Свою первую плотву я поймал на хлеб, на продолговатый катышек, пахнущий ржаным тестом и подсолнечным маслом. Этот катышек прятал в себе весь крючок целиком, вместе с цевьем, и казалось, что никакая рыба, живущая в нашем пруду, не сможет взять в рот столь громоздкую насадку. Но плотва, хорошая, большая, тяжелая, все-таки соблазнилась моим угощением…

О том, что в нашем пруду живет такая большая плотва, я раньше не знал. Каждый день, как только над лесом показывалось солнце, я приходил к плотине и ловил здесь окуней на крошечных карасиков. Эти карасики-зернышки водились в заболоченных ямках-озерках неподалеку от пруда, мы вылавливали их небольшим подъемником, сделанным из старой металлической сетки, и, заполучив таких живцов-крошек, были всегда уверены, что вернемся домой с окунями. Правда, окуни, соблазнившиеся чуть приметными карасиками, тоже не принадлежали к разряду солидных рыб, но все равно полтора десятка таких полосатых рыбок да еще в придачу к ним щуренок размером с карандаш считались по нашему пруду не самым плохим уловом.

Наверное, так и велась бы за нашим прудом слава пустяшного водоема, если бы на его берегу не появился однажды пожилой рыболов с небольшим ведерком и двумя очень длинными и очень тонкими удилищами.

Первое, что показалось нам странным в этом рыболове, это его снасть: удилища у него были бамбуковые, но почему-то не желтого, а коричневого цвета. Такого темного бамбука мы еще не видели, а потому и насторожились. Ну а когда загадочный рыболов при нас подвел к берегу плотвицу размером эдак с ладонь взрослого мужчины, мы чуть не ахнули от удивления: «Как же так?! Такая рыба в нашем пруду?!»

Может быть, и дальше удачливый рыболов оставался бы для нас загадкой вместе со своими странными удочками и счастливым ведерком, в котором всякий раз часам к десяти утра уже были три-четыре серебряные рыбины, если бы один из нас, мальчишек-окунятников, не осмелился как-то подойти поближе к специалисту по ловле плотвы и не поинтересовался с детской наивностью: «Дядя… а на что ловите?..»