Сицилийская мафия одной из первых доказала, до какой степени недееспособным может оказаться государство и закон и как правительственные структуры могут оказаться по сути сообщниками криминальных групп. Ярким примером тому служит жизнь знаменитого Вито Геновезе, ставшего героем мирового бестселлера Марио Пьюзо «Крестный отец», где он выведен под именем Вито Корлеоне.

Этот человек, сицилиец, находился в своем родном городе, когда его попытались арестовать за убийство, совершенное в Америке. Один из особо рьяных полицейских, воспользовавшись поддержкой англичан, пытался арестовать его, причем обнаружил при аресте Геновезе рекомендательные письма, и в каждом говорилось, что этот всем известный мафиози «глубоко порядочный, достойный доверия, лояльный, которого можно использовать для любой работы». Так что получалось — полицейский глубоко неправ, в чем вскоре и убедился. Арестовав «человека чести», он был вынужден полгода просто таскать его повсюду за собой, поскольку ни итальянские, ни американские власти не выказывали желания отправить «крестного отца» за решетку. Тем временем свидетели обвинения в американских тюрьмах умирали загадочным образом, а полицейский так и не смог исполнить свой долг: закон обязал его освободить порядочного человека Вито Геновезе…

Кадр из фильма «Крестный отец»

Тюрьма Уччардоне в Палермо выглядела устрашающе: три ее грязных высоких блока высились между бетонной автострадой и кучкой обшарпанных нищих домишек, где проживали те, кто был не в состоянии позволить себе лучшее жилье. Тюрьма ничуть не изменилась за последние сто лет; разве что окончательно разрушилась статуя Мадонны, когда-то стоявшая посреди тюремного двора, а теперь валявшаяся на нем обломками, которые никому и в голову не приходило убрать.

В 1972 году здесь находилось немногим более тысячи заключенных, которых без труда можно было поделить на две группы. Первая, относившаяся к тем, кого герой Леонардо Шаши называл «полулюдьми», состояла из неграмотных опустившихся преступников. Их действительно не считали за людей и обращались соответственно. Они содержались в камерах, рассчитанных на двоих, но, однако же, вмещавших порой до 6 человек. Но, как считали тюремщики, «полулюди» большего и не достойны. Вторая же группа, достаточно малочисленная, сохраняла все человеческие права и претендовала на уважение и удобства, которые им и предлагали в той мере, что может предоставить тюрьма.

Достойные люди содержались в одиночных камерах, имели собственных секретарей, которые одновременно исполняли обязанности телохранителей и, помимо этого, тщательно следили, чтобы белье на постелях заключенных содержалось в идеальной чистоте, а еда доставлялась отнюдь не с тюремной кухни, а из лучших городских ресторанов.

Ко второй категории заключенных относился и 40-летний человек, в движениях которого чувствовалась уверенность в себе, — Томмазо Бускетта. В чертах его бронзового от загара лица было нечто неуловимо индейское: резкие и властные очертания, несколько грубый нос — следствие неудачных действий потрудившегося над ним в Америке хирурга-косметолога. На всех он производил впечатление человека преуспевающего и добившегося в жизни многого. Этот имидж поддерживал и сам Бускетта, приговоренный к 10 годам заключения. Он отродясь не обладал отменным вкусом в выборе одежды: носил чрезмерно яркие сорочки, на которых, однако, неизменно красовалась его монограмма. Никто не сказал бы, что и излюбленные им джинсы всегда сидели на нем как влитые, однако этот недостаток с лихвой искупался торговыми марками, свидетельствующими, что созданы они лучшими модельерами.

Стефано Бонтате по прозвищу Сокол с некоторой тоской смотрел на дорогу из окна своего автомобиля. Повсюду, куда бы он ни обратил взгляд, его встречал скудный и безрадостный сицилийский пейзаж: чахлые деревья и пыльные безлюдные дороги, по которым он вынужден был регулярно ездить вот уже в течение трех лет. Никакого удовольствия от путешествия Стефано не испытывал, да и не мог испытывать, тем более что по мере приближения к поселку Чакулли чувство внутреннего напряжения непроизвольно в нем нарастало. Он миновал развалины старой церквушки, когда-то претендовавшей на стиль барокко, с отвращением посмотрел на неизменную рекламу спагетти, конечно же, как всегда, лучших в мире, проехал мимо заброшенной станции техобслуживания и наконец попал на такую знакомую дорогу. До Чакулли оставалось чуть больше пяти километров.

