«Средоточие зла» — так не моргнув глазом назвал Советский Союз президент США Р. Рейган, прибыв в Западную Европу в августе 1982 года и с ходу призвав к «крестовому походу» против «советской угрозы», «Мир требует силы», — развивал он свою концепцию в ноябре того же года, настаивая на развертывании неслыханной доселе программы перевооружения США. А летом 1984 года съезд ведомой Рейганом республиканской партии декларировал: «Америка — держава № 1».

Не правда ли, эта терминология весьма напоминает ту, которую мир не раз слышал из уст западных деятелей после Октября 1917 года?

«Крестовым походом» против «угрозы большевизма» именовал вооруженное вмешательство стран Антанты в гражданскую войну в Советской России будущий премьер-министр Великобритании, ненавистник коммунизма У. Черчилль. После провала этого «похода» идеологи буржуазии, как огня боясь распространения идей коммунизма, призывали в 20–30-е годы окружить СССР «санитарным коридором» из малых стран Центральной и Восточной Европы.

Подыгрывая антисоветчикам из «демократических» стран Запада, Гитлер в августе 1936 года демагогически предлагал рассматривать Германию «как основной центр западного мира при отражении большевистского натиска», не забывая при этом лозунг «Германия превыше всего».

Воспользовавшись советско-финляндским военным конфликтом зимы 1939/40 года, к которому финские правящие круги подтолкнула международная реакция, «западные демократии» в лице Франции и Англии добились исключения СССР из Лиги Наций как «агрессора» и одновременно планировали так называемый «южный вариант» — удар по Советскому Союзу с юга.

«Не Гитлер, а поляки начали вторую мировую войну». Сегодня, спустя 40 с лишним лет после ее окончания, такое слышать просто дико. Но именно этот тезис исходит, например, из уст некоего Герхардта Зилля, выпустившего в ФРГ книжонку под названием «Нужно было выжить во что бы то ни стало». Автор, равно как и другие реваншисты, вознамерился реабилитировать гитлеровцев, представить их как «жертвы» агрессии…

Напомним, как это было в действительности.

Вечером 31 августа 1939 года группа нацистов из службы безопасности СД ворвалась в здание радиостанции пограничного в то время с Польшей немецкого города Глейвиц (Гливице). Сделав несколько выстрелов перед микрофоном, гитлеровцы зачитали заблаговременно составленный на польском языке текст, содержавший призыв к Польше начать войну против Германии. Они привезли с собой несколько немецких уголовников из концлагерей, переодетых в польскую военную форму, и сразу же после выхода в эфир расстреляли их.

Остальное для нацистской пропаганды было делом техники. Тотчас радиостанции Германии передали в эфир экстренные сообщения о нападении на германскую территорию, совершенном будто бы поляками. В качестве «доказательств» приводились трупы «польских военнослужащих». А утром 1 сентября германское информационное бюро распространило сообщение, в котором между прочим говорилось, что «нападение на радиостанцию было, очевидно, сигналом к общему наступлению польских партизан на германскую территорию», что «польские партизаны перешли германскую границу еще в двух местах» и что «это были хорошо вооруженные отряды, по-видимому, поддерживаемые польскими регулярными частями»

[15]

.

Незадолго до провокации, 22 августа, Гитлер на совещании с высшим генералитетом вермахта заявил: «Я дам пропагандистский повод для развязывания войны, а будет ли он правдоподобен — значения не имеет. Победителя потом не спросят, говорил он правду или нет. Для развязывания и ведения войны важно не право, а победа».

«После того, как в сентябре 1939 года разразилась вторая мировая война, «умиротворение» стало грязным словом, а Мюнхенская конференция 1938 года стала обозначать все, что было неправильным во внешней политике союзников до второй мировой войны. Оно (это слово. — Авт.) предполагает наивность, слабость и благие пожелания. Премьер-министр Великобритании Невиль Чемберлен, «дирижировавший Мюнхенской конференцией» и вернувшийся из Мюнхена со словами «я привез вам мир на целое поколение…», превратился в патетическое посмешище… Чехи, чья судьба обсуждалась, и Советы, хотевшие сражаться с немцами, приглашены не были. Мюнхенское соглашение отдавало треть Чехословакии в обмен на обещание (Гитлера. — Авт.) не забирать остальное… Спустя менее чем 6 месяцев, в марте 1939 года, Германия завершила дело, захватив остальную часть Чехословакии и убив британские надежды, что германский лидер — это традиционный политик, чьи цели можно умиротворить»

[40]

.

