Солнце давно перевалило через полудень, а Филька все еще шатался по лесу в поисках коровы. В который уже раз посмотрев на небо, понял, что скоро начнет смеркаться, что искать, как видно, бестолку, а потому - пора возращаться.

- Треклятая корова! И где ее черти носят? - Помянув нечистую силу, Филька трижды сплюнул, перекрестился и повернул назад, в село.

Уже три дня минуло, как корова не вернулась со стадом. По первости ждали, что сама придет, а ныне с утра староста приказал Фильке идти искать и без скотины не возращаться.

Да как же не возвращаться-то, коли нет коровы? Может она в болоте сгинула, может волки задрали, а то и лихой человек угнал... Филька живо представил себе, с каким лицом его встретит староста. Дело ясное - высекут, не до смерти, конечно, но высекут. Бабы сказывали, мол, в соседнем селе староста запорол пастуха за то, что не уследил, медведица телка уволокла, так тамошние мужики старосту того за ноги к двум верхушкам берез согнутых привязали, да и отпустили березы-то... Мужиков тех не нашли, а вот наш-то с тех пор в строгости поубавил... Побаивается, верно, как бы с ним подобное не случилось. Но за корову из боярского стада не пожалеет, точно. Хотя, если подумать: что боярину одна корова, когда у него их двадцать две? У Прасковьи - Филькиной жены - руки волдырями пошли, попробуй-ка, подои их. А другим бабам коров доить сам боярин запретил: у Прасковьи, мол, рука легкая, молоко долго не скисает.

Филька печально вздохнул и прикинул, что дойдет вон до той березы, согнутой временем до самой земли, и передохнет... Прошел заросшую папоротником поляну, присел на иссыхающий березовый ствол, достал из-за пазухи огурец, краюху хлеба и, не торопясь, начал подкрепляться. Он много раз бывал на этом месте, еще с дедом ходил сюда по грибы, и перекусывали они всегда у этой березы. Однако сегодня здесь было что-то не так - что именно, Филька пока не знал, но чувствовал.