Стефано было прекрасно известно, что в этом захудалом на вид поселке практически никто из посторонних людей не останавливается. Даже на картах этот населенный пункт никак не обозначен; да и зачем, если здесь проживает не более тысячи человек, а неказистые домишки скрываются от случайных взглядов при вечно закрытых вылинявшими от солнца ставнями; если здесь невозможно увидеть ни одного магазина (все необходимое для жизни жители поселка получают от торговцев, распродающих свои товары прямо из автомобилей).

Стефано по доброй воле ни за что не стал бы со столь завидной регулярностью посещать подобное место, контролируемое одной из самых жестоких мафиозных кланов, если бы здесь не обосновался глава клана Чакулли и генеральный секретарь Капитула Микеле Греко. Его владения скрывались под скромной надписью «Земельное владение Фаварелла».

Стефано миновал дорогу, на которой едва ли могли разъехаться два автомобиля, мимо высоких и пыльных бетонных стен, за которыми виднелась сочная зелень лимонных и апельсиновых деревьев, пересек проселочную дорогу по направлению к массивным воротам и остановил машину неподалеку от обычного дома, единственным украшением которого являлся портик с золотыми инициалами «М. Г.».

Его не интересовало обширное стрельбище, устроенное хозяином, который был большим любителем пострелять и даже какое-то время являлся членом сборной Италии по стрельбе. Он никогда не заходил в лабораторию, где производился героин, так надежно спрятанную посреди лимонных плантаций. И уж тем более Стефано никогда не принимал участия в роскошных банкетах, которые так часто любил устраивать хозяин поместья для «людей чести».

Когда Томмазо Бускетта прибыл в Палермо по приглашению своего друга Стефано, ему сразу показалось, что его родной город буквально лихорадит, и не только от жары. Первые признаки поначалу непонятного безумия он отметил, когда его самолет пытался приземлиться в аэропорту. Томмазо отметил, что, пожалуй, никогда в жизни не испытывал столь острых ощущений: пилоты совершили такой головокружительный вираж, что можно было подумать, что они собираются устроить не приземление, а приводнение, после чего внезапно то ли взяли себя в руки, то ли, удовлетворенные демонстрацией своего профессионального мастерства, все же благополучно опустились на взлетную полосу.

Вид Палермо.

Недавно отстроенный аэропорт поразил Томмазо странной смесью откровенного безвкусия и богатства. К тому же человек, занимавшийся этим проектом, видимо, отличался невероятной претенциозностью, а потому решил, что самым лучшим местом для него будет узенькая полоска между морем, которую, казалось, продували все морские ветра одновременно. И все же Бускетта отметил про себя, что едва он сошел с трапа самолета, как сердце его забилось чаще: эти давно забытые неуловимые запахи родной земли, ни с чем не сравнимый солнечный свет и морской воздух напомнили о юных годах и еще о чем-то невероятно родном.

Сокол, или, как называло его местное население, князь Виллаграция, был убит в день своего рождения. Сам виновник торжества был на удивление задумчивым, а в его словах постоянно сквозили нотки горечи. Надвигалась новая война, из которой он не рассчитывал выйти живым. В конце концов, ему только что исполнилось 43 года. Это еще не старость, но за свою жизнь он успел многое, и ему не в чем себя упрекнуть. Стефано Бонтате всегда вел себя безукоризненно, как и подобает истинному «человеку чести», ни разу в жизни не нарушил закона организации и не боялся открыто выступать против обезумевших от жестокости корлеонцев, которых считал маньяками.

