Ночью из вольера зоопарка одного из южных, но вполне российских городов таинственно исчез муфлон. То есть, конечно, не сам исчез. И не так чтобы уж очень таинственно. Экспонат не был склонен к побегам. Стало быть, размышляли опечаленные зоологи, его грубо и цинично, под покровом душной южной ночи, похитили. На что указывало наличие колонии вечно голодных бомжей, привольно раскинувшейся в пойме реки — совсем недалеко от обездоленного зоопарка. О механизме похищения муфлона гадать не приходилось… Он совпадал с механизмом исчезновения купца Портретова из знаменитого уголовного рассказа Антона Павловича Чехова «Шведская спичка»: «Мерзавцы убили и вытащили труп через окно». Как и купец Портретов, муфлон никому живым нужен не был. К тому же тащить живого муфлона представлялось чреватым. Нет, труп перебросили через сетку, оберегающую животное от посетителей, и за неимением окна вытащили через дыру в заборе. После чего труп был надежно скрыт путем зажаривания и, натурально, поглощения.
В райотдел милиции поступило соответствующее заявление. Ладно бы сразу после исчезновения муфлона. Нет, беспечные знатоки психологии гадюк и особенностей совокупления гиппопотамов принесли его на третий день после исчезновения ценного экземпляра… Даже тотальное и радикальное промывание желудочно-кишечных трактов окрестных бомжей никаких улик дать уже не могло. Но заявление было зарегистрировано, делу был дан официальный ход. Надо было что-то делать. Начальник районного УГРО поступил так же, как на его месте поступили бы все начальники УГРО России: найти муфлона он поручил самому на тот момент молодому оперу — лейтенанту Игорю Пискареву.
Хоть и был лейтенант Пискарев молод, но он даже после третьего стакана не мог допустить мысли, что когда-нибудь раскроет тайну исчезновения особо ценного муфлона. При этом он добросовестно облазил весь зоопарк, так что его начали узнавать некоторые представители кошачьих, из тех, что покрупнее. Особенно долго не сводил с него желтых зековских глаз уссурийский тигр. Побеседовал лейтенант и с некоторыми представителями отряда бомжей, из тех, кто на момент беседы еще мог вязать лыко. Из этих бесед Пискарев вынес твердое убеждение, что именно они и сожрали несчастного муфлона. Он был бы рад пришить это убеждение к делу, но оно не подшивалось… Плевое в общем-то дело превращалось в висяк — из тех, что уже не скроешь, до лучших времен в сейф не засунешь. Очевидно, памятуя об этом и ощущая многократно поротой задницей грядущие неприятности, начальник УГРО не давал молодому оперу прохода. И на глазах у злорадных коллег устраивал лейтенанту показательные и обидные разносы.