По-моему, мы слишком часто стали считать героем рыболовного дня только того, кто опередил других в поимке рыбы… А как же утренняя заря? Как же солнце, встающее над очесами ночного тумана?.. Вот его багровый край показался над вершинками тростника, вот багровый свет шире и ярче, и наконец веселыми утренними красками загорелась ветла, подошедшая к самому берегу… За рассветом наступает утро в первых криках крачек и чаек и в чуть приметном шелесте осоки. Но все эти краски, все это утреннее действие над водой, над поплавком, замершим у листа кувшинки, увы, не для тебя. Ты не встретил «егодпя краски и музыку природы. В стремлении только добыть ты забыл обо всем, чем мог одарить человека с удочкой рыболовный день. Нет, ты не рыболов, ты сам исключил себя из Великого Племени Людей, не умеющих оценивать дары природы на килограммы. Ты не рыболов, ты – добытчик…

Мне очень повезло. Я начинал свою рыболовную дорогу не с килограммов, а с красок утренних и вечерних зорь, с тишины еще не проснувшейся или уже уснувшей воды, хотя познавать рыболовные тайны учился в голодные военные годы. Но даже тогда, когда воды рек и озер нередко рвали толом, чтобы сразу и побольше собрать рыбы, мне чаще встречались люди, видевшие в рыбной ловле гораздо большее, чем просто добычу. Вот почему меня не очень веселят разговоры о ящиках, ведрах и рюкзаках рыбы, взятой там-то и там-то на то-то и на то-то. Вот почему, встречая в той или иной форме философию добытчика, я всякий раз ухожу воспоминаниями в свое детство, когда могло случиться, но не случилось худшего, когда вода, мир воды стал для меня миром бесконечно дорогих тайн, которые я всегда стараюсь оградить от жадности и маклачества. Но такие воспоминания всегда вызывают вопрос: «А что, если я не один? А что, если не поредело еще Великое Племя Рыболовов? А что, если следом за нами идут новые и им, еще только-только познающим тайны рыболовных троп, очень нужна наша помощь, нужен старший друг-собеседник, который уже научился находить главные ценности природы?»

Вот с такими мыслями я и решился собрать в одну книжечку все написанное мной о рыбной ловле. Эти рассказы, зарисовки, воспоминания я и приношу тем, кто сумел сохранить душу поэта и художника, и тем, кто еще только-только открывает в себе доброе и честное сердце.

Ваш А. Онегов

В горах Алтая зрело и щедро правила свое золотое, но, увы, короткое царство поздняя осень. В горах было то самое время, когда вот-вот явится зима и за одну ночь погасит холодным снегом все лиственницы, горевшие только вчера огнем последнего солнца. Зима была рядом. И люди, и скот торопились сейчас с гор, вниз, к оставшемуся в долинах теплу. Это было то самое время, когда осенние горные тропы вдруг оживали нескончаемыми вереницами овец, коз, телят, лошадей – все живое неторопливо, но устремленно уходило от близкой зимы.

А зима была действительно рядом, и каждую ночь я старался угадать ее приход по звездам.

Звезды тоже были рядом, над головой. Они горели ярким и близким огнем на узкой полоске ночного неба, оставленного мне горами Чулышмана. Неистовый Чулышман и по ночам хрипел среди этих гор – стен гигантского колодца, уходящего круто и высоко вверх, к самым звездам.

Когда небо становилось черным-черным, как ночные скалы, а ночные звезды вовсю разгорались своим ледяным огнем, я откидывал в сторону полу тяжелой овчинной шубы и подолгу смотрел вверх…

Я лежал на дне гигантского колодца, рядом с безумным горным потоком, ревущим и стонущим в чернильной темноте ночи, и считал звезды. Звезд было много даже на этой узкой полоске неба, оставленной мне горами, и я радовался, когда мой счет вдруг прерывался веселым, живым огоньком спутника. Я оставлял тогда сонные звезды и следил только за этим бегущим огоньком. Но спутник быстро скрывался за горами, и я снова становился звездочетом с тайной надеждой все-таки заснуть рядом с ревущей рекой.