Хлопнула входная дверь. Наташа вздрогнула, обреченно вздохнула, затем плеснула коньяка в стакан и залпом выпила.

Уехал! А она так ничего и не сказала ему. Не успела даже слова вставить, даже не намекнула, что все поняла и простила, и сама готова попросить прощения. Ну почему, почему она так долго тянула со своим объяснением? И вот, дождалась – Борис бросил ее. Бросил как раз тогда, когда она поняла, как он нужен ей. Поняла, что не должна была отталкивать мужа, который переживал не меньше, чем она.

Бутылка стояла перед носом и в голову пришла довольно глупая мысль – напиться. Напиться, чтобы забыть. Забыть, что муж бросил, забыть обо всем и заснуть…

Ну и что? Она забудет на сегодня, а завтра опять ее будут глодать все те же мысли…

Ее любимая героиня в трудные минуты повторяла: «Я не буду думать об этом сейчас». Правильно – что толку терзаться? Оттого, что она будет рыдать или биться в истерике, Боря не вернется.

Кому-то лето 1980 года запомнилось Московской Олимпиадой, кому-то – смертью Высоцкого и французского шансонье Джо Дассена. Наташе Виноградовой оно запомнилось тем, что в тот знойный август она стала студенткой Ленинградского института текстильной промышленности. Вместе с Людкой, лучшей подружкой, они подали документы, вместе сдавали экзамены и обе прошли по конкурсу.

Началась студенческая жизнь, которая поначалу казалась поразительно свободной: уроки делать не надо, к доске не вызовут… После занятий девушки ходили на нашумевшие спектакли, доставали билеты на недели зарубежного кино. Едва узнав об открытии выставки картин Ильи Глазунова, Наташка с Людкой решили, что обязательно должны ее посмотреть. За ними увязалась еще одна девочка из их группы, Яна. Молчаливая и несколько медлительная литовка из Паланги планомерно изучала достопримечательности Ленинграда, и не упускала случая сходить на интересную экскурсию вместе с питерскими студентками.

Очередь из любителей живописи завивалась вокруг здания Манежа и заканчивалась на бульваре Профсоюзов. Под надзором блюстителей порядка публика терпеливо топталась на ноябрьском ветру, медленно продвигаясь к вожделенным дверям. Рядом с подругами в очереди оказались три парня, не упустившие случая познакомиться с симпатичными девушками. Ребята были студентами разных вузов, но старыми школьными друзьями. Наташа сразу же выделила среди них Павла – темноволосого, с умными серыми глазами.

Всей компанией ходили по Манежу, а после выставки добрели до улицы Желябова, где, отстояв еще одну очередь, объелись пышками. Расставаясь возле метро на Канале Грибоедова, договорились о следующей встрече. Всю дорогу до дома Людка щебетала про Валентина. Какой он смешной, сколько анекдотов знает… А Наташе такие балаболы никогда не нравились. Она хотела сказать, что ей понравился Паша – но почему-то смолчала. Мало ли кому кто с первого взгляда нравится?

Но и при следующей встрече Павел ее не разочаровал. По вечерам в постели она мечтала: как бы устроить так, чтобы в другой раз он вызвался проводить ее до дому… Они с Людкой живут в одном дворе, и если вместе поедут – это будет не то… А еще надо избавиться от навязавшейся на их голову Яны. Девчонка явно не вписывается в компанию. Иной раз за вечер двух слов не проронит…

Как это часто бывает, вначале день свадьбы казался бесконечно далеким, и вот он уже наступил…

Наталья сама сшила себе подвенечное платье: кремового цвета кружева на обтягивающем лифе, шелковые рукава и пышная юбка из того же материала. Решила обойтись без фаты – золотистые локоны украшал венок из искусственных цветов.

– Наташка, ты принцесса! – восторгалась Людка, любуясь подругой. – Впрочем, с твоей фигуркой хоть в мешок нарядись, все равно красавицей останешься. Но у меня тоже ничего костюмчик! Свидетельница будет на высоте, как думаешь?

– Чудный костюм, – рассеянно похвалила Наташа, которая ни о чем, кроме предстоящей свадьбы думать не могла. – Людка, я так счастлива! Порой мне казалось, что Сашка так и не сделает предложение.

– Ну и что? Не он, так другой! Такие красотки в девках не засиживаются, – уверенно заявила Людка, выглядывая в окно. – О, жених уже прикатил!

Сдержав стон, Наталья перевернулась на другой бок и открыла глаза. Электронные часы на тумбочке показывали пять пятнадцать. Опять этот сон! Уже почти два года ей иногда снится, что она занимается любовью с Борей. Во сне он был страстным и нежным, она чувствовала его руки на своем теле, ощущала аромат его одеколона и любила его, во сне – любила, порой даже испытывала оргазм, как сегодня. А проснувшись, думала о нем. Понимала, что надо гнать эти мысли прочь. Как может она, мать двухлетнего Димки, думать о постороннем мужчине?.. Она замужем, она любит Сашку, да-да, любит, пыталась она убедить себя.