Перед нами своего рода мини-аннотация или краткая «характеристика» соглашения о расчленении Чехословакии, которое заключили между собой в Мюнхене 29–30 сентября 1938 года главы правительств Великобритании (Н. Чемберлен), Франции (Э. Даладье), Германии (А. Гитлер) и Италии (Б. Муссолини). Ее автор — американский историк Р. Шульзинджер. Эта характеристика интересна тем, что она типична для позиции многих буржуазных историков. Ее суть в утонченной фальсификаций, нагромождении неточностей, замешанных на доле правды. А цель все та же: замаскировать истинного виновника войны — международный империализм.

Обратимся к фактам, чтобы затем вернуться к тезисам «характеристики» мюнхенского соглашения, данной американским историком.

Был ли Мюнхен случаен? На Западе нередко пытаются представить дело таким образом, будто попытка «умиротворить» Гитлера в Мюнхене была лишь реакцией «западных демократий» на захват Австрии. «Внезапно в марте 1938 года Гитлер бескровно захватил германоговорящую Австрию. Демократические державы, заламывая в отчаянии руки, молились, чтобы этот захват был последним захватом Гитлера в его стремлении к завоеваниям. Но Гитлер не мог остановиться. И далее, в 1938 году он продолжал «войну нервов», — пишет американский историк Т. Бейли

Но чтобы обуздать агрессора, не надо было «заламывать в отчаянии руки». Надо было действовать, и действовать своевременно. А возможности для этого имелись немалые. «Напала бы гитлеровская Германия на Чехословакию в 1938 году, если бы западные державы поддержали Прагу?» — такой вопрос был задан чехословацким представителем на Нюрнбергском процессе начальнику штаба верховного командования вермахта фельдмаршалу Кейтелю. Ответ был категоричен: «Разумеется, нет. В военном отношении мы не были достаточно сильны. Цель Мюнхена состояла в том, чтобы изолировать Россию от Европы, выиграть время и закончить наши военные приготовления»

Не оставляя попыток исказить существо мюнхенского соглашения, реакционные силы в буржуазной историографии одновременно пытаются очернить Советский Союз. В качестве одной из причин второй мировой войны они стремятся представить советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 года. Этот пакт, утверждает, например, английский генерал в отставке Ф. Мак лин, «сделал войну неизбежной»

[52]

. Заключив его, вторит ему другой англичанин, У. Коул, Советский Союз-де «открыл ворота для следующего шага Гитлера на Восток»

[53]

. Более утонченна в своей версии австралийская исследовательница Дж. Бомон. По ее словам, «вина за пакт не ложится целиком на них» (русских. — Авт.). Ее якобы должны разделить поровну между собой СССР и Запад

[54]

.

Факты, однако, опровергают указанные попытки переложить ответственность за развязывание войны с международного империализма и его порождения — германского фашизма на СССР. Они свидетельствуют: Советская держава сделала все от нее зависящее, чтобы преградить путь войне.

В связи с нарастанием реальной угрозы войны со стороны гитлеровской Германии Советское правительство неоднократно предлагало правительствам Англии и Франции объединить усилия, заключить сроком на 5–10 лет договор о взаимопомощи и совместных действиях в случае возникновения агрессии в Европе. Однако они всячески уклонялись от этого. Их заветное желание выразил ответственный деятель британского министерства иностранных дел Л. Кольер, заявивший весной 1939 года, что английское правительство не желает связывать себя с СССР, «а хочет дать Германии возможность развивать агрессию на Восток за счет России». Правительства Англии и Франции не только не откликнулись на реальные предложения Советского Союза, но предприняли все, чтобы сорвать начавшиеся с 1939 года переговоры с СССР. В августе 1939 года они направили в Москву неправомочных представителей, снабдив их инструкциями «вести переговоры медленно и осторожно», обсуждать военные планы «на чисто гипотетической основе».

Переговорам о союзе с СССР Лондон придавал второстепенное значение, рассматривая их лишь как средство упрочения позиций Англии по отношению к Германии. В то же время правительство Чемберлена с мая до конца августа 1939 года вело секретные переговоры с фашистскими эмиссарами о широком англо-германском соглашении, предусматривающем разграничение сфер влияния между обеими странами в мировом масштабе. Одна из целей Англии состояла в том, чтобы пойти на сговор с Германией за счет Польши, отказавшись от данных ей гарантий, и вывести тем самым германские армии к границам СССР. В августе 1939 года германский посол в Лондоне Герберт Дирксен писал в Берлин: «Здесь преобладало впечатление, что возникшие за последние месяцы связи с другими государствами являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет достигнута единственно важная и достойная усилий цель — соглашение с Германией».

