Меня несет на черных крыльях ночи, внизу горит земля, трещат крыши падающих домов, жалкие людишки орут и мечутся, как муравьи по вершине своего холмика, а под моими жестокими ударами рушатся башни и крепости…

Я вынырнул из жуткого сна с таким воплем, что распахнулась дверь. Заметались дымные факелы, воины с мечами наголо ворвались быстрые и готовые к бою.

– Ваша светлость?

Я прошептал:

– Все-все, идите… Недобрый сон.

Все проблемы, как гласит закон, делятся на две категории: одни разрешаются сами по себе, другие вообще неразрешимы. После ухода барона я перебирал новости, особенно врезалось в память то, что священники искренне жалеют о гибели презираемого ими некроманта. Ишь, самоотверженно спас жизнь великого инквизитора, отдав взамен свою и приняв мученическую смерть в пламени!

В дверь деликатно постучали, что значит кулаком, а не рукоятью меча или ногой. Я положил обе руки на стол и сказал державно:

– Да, что там?

В дверь заглянул дворецкий. Бобик рыкнул, раздраженный, что кто-то мешает самому лучшему на свете занятию. Дворецкий старался держаться, как и положено, бесстрастно и невозмутимо, но чувствую, трясется, как осинка на ветру. И Пса боится, и не знает, как общаться со всесильным завоевателем.

– Ваша… светлость, – проговорил он таким привычно громким голосом, что сам испугался и пустил петуха, – ваша светлость! К вам на прием Великий Инквизитор.

Несмотря на то что некромант прожил здесь всего несколько дней, едкий запах химикалий я ощутил еще перед закрытой дверью. Когда был Логирд, я не обращал внимания на ароматы, уродливые черепа, высушенные лапы, пучки трав, а сейчас перешагнул порог и сразу ощутил нечто древнее и враждебное человеку.

В комнате тихо, камин черен и почему-то упорно напоминает бездонный космос, но там тишина, никаких молний, никаких звездных катаклизмов, только застарелый запах дыма, давно не убираемого пепла, а также легкий запашок неизвестных трав.

Пес быстро пробежался везде, иногда носом терся по полу, я даже слышал скрип, кое-где шел почти на задних лапах, а то и подпрыгивал, стараясь поймать запахи вверху, а я, не обращая внимания на его изыскания, деревянными шагами прошел к столу, там все те же три пузырька и череп.

Бобик посмотрел в ожидании: вдруг да буду бросать ему череп, а он станет приносить, классная игра, но я переставил все на полку, освободив стол, вытащил обгорелый череп некроманта и водрузил на середину стола.

– Прощай, – сказал я невесело. – Не скажу, что чувствовал к тебе хоть какую-то симпатию… Да и сейчас нет во мне горя, люди гибнут всюду, однако ты показал себя достойно… а самое главное, спас отца Дитриха… Нет, даже не это главное. Ты изменил его отношение к магам! Ты, можно сказать, спас их от костров. Спасибо.

Во дворец я возвращался с черепом в мешке, успел призадуматься, где положу в своих покоях, места много, но все слишком роскошно, чтобы где-то присобачить испачканный золой и обгорелый череп.

Возле центрального собора толпы рабочих спешно очищают площадку от строительного мусора. Его использовали в последние годы как склад, но отец Дитрих пришел в ярость, как только увидел кощунственное осквернение священного места, велел из собора все выбросить, а его заново освятить.

Массивные красочные ворота распахнуты, изнутри льется ласковый яркий свет дюжины люстр, доносится негромкая церковная музыка. Бобик подбежал и заглянул вовнутрь, а когда оглянулся, глаза его сверкнули багровым.

Я натянул поводья.

– Зайчик, погоди… Эй, что здесь происходит? Собор открыт? Без освящения?

Он внимательно слушал, по его лицу я видел, что о таких возможностях даже не мечтал, но не выказывает радости, молодец, больше полномочий – больше и спрос, сказал размеренно:

– Я сделаю все, ваша светлость, чтобы население продолжало усердно трудиться.

– Словно ничего особенного и не произошло, – сказал я.

– Словно ничего особенного и не произошло, – повторил он послушно, будто делал заметки в блокноте для деловых записей.

