Пэгги Макинрой выросла в сиротском приюте, куда ее в пятилетнем возрасте отдал отец. Ребенком она мечтала, что он скоро заберет ее домой. Однажды он все же приехал — в тот день Пэгги окончила школу. Прослушал торжественную церемонию, а потом исчез, даже не поговорив с ней. Последнее письмо от отца Пэгги получила, когда стала совсем взрослой. Он писал, что ей нужно обязательно поехать в Реджвуд. Но где он, этот Реджвуд?
Если бы Пэгги не захотела узнать, где родилась, кто ее родители, почему они бросили ее, то кто знает, как сложилась бы ее дальнейшая жизнь?..
1
Пэгги не любила Нью-Йорк. Для нее он был слишком суетным, многолюдным, подходящим скорее для дел, чем для жизни. Впрочем, к ней город оказался благосклонным. Думала ли она, переступая порог скромного издательства Майкла Эндрока, что судьба улыбнется начинающему автору? А вот поди ж ты — он выпустил уже четыре романа, и они разошлись довольно быстро. Пэгги Макинрой смущалась и гордилась одновременно, когда читала на обложках книг свое имя. В сущности, романами их можно назвать с известной натяжкой, как отметил один из рецензентов, да ей бы это и в голову не пришло. Пэгги относилась к своим литературным способностям самокритично, но Эндрок настоял. Издатель всегда начинал кипятиться, если она возражала. Вот и сейчас…
Они сидели за столом, беспрестанно куря, Майкл бегло листал не оконченную еще рукопись и в очередной раз отчитывал Пэгги.
— Да вы, дорогуша, сами не понимаете, в чем ваша сила — в жизненности материала. Вы ничего не придумываете! Залихватскими, насквозь лживыми сюжетами читатели давно уже объелись. И не вздумайте свою манеру менять, да у вас и не получится…
Он прав. У нее выходило только то, что она хорошо знала: атмосферу сиротских домов или семейных приютов, куда брали на воспитание детей бездетные, уже в возрасте пары. Боже, какой беспросветной была такая жизнь, внешне выглядевшая благопристойной. Какие драмы таились в каждом, кто вынужден скитаться по чужим углам. Скольких это надломило, если не сломало. Пэгги могла, изменив лишь фамилии, рассказать еще о десятках несостоявшихся судеб. Ее доброжелательный наставник не понимал одного — обделенные счастьем люди все равно в душе надеялись и верили в чудо. Лично она, пожалуй, нет. Определенно нет. Возможно, именно потому и искала для них, героев своих романов, что-то вроде оптимистической развязки или хотя бы намека на нее…
Но сегодня Пэгги не стала спорить, вернее оказалась не в состоянии, ей предстоял нелегкий визит.
2
Пэгги спускалась к обеду, следуя за Хильдой, присланной проводить ее. Девушку удивили узкие лестницы, на которые она сначала не обратила внимания, как и на узкие, с мощными ставнями окна в каменных стенах. Лишь дойдя до последней ступеньки, она все поняла. Когда дом строился, окрестная территория была пограничной зоной, и каждое здешнее строение служило крепостью от нападения французов, американских индейцев и англичан. Эта мысль заставила поежиться, она представила, каково приходилось жившим здесь людям.
Беспокоило Пэгги ее голубое платье. Она расправила плечи, стараясь, чтобы оно сидело, как следует. Платье разочаровало. Может быть, она слишком сильно изменила свои представления с тех пор, как его купила. Теперь ей казалось, что наряд скорее не из скромных, а наоборот: слишком обрисовывает бедра и чересчур открывает грудь. Пока она не будет уверена в своем положении в Реджвуде, ей не стоит выглядеть столь вызывающе, тем более еще подумают, будто она пытается завлекать мужчин, особенно такого, как Брюс Патерсон.
Пэгги прошла по коридору, в конце которого виднелись раскрытые настежь двустворчатые двери. На пороге столовой она задержалась, разглядывая комнату. Та была столь огромной, что стол красного дерева, за которым, по-видимому, могло разместиться человек восемнадцать, казался всего лишь деталью общей обстановки. Здесь, как и во всех других помещениях первого этажа, имелся камин, тоже отличавшийся особой массивностью: в нем могли жечь и двухметровые бревна.
Заходящее солнце рассыпалось на радуги, проходя через стеклянные окна, которые, по всей видимости, когда-то специально расширили, а к хрустальной люстре вместо дюжины свечей провели электричество. Эффект потрясающий: каждая грань подвесок сверкала и переливалась.
Брюс Патерсон встретил ее у дверей, радушно протянув обе руки. В ответ Пэгги протянула свои, и они тотчас утонули в его ладонях. По спине у нее пробежали мурашки. Ей пришлось поднять глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. Хотя она была высокого роста, он выглядел просто великаном. Лицо его казалось красивым, но немного грубоватым — морщины на лбу, складки вдоль щек, угрюмое выражение карих глаз, будто сверливших насквозь. Она смутилась, когда управляющий покосился на откровенно вырезанное декольте, и тут же пожалела, что вырядилась в такое платье. Без сомнения, он был из мужчин, опасных для женщин. Предательские мурашки опять пробежали по спине, а щеки залил румянец, который не скрыть.