Еще в ноябре 1938 года советник по печати германского посольства в Лондоне Ф. Хессе сообщал, что «английская сторона настоятельно хочет сделать дальнейший шаг к тому, чтобы наглядно продолжить линию мюнхенского соглашения и открыть путь к совместному англо-германскому соглашению о признании основных сфер влияния». Английское предложение было тщательно рассмотрено в Берлине. Для ведения секретных переговоров в Лондоне был направлен правительственный чиновник по особым поручениям X. Вольтат. При этом были использованы и другие тайные каналы связи.

В 1973 году, когда отмечалось 30-летие Сталинградской битвы, 15 молодым американцам был задан вопрос: «Что такое Сталинград?» Только один из них сказал, что «это место в России, где во время войны с Гитлером произошло что-то важное», но что именно, он так и не вспомнил.

И это не случайное невежество горстки неучей, а следствие продуманной и целенаправленной политики правящих кругов государств НАТО, нацеленной на то, чтобы скрыть правду о решающей роли Советского Союза в минувшей войне, о его жертвах и усилиях. Испытанным приемом является либо замалчивание событий, происходивших на советско-германском фронте, либо изображение их в ложном свете.

В работах по истории второй мировой войны советско-германскому фронту отводится крайне мало места по сравнению с описаниями событий на театрах боевых действий, где действовали англо-американские войска. Например, из 46 глав книги «Тотальная война», изданной в Англии в 1979 году, ее авторы П. Калвокоресси и Г. Уинт только в двух из них говорят об участии в войне Советского Союза. В «Иллюстрированной истории мировой войны», изданной в США в 1969 году, лишь 5 процентов общего объема книги отведены показу военных действий на советско-германском фронте. В труде «Италия во второй мировой войне» о советско-германском фронте, где действовала 229-тысячная итальянская армия, рассказывается на 8 страницах из 430.

Искажая ход и значение сражений, которые вела Советская Армия в своем гигантском единоборстве с армиями гитлеровского блока, западные историки стремятся всячески преуменьшить вклад СССР в разгром военной машины «третьего рейха», представить США и Англию главными творцами победы. Основные их усилия направлены на то, чтобы доказать, что коренной перелом в войне в пользу антигитлеровской коалиции обеспечили боевые действия англо-американских войск в 1942–1943 годах и что после открытия второго фронта в 1944 году он стал главным фронтом второй мировой войны и внес решающий вклад в победу над германским фашизмом.

Рассматривая проблему коренного перелома, который потому так и назван, что он в корне изменил весь ход войны: до него германские и японские войска безраздельно владели стратегической инициативой и вели наступление на всех фронтах, — буржуазные идеологи стремятся искусственно раздуть значение борьбы американо-английских войск на второстепенных театрах военных действий и приписать происходившим здесь сражениям роль «поворотных пунктов» во второй мировой войне. Этим создается впечатление, будто локальные сражения английских и американских соединений в Африке, бои за отдельные острова на Тихом океане или действия в Италии имели такое же, если не большее, значение, чем решающие битвы на советско-германском фронте.

Решающим военно-политическим событием первого года Великой Отечественной войны явился разгром гитлеровских полчищ под Москвой — их первое крупное поражение в ходе второй мировой войны в целом. К концу апреля 1942 года потери вермахта на Восточном фронте почти в 5 раз превысили все потери, понесенные в Польше, Западной Европе и на Балканах.

Значение этого события трудно переоценить. Оно означало, что Советские Вооруженные Силы сорвали осуществление плана «Барбаросса», с помощью которого германский фашизм намеревался расчистить себе путь к мировому господству. Потерпела крах стратегия блицкрига, или «молниеносной войны», нацеленная на полное уничтожение Советского государства. Впервые у фашистской Германии была вырвана стратегическая инициатива, и она оказалась перед перспективой затяжной войны. Развеян был и миф о непобедимости германской военной машины.

Почему же провалился план «молниеносной войны» против СССР, который гитлеровскому военно-политическому руководству казался универсальным и безотказным средством достижения победы: разгром одиннадцати государств Европы менее чем за два года, рассуждали в Берлине, разве не убедительное тому доказательство?