– А купцы должны торговать, – подчеркнул я. – Кстати, под Хребтом в моей личной собственности Тоннель. Так, небольшой, всего лишь на ту сторону. В смысле, короткий. А так вообще просторный, удобный! У Древних не хватило ума жить мирно, но строить умели.

Голова накалилась от горячечных мыслей, их бурный поток прервало только возвращение на измученных конях всадников Норберта. Сам он едва сполз с коня, его поддержали под руки, сразу сунули флягу с вином. Долго и жадно пил, а когда поймал меня взглядом, высвободился из рук и заковылял навстречу, с усилием выпрямляя спину.

– Разгром, – доложил он хриплым голосом. – Мы гнали их и резали, как баранов. Без всякой жалости, теперь самим стыдно.

– Почему?

– Почему стыдно? – переспросил он.

– Почему без жалости, – уточнил я.

Ночь опустилась сказочно-прекрасная, неимоверно огромная луна сияет настолько ярко, что потускнели вокруг нее звезды, а мир внизу залит мягким волшебным светом.

Священники с бранного поля уже ушли, непогребенными остались только люди противника. Кое-где бродят группками и поодиночке наши кнехты, переворачивая убитых, собирая кошельки, амулеты, талисманы, кольца, медальоны, дорогие пояса.

Там же на месте освобождают от понравившихся доспехов и примеряют на себя. А если учесть, что на поле осталось убитыми вдвое больше сенмарийцев, чем вообще у нас воинов, то даже самые нищие из наших пехотинцев утром будут щеголять в дорогих рыцарских доспехах. Только золотые рыцарские шпоры велю снять, а так пусть, это их право. Буду гордиться, что у меня даже кнехты в такой экипировке. Надо будет десяток отпустить отдыхать на родину, и когда там их увидят, в Тоннеле будет пробка от волны добровольцев, желающих принять участие в священном походе за честь и веру.

Военачальники под началом неугомонного сэра Растера спешно начинают победный пир. Я побыл с полчаса, поднял чашу с вином за полную и окончательную победу, после чего ушел, сославшись, что нужно у карты родины подумать о судьбах мира.

Рассвет окрасил восток алой полоской над самой землей, утро начинается мягкое, золотистое. Я вышел из палатки, когда солнце высунуло лысину над воспламенившимся горизонтом и сразу затопило мир блеском и сверканием металла. У погасших костров спят в рыцарских доспехах измученные воины, всю ночь перебирали подходящие по росту и размерам доспехи.

Навстречу во весь опор неслись всадники Норберта с ним во главе. Он издали прокричал рассерженно:

– Сэр Ричард! Это недопустимо! Вы не должны вступать в переговоры без надлежащего эскорта. Это и опасно и… может умалить вашу честь!

Я отмахнулся.

– Полноте, сэр Норберт. После такого разгрома?

Он подумал, кивнул, но лицо выражало несогласие.

Он летел впереди, легкий и эфирный, а я тяжело ломился сквозь плотный воздух, врезался всей массой, мощно рубил толстыми крыльями, а когда уставал – раздвигал пошире и парил, медленно скользя в ту сторону, куда унесся Логирд.

Иногда он возвращался, придирчиво смотрел, как я модифицирую крылья и тело, добиваясь большей аэродинамичности, сказал с непонятной завистью:

– И здесь вы знаете, что делать! Многогранный вы человек, ваша светлость!

Я прокаркал сипло:

– Это значит, я гад, сволочь, паразит и мерзавец одновременно?

Последняя комната в самом деле оказалась библиотекой. В шкафу целых семь книг, не просто библиотека, а по нынешним временам большая библиотека. Даже очень.

Логирд указал нужный том, я снял с полки и, разложив на столе, поворачивал страницы. Логирд бурчал, что он бы сделал быстрее и аккуратнее, если бы мог, я старался, но истлевшая, как одежда волшебницы, бумага стала ломкой и хрупкой.

– Вот! – вскрикнул он. – Нет, не эта, но я помню, что за этой страницей идет та, где нужное заклятие… Та-а-ак, вот оно!

Я бережно-бережно, затаив дыхание, взялся на страницу, подул, разделяя с соседней. Странный рисунок, будто баловался ребенок, в то же время черные и безукоризненно ровные линии чертежа, непонятный узор, затейливый орнамент…

– Сейчас будем запоминать, – сказал он. – Вам не прочесть, сэр Ричард, это тайный язык.