22 декабря мы подвинулись вперед еще на 4 мили до замка Ринген, а на следующий день достигли города Дерпта. Этот город лежит в Эстонии или Эстляндии на реке Эмбек
Глава III
(Книга I, глава 4)
Как мы прибыли в Нарву.
Путешествие оттуда, через крепости Ям и Копорье, до Нотебурга
3 января 1634 г. мы прибыли в Нарву и остановились у Якоба фон Кёллена, видного местного торговца и трактирщика. Здесь мы, из-за долгого неприбытия шведских господ послов, которые, ради известных причин
[20]
, желали с нами вместе подняться в Москву, прождали в большой досаде до 22 недель. Впрочем, нельзя сказать, чтобы у нас тут недоставало увеселений для препровождения времени. Мы не только ежедневно устраивали княжеский стол с хорошим угощением и порядочною музыкою, при чем многие знатные господа, зачастую посещавшие господ послов, вели приятные беседы, — но мы и ездили на различные важные пиршества, а также приглашались и уводились в поездки верхом и на охоту. Однако страстное желание ехать дальше не давало нам оценить все это веселье. К тому же много хлопот было нашим господам послам из-за нашего простого люду, столь долго остававшегося в праздности и часто вступавшего в ссоры и драки с нарвскими солдатами; постоянно поэтому приходилось им, вместе с г. губернатором, судить и мирить.
Глава IV
Когда 25 того же месяца пришло известие, что новгородский воевода прислал пристава на границу, чтобы отдельно и прежде всего отвезти шведских господ послов, эти последние 26 пустились в путь и поднялись к Лаве
[30]
. При отбытии Бог отвратил от них большое несчастие, так как в лодку, в которой находился посол Буреус, когда она проезжала у башни, откуда стреляли салют, от гула выстрела упала большая доска с крыши, ударившись оземь у самой головы посла.
Наши господа провожали королевских послов целых четыре мили, я же, с их согласия, проехал с ними верхом даже до границы, чтобы видеть церемонии и обычаи русских при приеме посольств. Итак, они 27 того же месяца рано утром в 4 часа прибыли к реке, протекающей, при ширине в 40 шагов, мимо деревни Лавы и отделяющей русскую границу от шведской. Когда королевские господа послы, при прибытии своем, узнали, что на русской стороне их ждут 17 лодок, то они тотчас послали своего переводчика на тот берег к приставу, чтобы он переслал несколько лодок для своевременной нагрузки их вещей: тогда они скорее смогут двинуться в путь после приема. Однако пристав, человек старый, велел ответить, что он не смеет ничего подобного сделать до приема послов: “Да и не думают ли они, что его царскому величеству нечем будет прокормить их, если их кормить придется лишний день из-за возможного промедления?” Около полудня пристав прислал своего толмача, или переводчика, на тот берег с четырьмя стрельцами, или мушкетерами, (последних с ним было 30 человек) и велел сказать: ему теперь было бы очень приятно принять господ послов: не желают ли они пожаловать? Один из господ послов на это велел ответить приставу, что им уже пятую неделю приходится лежать и ждать: поэтому нисколько не обидно будет приставу, если и он их теперь подождет один лишний день. Впрочем, он-де не желает этим давать полного ответа, так как его собратья улеглись для полуденного сна, как потому, что они всю ночь путешествовали, так в особенности — вследствие усвоения ими у русской границы русских обычаев: ведь почти все русские отдыхают ежедневно в полдень.
Далее был задан вопрос: когда же будут приняты голштинские послы? Толмач полагал, что это случится разве недели через три, после доставки шведских господ в Москву, дело в том, что, по его мнению, недоставало ладей или ботов и лошадей, нужных для путешествия. После обеда в 4 часа господа велели сообщить на тот берег, что теперь они желали бы быть приняты; пусть поэтому пристав приходит. Затем они сели со своим переводчиком в лодку, а их гофъюнкеры, к которым и я присоединился, в другую. Пристав, действительно, выехал навстречу с 15 разодетыми русскими в лодке. Чтобы показать высокое положение свое, они, очень медленно и не производя особого движения лодки, опускали свои весла в воду, так что они еле отошли от берега; временами они останавливались совершенно, чтобы лодка господ шведов к ним приблизилась. Они подали весло в лодку послов, чтобы ее потащить за собою. К этой цели подучили они и рулевого, правившего лодкою послов. Когда господа послы заметили, к чему стремятся русские, то один из них закричал приставу, чтобы он ехал быстрее: к чему такая несвоевременная церемония? ведь ею пристав ничего не может приобрести для великого князя, а они ничего не потеряют для своих государей. Когда теперь лодки столкнулись посередине реки, пристав выступил и сказал, что великий государь и царь Михаил Феодорович, всея России самодержец (с прочтением всего его титула), велел ему принять королевских господ послов и приказал их, со всем их народом, при достаточном провианте и подводах, доставить в Москву. Когда на это получен был ответ, то пристав повел их на берег и пригласил в дом некоего сына боярского или дворянина, в небольшую, от дыма черную, как уголь, и натопленную комнату. Стрельцы своими ружьями, составляющими, наравне с саблями, общее оружие их, дали салют, без всякого порядка, кто только смог раньше справиться. Господ послам для привета предложены были несколько чарок очень крепкой водки и двух родов невкусный мед с несколькими кусками пряника. Они и мне дали попробовать этого угощения, прибавив (по-латыни): “Стоит подбавить немного серы и — готово питье для ада”.
Через час после такого угощения, господа шведы на 12, а русские на 3 лодках, со знаменем и барабаном, отплыли и направились к Новгороду. Я же опять через Ладожское озеро отправился в Нотебург, где нам, по словам русского толмача, следовало ждать еще целых 3 недели. Все это остальное время мы провели очень весело. Ведь это место, вследствие воды, веселых окружающих его видов и нескольких небольших островов с разного рода дичью, представляется очень приятным. Между прочим, в Ладожском озере, в 4 милях от Нотебурга, лежат два острова, поросшие кустарником и массою малины, отстоящие один от другого на выстрел из ружья; на меньшем из них стояла небольшая часовня, в которой русские, отправляясь на рыбную ловлю, совершают богослужение; внутри, из-за гнездившихся здесь птиц, была такая вонь, что мы не могли здесь долго выдержать. К этим островам некоторые из нас иногда ездили поохотиться. Вокруг островов бесчисленное количество тюленей всевозможных цветов; когда они располагались на разбросанных вокруг широких камнях, на солнце, то мы их очень легко могли доставать из-за кустов.
Нашим превосходным собеседником был также высокоблагородный г. Петр Крус-Биорн, ученый, многоопытный и храбрый мужчина, которого его величество король шведский
Глава V
(Книга I, глава 6)
Как нас перед городом Москвою приняли и ввели в город
14 рано утром пристав со своим переводчиком и писцом предстали перед господами послами, поблагодарили их за оказанные нами им во время поездки благодеяния и тут же просили прощения в том, если они служили нам не так, как следует. Приставу подарен был большой бокал, толмачу и другим даны были деньги. Когда эстафета вернулась опять из города, мы приготовились к въезду в следующем порядке:
1. Спереди ехали стрельцы, которые нас сопровождали.