К смерти он был готов всегда. Он не боялся, когда прозвучал первый «звонок», намек на скорую смерть. Это произошло в тот день, когда его заместитель Пьетро Ло Джакомо попросил освободить его от занимаемой должности. Стефано никого не держал; он отпустил его, прекрасно понимая, что тот действует под давлением Папы, который в последнее время совершенно измучил Сокола своими нападками.

У Стефано не было ни малейшего желания надолго засиживаться за праздничным столом, и уже в одиннадцать вечера он сел за руль своего автомобиля «джульетта», отправив вперед телохранителя Стефано Ди Грегорио на «фиате». Его единственным желанием было поскорее попасть за город, домой. Он чувствовал себя бесконечно уставшим, до последнего предела.

Так получилось, что Ди Грегорио оказался на месте раньше Стефано. Он припарковался и распахнул ворота виллы. Телохранитель ждал уже минут десять, но хозяин все не появлялся. Внезапно Ди Грегорио стало настолько нехорошо, что даже на лбу выступил холодный пот: только сейчас он понял, что в последний раз видел Стефано, когда тот остановился на красный сигнал светофора, а телохранитель, ехавший первым, успел проскочить на зеленый.

Страшная картина предстала перед ним как наяву: рядом с «джульеттой» Бонтате останавливается легкий мотоцикл, водитель, лицо которого совершенно неразличимо под шлемом, бросает быстрый взгляд в сторону машины, а потом, сделав быстрое движение и рывком распахнув переднюю дверцу автомобиля, выхватывает невесть откуда взявшийся «калашников». На мгновение на лице Сокола отразилось изумление.

В конце XIX Мафия в США начала формироваться, когда в страну со всех концов света стали прибывать эмигранты: ирландцы, евреи, итальянцы. Новые соседи с огромным трудом привыкали и друг к другу, и к новой обстановке. Естественно, что в атмосфере всеобщей неустойчивости, слабости государственной власти, зыбкости будущего соотечественники стремились держаться поближе друг к другу. Они обязаны были выжить, и это чувство делало феномен, называемый «мафиозным инстинктом», особенно острым. В результате вскоре в стране появилось такое явление, которого не было больше нигде, только в Америке, как банда гангстеров. К их услугам часто прибегали видные политики, предприниматели, поскольку видели в них опору для укрепления собственной власти, а позже эти банды гангстеров объединились в крупные мафиозные кланы, которые сразу поняли: в этой стране выживет только тот, кто окажется самым безжалостным, самым циничным и наглым в этой всеобщей конкурентной борьбе.

Темные ледяные волны хлестали в непоколебимое, как судьба, гранитное основание возносящегося в небо утеса. Здесь не росла даже трава, и порой казалось, что над этим местом предпочитают не пролетать птицы. «А чего удивляться, если это место носит страшное название Алькатрас? Жуткая тюрьма, из которой невозможно сбежать; ведь чудеса случаются только в романах вроде „Графа Монте-Кристо“, а в жизни все гораздо сложнее — она медленно убивает. Так и живешь изо дня в день в мучительной агонии и даже подозреваешь, кто ее истинный виновник. Ты сам? Это сказать легче всего. А может быть, это государство, которое сделало все, чтобы ты стал таким, каков ты есть на самом деле? Я — ваше порождение, а вы ненавидите меня, этот Чикаго, этот президент, по распоряжению которого и построена тюрьма.

Алькатрас.

Да, наверное, в тюрьме мне самое место. Я всегда ощущал себя в тюрьме, даже находясь на воле, и никогда не мог избавиться от мучительной боли, которая преследовала меня как там, так и здесь. Так какая же разница? Самое смешное, что место выбрали, как будто желали в очередной раз посмеяться, — Аль. Оно называется — Аль. Мое имя. Нет, это не они посмеялись, это, наверное, сам Господь Бог посмеялся, который, как известно, большой насмешник, и подобные шутки как раз в его духе. Как бы ты ни рвался, что бы ты ни предпринимал, все равно попадешь в свой ужасный Алькатрас».

