— Как спокойно, — Лаура подняла жалюзи, и встала у окна, кутаясь в простыню. — Отключи репеллент, Джузи.

— Мошкара налетит, — зевнул Джузеппе. — «Москитку» все равно не слышно.

— Это тебе не слышно, — Джузеппе не видел, но почувствовал, что Лаура чуть нахмурилась.

Джузеппе вздохнул и щелкнул пультом электронного репеллента.

Он встал, прошел босиком по прохладному деревянному полу и обнял Лауру:

Мотор натужно ревел, джип медленно полз по раскисшей лесной дороге, упрямо карабкаясь в горы. Их маленькая экспедиция забиралась все глубже в дебри национального парка Вирунги, раскинувшегося почти на восемь тысяч квадратных километров в провинции Северное Киву Демократической республики Конго.

Рейнджер Луи, низенький и коренастый хуту, молча крутил руль. Его напарник Жозеф, с самого начала пути сидел вполоборота. Он беспрестанно шутил, бурно жестикулировал и бросал пламенные взгляды на Лауру, которая мгновенно подхватила игру и чудовищно кокетничала.

«…расти напряженность на границе с Тутсилендом. После объединения Уганды и Руанды главная задача — защита тутси от партизан хуту, поддерживающих свергнутые режимы, заявил… — дорога нырнула в ложбину, и приемник потерял сигнал.

— Жозеф, выключи ты его, — попросил Джузеппе. — К черту политику.

— Это не политика — возразил Жозеф, — это жизнь. Эти тутси, гадюка их мать, все им неймется.

— Ямагучи-сан, выруби эту муть, ради всего святого, — взмолился Джузеппе. — По четвертому разу с утра повторяют. Ничего нового.

— Верно, — Ямагучи щелкнул пальцами, настроенный сенсор радиоприемника послушно увел громкость на ноль.

— Но вдруг? — японец развернулся на кресле, поглядел поверх очков на Джузеппе.

— Что вдруг? — уныло ответил тот, глядя в сотый раз на ворох распечаток данных сенсорной сети. — Смотри, Ями, два окапи замечены в верховьях Итури, квадрат 145. Черт, кому это сейчас надо?!

— Bastards!

[9]

 — капитан Герт Дикстра пригнулся, и по стене прошлась автоматная очередь, выбивая облачка штукатурки и кирпичной пыли.

«Все-таки хорошо строили монахи, — машинально отметил он, снимая шлем. — В обычной хибаре из фанеры и железа нас бы уже изрешетили».

Чтобы не жечь энергию костюма, он отключил систему кондиционирования, и в шлеме было невыносимо жарко. — Рыжик, что со связью?

Связист Антуан Фабре смущенно пожал плечами:

— База пока молчит. Кажется, глушат, капитан.

Юнит, нет, это он сам перемахнул через поваленный ствол великана-арере, густо опутанный лианами и застыл на лесной поляне. Склон горы уходил вниз. Вдали, над сплошным покровом вечнозеленых джунглей плыли низкие черно-серые тучи.

Город Бени, 50 тысяч жителей, предприятия по переработке кофе и масличной пальмы, годовой бюджет…

Город горел.

Достигнута граница парка. Дальнейшее движение невозможно.

— Ями?

Девять человек в армейском камуфляже быстро спускались по узкой горной тропе. Справа в узком русле ворочался и грохотал водный поток, выдыхая вверх клубы мелкого водяного пара. Слева стеной вставали кустарники: сплетаясь ветвями, они выбрасывали широкие листья, пытаясь поймать как можно больше солнца. Солнце стояло в зените, и камни блестели от оседавшей влаги.

Двое несли клеть, плетенную из толстых прутьев, которая тяжело покачивалась над бездной.

— Осторожней, придурок! — передний носильщик поскользнулся, нога его зависла над потоком, но идущий впереди успел обернуться и быстрым рывком вернул его на тропу. — Врезать бы тебе, да времени нет. Шевелись, хорек.

Цепочка осторожно продолжила спуск. Замыкающий то и дело оглядывался, шарил взглядом по джунглям, не снимая руки со старого АК, висевшего на груди.

Делал он это напрасно. При таком спуске ему точно нужны обе руки, к тому же он смотрел совсем не туда. Я был на скале, нависшей над водопадом, и почти не скрывался — просто неподвижно сидел и наблюдал. Я думал.

Дети скоро устали и еле плелись следом. Я подхватил их на руки и пошел на восток. По последним данным сенсорной сети, семья Бонго была в зарослях молодого бамбука у большой поляны. Там много еды, и я надеялся, что риллы останутся ночевать. Это была ближайшая семья, в которой могли бы принять детенышей.

Вообще гориллы очень любят детей, их балуют все. Сколько раз я наблюдал за тем, как большой Бонго играет с маленькими и отдает им сладкие побеги бамбука. Риллы куда лучше людей. Они не убивают ради еды, не делают оружие, им не нужны деньги, власть, оружие, а достаточно силы собственных рук, чтобы не бояться никого, кроме человека с винтовкой. Но ведь именно для этого здесь я — чтобы они больше никого не боялись.