Как-то в порыве откровенности она рассказала Людке об этих снах, и та вынесла вердикт: «Все от недостаточной половой жизни!» Наташа только усмехнулась. Сашка в любой момент не прочь этим заняться, но после трудного дня, полного забот, после обид на мужа, мелких бытовых стычек, постоянных мыслей о ребенке, готовке, невымытой посуде, стирке, учебе и деньгах… Наташа стала часто отказывать мужу, сказываясь больной или усталой. А когда ему удавалось настоять, хотелось поскорее все закончить, и она вынуждена была признать, что Сашины ласки уже не приносят ей прежней радости.

Пахомов стал другом семьи Соловьевых, но появлялся в их доме не часто. Иной раз привозил дефицитные продукты, если возникали какие-то проблемы – помогал их решать. Именно благодаря Боре Наташин сын ходит в очень приличный ведомственный детский сад, совсем рядом с домом.

О своих чувствах Борис напоминал редко, но порой она ловила на себе его пристальный, вопрошающий взгляд, и невольно отводила глаза. Если он приезжал на какое-то сборище, случалось, они танцевали.

Наташе казалось, что, сжимая ее кисть в своей теплой ладони, Боря посылает сигналы, напоминает, что хочет ее. А ей с трудом удавалось сдержаться, не стиснуть пальцы, отвечая: я тоже хочу быть с тобой… Чувствовать его близость, запах, ощущать его руку на своей талии, и не иметь права прижаться было мучительно, но еще мучительнее было бы отказаться от этих редких прикосновений.

Дни складывались в недели, недели в месяцы. На смену чуть не ежегодно умирающим дряхлым лидерам пришел Горбачев. С молодым генсеком время побежало быстрее. То и дело что-то происходило, и это не замалчивалось, как прежде. После взрыва на Чернобыльской АЭС страна вместе со всем миром напряженно следила за ликвидацией последствий аварии; после землетрясения в Спитаке оплакивала погибших и дружно помогала оставшимся без крова. Между этими событиями случился кровавый этнический конфликт в Нагорном Карабахе. Активный и энергичный Михаил Сергеевич разъезжал вместе с женой не только по стране, но и по всему миру, и везде искренне улыбался, произносил бесконечные речи, обещая перестроить, углубить, интенсифицировать и придать ускорение. Брошенные им словечки превращались в лозунги, и заменяли давно набившие оскомину: «Слава КПСС» и «Да здравствует марксизм-ленинизм». Журналисты осмелели, так же, как депутаты то и дело созываемых партийных пленумов. На страницах периодических изданий начали понемногу печатать правду, которую долгое время скрывали от народа.

Так пролетело три года. Наталья окончила институт и работала в НИИ текстильной промышленности. Сашка активно писал, и получал соответственно. С деньгами в их семье стало полегче, отпала необходимость подрабатывать уборщицей.

Однажды летом она позвонила на работу мужа, хотелось узнать, когда он вернется из командировки. На том конце провода ответили, что Соловьев никуда не уезжал и сейчас подойдет к телефону. Еще не до конца осознав услышанное, Наташа в растерянности повесила трубку.

Что значит – никуда не уезжал? Сашка уехал почти две недели назад… А если командировка всего лишь предлог?

Прошло четыре месяца. Столичный офис постепенно принял на себя роль головного в компании. Однако, обосновавшись в Москве, Пахомов не ощущал себя там, как дома. Его двухэтажная четырехкомнатная квартира была куплена уже отделанной под евростандарт. Пригласили дизайнера, тот принес каталоги мебели, Борис ткнул пальцем в эскизы – и через неделю квартира была готова принять хозяина. Вот только жить там не хотелось. Тщательно продуманный интерьер так и оставался чужим, он приходил домой, как в гостиницу. Даже современный кабинет совсем не располагал к работе. Он мог бы обставить его более привычно, как в Питере, но, если поручить кому-то – опять получится не свое, а самому заниматься поисками по антикварным магазинам не было времени. К тому же он подозревал, что все равно ничего не выйдет. У этой квартиры не было души, а у него – никакого желания вкладывать в нее свою.

Для чего и для кого? Для женщин, которые иногда там появляются? Любая из них с удовольствием бы осталась, но после того, как одна из таких случайных подружек утром приготовила ему завтрак и за столом стала вслух размышлять, что для создания уюта в его шикарной квартире явно не хватает женской руки, Борис опять вернулся к старой привычке отправлять партнершу на такси в любое время ночи, лишь бы не видеть ее с утра в своей постели.