Вопрос далеко не праздный. Он и в настоящее время сохраняет свою актуальность. Ведь по сей день стратегия блицкрига котируется весьма высоко в наступательных, агрессивных доктринах и планах западных держав. Принцип блицкрига лежал в основе «шестидневной» захватнической войны Израиля против арабских стран в 1967 году. Этот же принцип ныне положен в основу зафиксированной в военных уставах и наставлениях новейшей американской концепции «воздушно-наземных» боевых действий

[72]

.

Гитлеровскому руководству казалось: достаточно мощного, молниеносного удара, и успех в борьбе с СССР будет обеспечен. Нацистская Германия сделала при этом ставку на использование своей развитой военно-промышленной базы, а также таких временных, но значительных преимуществ, как милитаризация страны, эксплуатация военно-экономических ресурсов почти всей Западной Европы, длительная подготовка агрессии, полная отмобилизованность войск, ядро которых имело опыт ведения современной войны, скрытность стратегического развертывания и внезапность нападения. Предусматривалось одновременное наступление грех группировок на Москву, Ленинград и Донецкий бассейн. Вместе с войсками сателлитов Германии армия вторжения насчитывала 190 дивизий, более 4000 танков, 5000 самолетов. На направлениях главных ударов обеспечивалось пяти-шестикратное превосходство в силах. На «победоносный блицкриг» отводилось 6–8 недель…

Незабываемой страницей истории навсегда останется Сталинградская битва, внесшая огромный вклад в достижение победы над гитлеровским фашизмом, положившая начало коренному перелому в ходе Великой Отечественной и всей второй мировой войны. В степях между Волгой и Доном были разгромлены отборные войска гитлеровского вермахта. Беспрецедентны масштабы этого грандиозного сражения. Битва на Волге длилась более полугода (17 июля 1942 года — 2 февраля 1943 года), она развернулась на площади около 100 тысяч квадратных километров, при протяженности фронта 400–850 километров. В ней на некоторых этапах с обеих сторон участвовало свыше 2 миллионов человек. Враг потерял в ходе сражения 1,5 миллиона солдат и офицеров (более 25 процентов всех действовавших на советско-германском фронте войск вермахта), свыше 3000 танков, около 4400 самолетов, более 12 тысяч орудий

[74]

. Стратегическая инициатива перешла в руки советского командования и удерживалась им до конца войны.

Победа под Сталинградом оказала существенное влияние на всю международную обстановку. Она окончательно сорвала планы нападения на СССР Японии и Турции, заставив их сохранять нейтралитет, привела к новому мощному подъему народно-освободительной борьбы против фашизма. Слово «Сталинград» передавалось из уст в уста как пароль сопротивления, пароль победы. Волжская катастрофа вызвала растерянность и замешательство в стане врага. В этой битве были не только перемолоты отборные гитлеровские войска. Здесь выдохся их наступательный порыв, был сломлен моральный дух фашизма. Начался распад фашистского блока.

Победа под Сталинградом была восторженно встречена всеми, кто сражался против фашизма. Президент США Ф. Рузвельт, оценивая подвиг советских войск, отмечал: «Их славная победа остановила волну нашествия и стала поворотным пунктом войны союзных наций против сил агрессии». «Это действительно изумительная победа», — констатировал в феврале 1943 года премьер-министр Англии У. Черчилль.

Можно приводить и другие оценки подобного рода. Однако в послевоенный период о Сталинградской битве на Западе стали писать, исходя не из действительных событий и уроков, а из политических установок руководящей элиты капиталистических стран. Хотя эта битва и была отнесена буржуазными историками к разряду «решающих битв» минувшей войны, но сделано это было с оговорками, поскольку она-де, как писал упоминавшийся выше английский историк Г. Моль, означала перелом «лишь на русском фронте».

Иначе говоря, западного читателя усиленно убеждали в том, что главные события, определившие коренной перелом в ходе второй мировой войны, произошли на фронтах, где действовали англо-американские вооруженные силы, а Сталинградская битва имела значение лишь для советско-германского фронта. Бывший английский премьер-министр Г. Макмиллан писал в своих воспоминаниях о Сталинградской битве: «Это первое большое поражение Гитлера означало такой же явный поворот событий на Востоке, каким на Западе были до этого битва за Аламейн и операция «Торч», а также захват американцами Гуадалканала в августе, ознаменовавший начало наступления на Дальнем Востоке»

В начале июня 1984 года северное побережье Франции — Нормандия — стало ареной грандиозного «шоу». Гремели военные марши, морские пехотинцы лихо высаживались на побережье, имитируя действия десанта: наши бывшие союзники по антигитлеровской коалиции с помпой отмечали 40-летие открытия второго фронта в Западной Европе. В политическом спектакле приняли участие руководители государств и правительств многих стран НАТО. «Командовал парадом» президент США Р. Рейган.