Когда журнал «Тайм» решил опубликовать список людей, которые представляли собой, по выражению журналистов, «лицо XX столетия», то наряду с изобретателями самолетов, компьютеров, телевизоров, автомобилей и интернета, рядом с Генри Фордом и Биллом Гейтсом в нем фигурировало имя легендарного человека, по сути создателя организованной преступности — Лаки Лучиано.

Cтатуя Свободы.

Его настоящее имя было Сальваторе Лучиано, и он, как и большинство переселенцев XX века, прибыл с родителями и многочисленной родней в Америку в 1906 году. Тогда ему было всего 9 лет, и он смотрел на мир широко раскрытыми, полными восторга глазами. «Боже мой! — воскликнул парнишка, спустившись по трапу парохода, — Сколько же здесь фонарей, сколько витрин! И все сверкает! Сколько электрических фонарей! У нас на Сицилии такого никогда не было».

Великий финансовый гений преступного мира, Мейер Лански, о котором позже «Уолл-Стрит-Джорнэл» писал, что «если бы Лански не сделался бандитом, то он был бы президентом компании „Дженерал Моторс“», родился в 1902 году в городе Гродно, почти на самой границе Российской империи, в местечке, погрязшем в беспросветной нищете и страдавшем от разгула антисемитизма. Его отец, забитый и вечно запуганный портной Сухомлянский, в 1911 году все же решился на смелый шаг — переехать в Америку, поскольку в России для него места не было, это он понял наконец очень ясно. В это время Мейеру было 9 лет, и выглядел он маленьким и тощим оборванцем. Именно таким его увидели иммиграционные чиновники Нью-Йорка. Когда мать Мейера спросили дату рождения ее сына, это оказалось для нее неразрешимой задачей, однако, недолго думая, она назвала 4 июля, День независимости Америки.

Пока Мейер был еще очень мал, а его семья постоянно голодала, впрочем, как и многие миллионы еврейских иммигрантов. Нищета была поистине вопиющей, и так прошло 6 лет, показавшихся мальчику бесконечными. В школу Мейера сумели определить лишь в 1917 году. Учился он относительно слабо. Особенно трудно давался английский язык. Лучше других предметов у него шла математика: ведь язык цифр не требовал великолепного владения английским.

В то же время Мейер понимал: он ничего не добьется в этой жизни, если по-прежнему будет оставаться не в ладах с языком. И мальчик старался, старался изо всех сил. Пожалуй, ему приходилось даже труднее, чем всем остальным иммигрантам, поскольку, как он вспоминал, особенно сложно было избавиться от этого отвратительного местечкового акцента. Только после нескольких лет упорной работы Мейер научился свободно говорить по-английски, так, что никто не смог бы отличить его от настоящего американца. В то же время он имел четкое понятие о том, что такое национальное достоинство, и хотя не стремился соблюдать традиции, никогда не забывал при случае помочь своим соплеменникам.

Бродя по Ист-Сайду, Мейер ежедневно наблюдал ужасную картину: здесь пышным цветом расцветало все дурное, что только может быть в человеческом обществе: преступность, пьянство, проституция, наркомания и азартные игры. Он узнал, что такое рэкет, как проходимцы дают деньги в рост под безумные проценты. Он видел воровство и разбои, которые подчас происходили посреди дня. Здесь бесчинствовали подростковые банды, требуя денег у мелких предпринимателей. Повсюду разыгрывались бесконечные лотереи, велись подпольные азартные игры, в которых выиграть невозможно, и деньги просто бесстыдно отбирались у рабочих людей, зарабатывавших их многочасовым трудом.

Азартные игры особенно привлекли Мейера. Он мог часами наблюдать за карточными шулерами, наивно полагая, что с его исключительными математическими способностями он сможет найти некую закономерность выигрышей. Правила он понял быстро, а потом решил, что неплохо было бы попробовать попытать счастья на этом зыбком поприще. Вскоре мать дала Мейеру последние 5 центов и попросила купить в лавке еды для маленького братишки. Мейер, полагая, что в деле азартных игр он уже едва ли не профессионал, поставил на кон эти жалкие 5 центов и проиграл.