Несколько раз Пахомов наведывался в Питер и специально планировал свои поездки так, чтобы провести хоть день с пасынком.

В ноябре они с Димкой собрались в Эрмитаж, и Наташа неожиданно напросилась пойти с ними. Борю ее желание удивило, слишком давно они не выезжали никуда вместе. А Димка весь день сиял от счастья. За месяц до этого отчим сказал мальчику, что они с его мамой решили разойтись. «У взрослых иногда возникают такие разногласия, что продолжать вместе жить невозможно, – объяснил он, – но это не значит, что мы не будем общаться. Я буду приезжать. Ведь я люблю тебя, сынок». – «Я тебя тоже, папа Боря», – ответил Димка, стараясь не показывать, как сильно расстроен.

Побродив по залам музея, отправились в ресторан и пообедали. Они провели вместе почти целый день, и Наташа казалась приветливой. Боря тоже оставил свой равнодушно-ироничный тон.

Наталья вышла из воды и, не вытираясь, устроилась на шезлонге в тени стоящего рядом зонтика. Солнце палило вовсю, она решила не ходить в это время дня к морю, искупаться в бассейне.

Три года она не отдыхала, и была благодарна новой подруге Аннушке за то, что та уговорила ее купить двухнедельный тур.

В первое время после гибели Людмилы Наташа была вынуждена буквально разрываться между швейным производством и салоном «Стиль». В конце 1995 она нашла в салон дельного модельера, но все равно без ее присмотра там и дня не могли обойтись.

Раньше обеспечением швейного цеха материалами и фурнитурой ведала Людка, теперь Наташе пришлось связаться с несколькими челноками. Разъяснять им, что именно требуется, обговаривать все детали – это занимало время.

Окна трехкомнатных апартаментов выходили на площадь и, лежа на кровати, можно было лицезреть золотой купол Исаакия.

Пахомов любил останавливаться в «Астории», вид из окна подтверждал: он в родном городе. За распахнутыми белыми дверями спальни виднелась вторая комната. На диване в стиле модерн и таком же кресле – его и Ленкина одежда, которую они торопливо скинули, едва войдя в номер.

Сейчас они с Еленой отдыхали после занятий любовью.

– Рад, что ты меня встретила, не ожидал, – проговорил Борис.

– А я вчера в центральном офисе была и слышала, что Витя должен за тобой на вокзал ехать, вот и решила сюрприз устроить.

Прямо из машины Пахомов позвонил Елене Михайловне и сообщил, что скоро подъедет к ней в офис.

Разговор получился тяжелым. Лена явно не ожидала, что Борис попросит отыскать его жену на другом конце света. Глядя в сторону, она кусала губы, чтобы не заплакать.

– Нам ведь было так хорошо вчера, – сказала, не оборачиваясь.

Пахомов, сидевший напротив, спросил устало:

– Дорогая, я тебе когда-нибудь что-нибудь обещал? Пойми, для меня это очень важно!

«Не пойду сегодня на пляж. Буду лежать у бассейна, пить сок…» – вспомнила Наташа монолог знаменитой артистки, устраиваясь в кресле под широким зонтиком. Только там Клара Новикова изображала замотанную жизнью, нищую женщину, которой в театре приходится играть капризную миллионершу, а она… Она, конечно, не избалованная миллионерша, но ей тоже больше нравится у бассейна: здесь нет волн, меньше шума и бар под боком.

Она лениво оглядывалась по сторонам, размышляя о том, что половина отпуска прошла, а курортного романа она так и не закрутила, несмотря на то, что мужчин здесь полно, и многие смотрят на нее с интересом. Просто люди ее возраста обычно ездят отдыхать парами, одиноких не так уж много. Например, вчера, во время поездки в замок на «рыцарский турнир», к ней пытался клеиться молодой человек примерно лет двадцати пяти – зачем ей такой? Может, он альфонс, как Игорь? Чтобы отшить парня, пришлось соврать, что на днях к ней приезжает муж, крупный бизнесмен, который без телохранителей не ходит. Кавалер тут же отстал.

Пожилой немец, несколько раз во время завтраков и обедов подсаживавшийся за ее столик в ресторане, тоже пытался пофлиртовать. Они общались на ломаном английском, и Наташа каждый раз отказывалась пойти с ним вместе на пляж или на прогулку. У этого Фридриха были румяные щечки, явно вставные зубы и заметное пивное брюшко. Конечно, в любовники он не годился.

«Вот если бы кто-нибудь попривлекательней, вроде того, что сейчас выходит из бассейна, – размечталась Наташа. – Какая мускулистая спина, узкие бедра и рост немаленький… Наверно, он здорово плавает, а я и не видела, стреляла глазами по сторонам в поисках жертвы».

Предмет ее наблюдений подошел к своему шезлонгу, вытер лицо полотенцем, взял очки.