…Бизнес на Западе бывает разный. Некто Ж. Месил, например, француз по национальности, в мае 1984 года закупил две тонны песка с пляжа той же Нормандии, разложил его по четвертьлитровым баночкам, которые и начал распродавать туристам по 11 франков за штуку, заработав буквально «на песке» неплохие деньги: всего распродано было 8 тысяч «сувениров». На каждой банке имелась этикетка: «Песок с пляжа, где сорок лет назад высадились союзные войска…»

[97]

Свой «бизнес» на открытии второго фронта решил сделать и президент США Р. Рейган. Однако в отличие от француза он прибег к подлогу. В своей прокламации по случаю 40-й годовщины высадки в Европе союзных войск президент «подправил» текст выступления генерала Д. Эйзенхауэра, с которым тот, как главнокомандующий союзных экспедиционных войск, выступил по лондонскому радио 6 июня 1944 года, в день «Д». Президент «всего лишь» опустил слова генерала о том, что высадка в Нормандии является частью плана освобождения Европы «совместно с нашими великими русскими союзниками…»

[98]

.

Упомянутое событие имело серьезные основания быть достойно отмеченным. «Открытие, хотя и запоздалое, второго фронта в Европе, — отмечал товарищ М. С. Горбачев, — было существенным вкладом в общую борьбу»

[99]

. Однако празднование юбилея на Западе приобрело сепаратную, антисоветскую направленность. На торжества не были приглашены представители Советского Союза, было сделано все, или почти все, чтобы принизить решающий вклад СССР в разгром фашизма, представить прежде всего Соединенные Штаты Америки спасителями Европы от коричневой чумы. В упомянутой прокламации президента США утверждалось, что деяния «соотечественников-американцев и солдат союзников положили начало освобождению Европы».

Буржуазные средства массовой информации подхватили тон, заданный «официальной Америкой». До высадки, декларировал американский журнал «Тайм», «теоретически было еще допустимо, что Гитлер может выиграть войну или, по крайней мере, добиться в ней тупика…». Американские силы и средства, по мнению журнала, были направлены в Европу «с рыцарской по своей сути миссией — спасти целый континент, находившийся в беде». США тем самым «спасли европейскую цивилизацию», а все это «военное предприятие определило судьбы Европы»

Близорукий отказ западных держав своевременно противопоставить согласованные коллективные действия политике Германии и Японии, попустительство США, Англии и Франции агрессорам в расчете направить их против СССР обернулись бумерангом против них самих. «Потребовались оккупация почти всей Западной Европы, захват Парижа, бомбардировки Лондона… для того, чтобы рассыпались циничные расчеты и рухнули беспочвенные надежды»

[105]

. Еще до 22 июня 1941 года западным державам пришлось поворачиваться лицом к Советскому Союзу.

Президент США Рузвельт, отмечает американский историк У. Кинселла, потому «игнорировал рекомендации» госдепартамента быть «предельно настороже» с СССР, что «эффективность сил, сражавшихся с фашизмом… определялась участием России в коалиции…..Дело выглядело таким образом, что Ф. Д. Рузвельт искал союзника в длительной и тяжелой борьбе с фашистскими нациями»

[106]

. Фактическая международная ситуация, сложившаяся на начало 1941 года, показывала, что попытки США остаться в стороне от военных действий, переложив тяжесть борьбы с фашистским блоком на плечи Англии, оказываются бесплодными и что антигитлеровские усилия этих двух стран будут неэффективными, если не привлечь к ним СССР.