Когда 50-летнего Джона Готти, наиболее уважаемого из боссов американских группировок, в 1990 году арестовали, ФБР решило, что наконец-то сможет свободно вздохнуть. Ему удалось вменить в вину убийство в 1985 году главы семьи Гамбино Пола Кастеллано и участие еще во многих преступлениях, в том числе совершенных по его приказу.

Джон Готти.

Будущий босс преступного клана, известный под прозвищем Тефлоновый Джон, родился в 1940 году в нищей семье иммигрантов из Неаполя. В огромной семье из 13 детей Джон был пятым, а его отец, чтобы хоть как-то прокормить всех, с утра до ночи трудился чернорабочим в порту за 1 доллар 25 центов. С детства Джон всеми силами души возненавидел нищету и тот страшный район, где приходилось жить его семье, — Бронкс. Он не переносил его всю жизнь и, даже став главой преступной организации, наотрез отказался включать это место в зону своего влияния. Он хотел бы забыть раз и навсегда, что существует такой район с названием Бронкс.

Когда Джону было 12 лет и он выглядел уже крепким и сильным парнем, высоким и атлетичным, его семья перебралась в Браунсвилл. Вряд ли этот район Бруклина был лучше, чем Бронкс. Здесь, как в адском котле, кипели этнические страсти, а атмосфера казалась накаленной до предела. На улицах непрерывно выясняли отношения не менее десятка подростковых банд. Джон Готти никогда не оставался в стороне, участвуя во всех стычках, за что получил первое прозвище — Крепкий Кулак. Сражаясь, он словно хотел отомстить за себя всему миру или доказать, что настоящая сила измеряется исключительно в джоулях, а всякие высокие материи здесь совершенно ни к чему.

При слове «Южная Америка» сразу вспоминается прежде всего легенда об Эльдорадо, стране, хранящей скопище несметных богатств. Никто, правда, толком не знал, что это за богатства, и со времен конкистадоров кто искал храмы из чистого золота, кто — залежи драгоценных самородков. Эльдорадо стало смыслом жизни многих людей, страдавших лихорадочной алчностью. И они искали его, претерпевая невероятные лишения и муки, иногда даже не веря в то, что Эльдорадо и на самом деле существует.

Но волшебная страна действительно расположена в Южной Америке, хотя выглядит она несколько по-другому, нежели это представляло воспаленное человеческое воображение. Здесь можно было обогатиться просто сказочно, но отнюдь не так, как думали древние испанские завоеватели. Современное южноамериканское Эльдорадо — это настоящая империя, не знающая границ, могущество которой построено на изготовлении из коки кокаина.

В этой империи словосочетание «кокаиновый барон» или «кокаиновый король» употребляется без кавычек. Это люди, богатые баснословно, связанные с международными преступными объединениями. В то же время производством кокаина занимается довольно-таки небольшая часть профессиональных дельцов. Наркобизнес дает работу главным образом добропорядочным вольнонаемным людям. К таковым относятся местные крестьяне, которые выращивают коку, чтобы заработать на пропитание; студенты, шоферы и клерки, готовые передать клиенту столь безобидный с виду пакетик с белым порошком; полицейские, недовольные мизерной зарплатой, а потому скромно отводящие взгляд, чтобы не видеть, как преступление происходит на их глазах; банковские служащие, готовые за вознаграждение подсказать, как найти удобную лазейку в хитросплетении финансовых операций.

Сила наркомафии кроется исключительно в деньгах. Она может купить буквально все, играя на желании одних обогатиться, а других — просто выжить. И многие готовы предоставить ей рабочие руки, чтобы выбраться из зловонной ямы нищеты, в которой они безнадежно погрязли. Правда, при этом большинство забывает, что кокаин — это всего лишь золотая иллюзия, заставляющая судорожно карабкаться вверх по лестнице, что на самом деле ведет на дно.