Ни одно живое существо на этой планете не убивает своих сородичей. Кроме человека.

Год за годом, век за веком. Шестьдесят пять лет назад людям удалось, наконец, уничтожить себя. Я так думал.

Катастрофа… Последнее, что я помню — это глаза мальчишки, убившего меня. Что произошло, кому удалось выжить, что случилось потом? Я был уже мертв, когда начался глобальный конфликт и наша цивилизация погибла.

Можно было уходить — детей явно приняли. Но я отступил в лес, и замер, наблюдая, как гориллы ложатся спать. Немного хотелось побыть с ними. Ано со счастьем свежеиспеченной мамаши затащила детей наверх, и после нежного тщательного вычесывания вся троица заснула в обнимку. Остальные самки тоже разбрелись по гнездам. Бонго поворчал немного и завалился спать.

Гориллы любят спать, эти лежебоки дрыхнут до четырнадцати часов в день.

Ночь пришла на широкие склоны Бисоке, накрыла многозвездным шатром горы Вирунги. Я не двигался с места. Над поляной замелькали шаткие тени летучих мышей — наступило время их охоты. Быстрокрылые силуэты выхватывали из воздуха невидимых даже мне насекомых, и сенсоры то и дело оглушали их пронзительные, неслышные человеческим ухом крики.

Тишину влажного леса, полую изнутри от шорохов множества лапок и рук, шепота черной листвы, журчания бесчисленных ручейков, заполнил многоголосый хор поющих светлячков. Повсюду: в кронах деревьев, траве, на всех ярусах леса зажглись их синеватые звезды, словно духи травы и листьев. Они кружились в мягком от влаги воздухе, то сходились, то разлетались — везде, куда только достанет взгляд. Но постепенно поднимались все выше, пока не сошлись под самыми кронами, на самом верхнем ярусе, где только тонкий лист отделял их от неба. И тогда весь покров леса засиял изнутри, как живая сияющая карта, проявленная душа Великого леса Вирунги.

Хор, пульсирующий на одной, убаюкивающей ноте, достиг пика, словно сошелся в точке гармонии. Многосоставное сияющее облако, почти идеальный шар, составленный из тысяч мерцающих точек, всплыл над верхушками деревьев — словно среди крупных южных звезд появилось новое созвездие. Шар кружился внутри себя по сложным траекториям, в едином и цельном движении.

Питер не помнил, как выбрался на берег. Узкая тропа, страшная тварь, возникшая ниоткуда. Горячий автомат в руках и пули, без следа исчезающие в черной груди. Удар, вода, захлестывающая с головой, поток, бьющий его о камни.

Он пришел в себя на берегу, сжимая мертвой хваткой лиану. Наверное, она его и спасла. И еще течение. В этом месте русло реки расширялось, и вода замедляла свой ход. Чуть ниже река опять ныряла в узкую горловину ущелья, вода там бешено бурлила и клокотала. Питер глянул на белые брызги пены, и одурело полез выше.

Скользя и оступаясь во влажной красной глине, он отполз подальше от реки, к краю леса, и упал под пальмой. Больше сил не было, и он провалился в забытье — не сон, не дрема, а лихорадочное беспамятство накрыло его.

Второй раз он очнулся уже вечером, когда солнце исчезло за лесом. Питер взглянул на багровый горизонт, который чертили быстрые тени летучих мышей. Ему стало страшно.

Наступала ночь. Он был один и без оружия, вдали от родного Эдеме. Что стало с его отрядом? Где он? Как отсюда выбираться?

Опытные образцы нейроинтерфейса появились всего за пять лет до Катастрофы. Кажется, первая статейка в «Обсервер сайнс» об опытном образце попалась мне в 55-м. Как же все-таки Ями умудрился его подключить к юниту? А самое главное — как он ухитрился заставить интерфейс работать?

Управлять кибернетическим механизмом весом почти в тонну, с иной, нечеловеческой динамикой движения, другими принципами организации нервных связей?

Нам казалось это невозможным, в мире не было подобных примеров. Но упрямец Ямагучи всех переубедил. Я не знаю, по каким каналам он достал нейроинтерфейс. В истории создания FOU вообще много белых пятен. Проект был невероятно сложным. Даже если бы все финансирование «Wildlife program» кинули только на юнита, гражданские разработчики делали бы его лет двадцать. Одно математическое моделирование движения потребовало бы нескольких лет. Думаю, что рука военных здесь очевидна — это в их стиле, обкатать идею на стороне.

От этого мне еще горше — сознавать, что мое нынешнее тело создано в тех же лабораториях, где создавалось оружие, уничтожившее мир.

Управление роботами по нейроинтерфейсу. Прямая связь сознания с электронным мозгом.