Заполучить «сражающегося союзника» — такова была одна из важнейших целей и премьер-министра Великобритании У. Черчилля, который был не прочь столкнуть для этого Германию и СССР. «Предупреждения» о возможности агрессии Гитлера, которые Черчилль направлял И. В. Сталину в апреле — мае 1941 года, были, в известной мере, корыстными», — уточняет английский историк В. Ротуэлл. Более того, сообщает он, когда ряд высших чиновников английского министерства иностранных дел вознамерился привлечь СССР к участию в экономической блокаде Германии в обмен на признание его новых северо-западных границ, то тот же Черчилль «в корне пресек» эту инициативу. Такой совместный шаг Англии и СССР мог, по его мнению, сдерживать Германию и тем самым помешать Англии получить воюющего союзника

[107]

.

Расширение фашистской угрозы заставило западных политиков смотреть на мир в его реальных проявлениях. Фашистская Германия стремилась не только захватить европейские государства, но и ликвидировать в них буржуазно-демократические завоевания, установить режим террора, диктата, насилия. «Западные демократии» пожинали плоды своей близорукой антисоветской политики. Межимпериалистические противоречия оказались сильнее их расчетов. Мюнхен как выражение такой политики провалился.

Накануне нападения Гитлера на СССР Англия находилась в критическом состоянии. Ее спасение зависело от того, будут ли силы фашистской Германии отвлечены на войну против СССР. «Первый период войны был гибельным для Англии… — писал английский военный историк Фоле. — В действительности существовала только одна надежда. Две величайшие силы мира все еще не участвовали в войне — это Соединенные Штаты и Советская Россия. Имея их в качестве союзников, Англия могла рассчитывать на победу»

Весной 1942 года вопрос о создании США и Англией фронта в Западной Европе приобрел первостепенное значение. На переговорах между народным комиссаром иностранных дел СССР В. М. Молотовым и У. Черчиллем в мае этого года советский нарком, подчеркнув «особую важность и срочность вопроса о втором фронте», спросил: «Могут ли союзники Советского Союза, и в первую очередь Великобритания, оттянуть с нашего фронта летом и осенью 1942 года хотя бы 40 германских дивизий и связать их боями в Западной Европе? Если это будет сделано, тогда вопрос разгрома Гитлера был бы предрешен уже в текущем году»

[125]

. В конце мая — начале июня вопрос об открытии второго фронта обсуждался и с Рузвельтом.

Буржуазные историки, как правило, предпочитают не вспоминать, что инициатива приглашения советских представителей в Вашингтон для переговоров по вопросу о втором фронте принадлежала американской стороне. 11 апреля 1942 года президент США Рузвельт пригласил к себе советника посольства СССР в США А. А. Громыко и вручил ему личное послание на имя главы Советского правительства. В послании, в частности, говорилось о стремлении американских союзников проявить «реализм», оттянув на себя часть сил Гитлера, «облегчить критическое положение» на советско-германском фронте и «оказать помощь в уничтожении гитлеровских армий и материальных сил лучше», чем это делалось «до сих пор».

Таким образом, уже весной 1942 года понятие «второй фронт» было определено по месту, времени и цели и согласовано между правительствами СССР, США и Англии. 11–12 июня, после американо-советских и англо-советских переговоров, в Москве, Вашингтоне и Лондоне были опубликованы коммюнике, в которых сообщалось, что «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году»

[126]

.

Почему западные союзники, не торопившиеся с оказанием помощи СССР в период осени и зимы 1941 года, сами поставили вопрос о ее «улучшении» в апреле 1942 года? Все дело в том, что в это время для краеугольного принципа военно-политической стратегии США и Великобритании, заключавшегося в «сохранении Советского Союза в качестве активного противника Германии», после ощутимого поражения гитлеровцев под Москвой, по мнению военных кругов западных стран, возникла угроза. Эти круги не исключали возможности сепаратного мира между СССР и Германией. Поэтому американские военные заторопились внести коррективы в свою «большую стратегию». Ими был подготовлен план «Болеро-Раундап», который предусматривал накапливание сил и последующее вторжение в Европу союзнических войск и развязывал руки правящим кругам США для политического маневрирования. После этого Рузвельт и выступил с упомянутой «инициативой». Кроме того, открытия второго фронта требовала американская общественность. Осенью 1942 года предстояли очередные выборы в конгресс США, и президент не мог с этим не считаться.

В Советском Союзе понимали, что для открытия второго фронта в 1942 году союзникам пришлось бы преодолеть немалые препятствия. Однако у них имелось главное — реальные предпосылки успеха стратегического удара по фашистскому рейху с Запада: разгром немецко-фашистских войск под Москвой и последующее общее контрнаступление Советской Армии, сосредоточение на советско-германском фронте основных сил гитлеровской Германии и ее союзников.