В настоящее время центр наркомафии находится в Колумбии. Здесь процветают кокаиновые короли, однако их семейства отнюдь не замкнуты в самих себе, а связи их простираются очень далеко…

Сначала над ним смеялись. Но вначале смеялись над многими, и даже если он этого не знал, то мог предположить. Люди часто не замечают, что слиток, который валяется под их ногами и кажется таким грязным, на самом деле оказывается золотым. Разве не смеялись над молодым изобретателем пишущей машинки, который предложил свое изобретение компании «Ремингтон» и получил отповедь: не стоит заниматься чепухой и ломать голову над созданием сомнительных машин, когда в распоряжении хозяина находятся сотни добросовестных клерков. Когда же вконец измученный изобретатель все-таки кое-как сбыл свой патент «Ундервуду», эта компания в течение последующих 50 лет успешно продала 12 миллионов пишущих машинок. И разве не продал за бесценок патент с никому не известным исполнителем Элвисом Пресли владелец крохотной фирмы грамзаписи, считая певца совершенно бесталанным?

Нечто подобное произошло с двумя молодыми колумбийцами из глубинки. Один из них был по профессии автослесарем, а второй — скотоводом. Они явились в редакцию одной из газет Боготы и заявили, что у них есть план, как быстро оплатить растущий, словно на дрожжах, внешний долг Колумбии и таким образом решить многие экономические проблемы, в том числе и тотальное обнищание населения. «Посмотрите, на что может надеяться население нашей страны? — говорил Пабло. — Стоимость жизни высока, постоянная безработица… Сотни людей готовы на все, на любой труд, даже самый унизительный, лишь бы не потерять средств к существованию. Значит, первый враг нашей страны — это безработица и неполная занятость населения. Нужно решить эту проблему, и я знаю, как сделать это.

У нас богатейшая страна, но мы нищенствуем. В этой земле есть нефть, уголь, уран и руды цветных металлов. Нам принадлежат воды двух океанов, а климат и почвы замечательно подходят для сельского хозяйства. Колумбийский текстиль и кофе по праву считаются лучшими в мире. Но мы не владеем тем, что имеем. Минеральными ресурсами распоряжаются транснациональные корпорации. Кофе — это хорошо, но на нем одном национальную экономику не поднимешь. Страна богатая, а ее жители — нищие. Значит, надо начать с того, что постоянно требует американский рынок: с марихуаны и коки».

В газете над парнями посмеялись и выгнали вон. Но молодые люди, одного из которых звали Пабло Эскобар, а второго — Хорхе Очоа, ничуть не смутились подобным приемом, надо отдать им должное. Они решили исправить положение в стране самостоятельно, если их не хотели слушать.

Наркотики у мусульман употреблять не принято. Это большой грех. Однако религия не запрещает продавать его неверным, а потому афганские пограничники спокойно пропускают через границу почтенных старцев с длинными седыми бородами, непрерывно возносящих молитвы к Аллаху и не поднимающих взгляда от Корана. Естественно, пограничники знают, что в корешке этой священной книги запросто может находиться с виду безобидный белый порошок, но ведь он станет отравлять лишь неверных, этот афганский героин, а мусульманам нельзя: Аллах не велит!

Набожные мусульмане выращивают на своих участках мак, перепродавать опиум, пряча его в книгах и лепешках, в подошвах ботинок. Все это знают пограничники, но еще лучше им известно, что они находятся на территории опиумной империи Осамы бен Ладена, а, значит, только он и имеет право диктовать свои законы. Знают о заявлении бен Ладена взять под свой контроль весь наркобизнес в районе Афганистана и спецслужбы Великобритании. А как иначе можно быстро и продуктивно финансировать террористическую деятельность. Для борьбы с западным обществом для бен Ладена хороши все средства. Еще дальше в своих выводах пошел главный аналитик США по международному терроризму и наркотикам Рафаэл Перл. Он заявил, что все террористические организации в принципе не способны существовать без торговли наркотиками, поскольку больше ниоткуда они не смогут получить столь баснословные доходы. Террористы нуждаются в подобных доходах, а потому, заключил Перл, это тоже своего рода форма наркозависимости, хотя и не в прямом смысле этого слова.

В настоящее время в мусульманском мире не существует местности, которая была бы свободна от наркотиков. На эту индустрию работают даже люди, вынужденные проживать в лагерях беженцев, как, например, в Хурасане, что находится неподалеку от пакистанского Пешавара. Здесь мусульмане не брезгают изредка принимать наркотики. Мужское население лагеря занято в основном тем, что торгует овощами, а афганские женщины ткут ковры. Они понемногу принимают опиум по утрам, потому что считают: это придает им силы для работы. Даже малышам смазывают губы опиумом, чтобы те спали подольше, не беспокоили матерей своими криками и поменьше просили есть. В лагере даже пришлось создать центр реабилитации и детоксикации.

Афганистан страшно пострадал за 15 лет непрерывных войн, погибли пашни, скот и значительная часть деревень. Американский институт национальных стратегических исследований утверждает, что при режиме талибов здесь можно было выжить исключительно благодаря посевам мака. Объединение «Талибан» вместе с бен Ладеном создали мощный картель по производству наркотиков. При этом труд распределялся следующим образом: «Талибан» контролировал производство наркотиков, осуществлял их охрану, отвечал за их хранение, а «Аль-Каида» бен Ладена занималась экспортом готового продукта, налаживанием каналов сбыта и «отмыванием» грязных денег.

Обозреватели запада полагают, что такие понятия, как «славянские криминальные группировки» или «русская мафия», чисто условны. Они предпочитают говорить об общей евразийской организованной преступности, не связывая слово «мафия» с сицилийскими структурами или американской «Коза Нострой». При сравнении мафиозных кланов при этом приводятся некоторые любопытные цифры. Так, традиционные итальянские мафиозные структуры объединяют не менее 20 тысяч полноправных членов и несколько десятков тысяч посредников, американская «Коза Ностра» насчитывает 3 тысячи гангстеров; что же касается России, то по официальным данным, здесь существует около 8 тысяч разнообразных криминальных группировок. А потому напрашивается вывод: если в каждой российской преступной группировке числятся хотя бы как минимум 20 бойцов, то насколько же велик у страны потенциал! И это при том, что в России, как нигде в мире, легко сливается законный и криминальный бизнес. Здесь эта грань становится пугающе зыбкой…

В это холодное январское утро он проснулся очень рано, посмотрел на спокойно спящую рядом Светлану и осторожно погладил шелковистые черные волосы жены так, чтобы не разбудить. Она улыбнулась во сне. Желько стремительно поднялся мощным движением разбуженного тигра и отправился в ванную. Он долго всматривался в свое лицо, отраженное в зеркале, как будто хотел найти внутри себя ответ на беспокойный вопрос, который непрерывно мучил его. Ему уже 47 лет, но он поразительно молодо выглядит для своего возраста: все те же непослушные темные волосы, те же прозрачные серые глаза, чистые и почти наивные, детские. Как часто журналисты писали о нем: «Убийца с глазами ребенка». Чего только о нем ни писали…

«Тигр» и певица. Желько Ражнатович.

Казалось бы, он достиг всего, чего еще желать. Внутренний голосок с легкой иронией спросил: «А, может, ты еще и президентом станешь, Аркан?». Он улыбнулся самому себе: «Может, и буду».

Американская пресса вовсю пугает обывателя опасностью существования на территории страны и завоевания ее пространства представителями русской мафии, непредсказуемой, как и все русские и оттого еще более страшной. Долгое время американское федеральное бюро расследований пугало людей страшным призраком русской мафии, и вот, наконец, ей крупно повезло: один из федеральных судов Нью-Йорка начал слушание по делу известного российского вора в законе Вячеслава Иванькова, больше известного обществу под именем Славы Япончика. Фантом стал реальностью, мало того, он арестован и его показывают по телевизору. Действительно, есть чем гордиться американским полицейским.

Поведение Иванькова шокировало своей, мягко говоря, несолидностью: американцы еще не привыкли к шоу подобного рода. Этот странный вор в законе сочно ругался на непонятном языке, хотя, что именно он хотел выразить, было на удивление понятным даже людям, никогда не слышавшим ни одного русского слова. Мало того, видимо желая продемонстрировать свое полное презрение к американской общественности, этот странный человек плевался и даже попытался прицельно ударить ногой одного из телеоператоров, но тому чудом удалось увернуться.

А ведь совсем недавно этот пожилой человек обладал внешностью достаточно респектабельной, однако задерживали его настолько, по его мнению, неэтично, что у него просто не выдержали нервы.

ФБР решило покончить с Иваньковым и разработало целую операцию по его задержанию, для чего управлению госбезопасности пришлось задействовать целых 60 представителей правопорядка. Половина полицейского отряда поднялась к двери квартиры, где проживал Иваньков, на четвертый этаж обычного бруклинского дома. Прочие со всех сторон оцепили строение. Полицейские для проформы постучали в дверь и прокричали стандартную в этих случаях фразу: «Откройте, ФБР!».

В квартире раздалась странная возня, шепот и шорох. Где-то передвинули мебель, а потом, снизу, грянул поток отборнейшей английской матерщины. Дело в том, что Вячеслав Кириллович Иваньков, узнав, что за гости стучат в его дверь, решил первым делом устранить ненужные улики, и первой из подобных улик оказался 9-миллиметровый пистолет. И надо же такому случиться, что этот злополучный пистолет угодил прямо на голову одного из агентов, занявших позиции вокруг дома, где проживал российский вор в законе.

В России все чаще провожают в последний путь «крестных отцов», последних генералов от преступного мира. Как правило, эти похороны проходят незаметно и заставляют думать о том, что в верхах российского преступного мира происходит смена влиятельных фигур. Когда-то эти люди, воры в законе, не только держали под своим неусыпным контролем «зону», но и держали власть над «братвой», выходя на волю. Теперь же им на смену пришли новые командиры, бандиты, управляющие своими «бригадами» почти по сицилийскому образцу.

Бандиты первой волны давно уже стали вполне легальными бизнесменами, в их руках находятся ключевые посты в экономике и политике. Но вот настало время схлынуть и первой волне, а за ними идут в огромном количестве «честолюбивые дублеры», провожающие своих предшественников в последний путь по всем правилам, с невероятным блеском, пышностью и помпой. Новые бандиты покупают заводами, среди них есть медиа-магнаты, их можно встретить и среди помощников депутатов, и даже в законодательной власти. Теперь, благодаря им, страна станет жить отнюдь не по законам, а «по понятиям».

Одним из первых воров в законе покинул этот бренный мир небезызвестный Кирпич, или Саша Шорин, карманник старой закалки. С него был «списан» образ карманника в исполнении Станислава Садальского в советском поистине культовом кинофильме «Место встречи изменить нельзя». Шорин был в таком восторге от великолепной работы Садальского, что актер получил от патриарха преступного мира в подарок ящик французского коньяка, так сказать, за глубину проникновения в образ героя.

Саша Шорин родился в Москве, и здесь же выбрал свою будущую «профессию». Уже в 10 лет он начал воровать со своим подельником Владимиром Савоськиным, или просто Савоськой (он тоже стал одним из уходящих воров в законе). Оба друга промышляли по трамваям, причем зачастую не от голода, а просто для удовольствия. Своему делу они не изменили до самых последних дней, собственно, как и их близкий знакомый Гиви Берадзе, больше известный под кличкой Резаный — за то, что воровал он, взрезая сумки пассажиров остро заточенной монетой.

Когда-то друзья подолгу сидели за разговорами в своем любимом кафе «Фиалка». Их всегда легко было найти; в этом кафе их и взяли сотрудники милиции. У обоих нашли героин, а Савоська еще и гранату зачем-то припас; на всякий случай, наверное… На суде им вменили не только хранение и сбыт наркотиков, но и участие в рэкете. Как объяснил Савоська, его наняла некая тверская фирма, которой задолжали в Волгограде не много, не мало — 96 миллионов долларов.

Печальной приметой нынешнего времени стало то, что часто слова «спорт» и «мафия» часто оказываются неотделимы. Забыты и ушли в далекое прошлое высокие лозунги олимпийских идеалов, а их место заняли иные законы — «по понятиям». Сейчас в спорте работают законы зоны, а сам большой спорт превратился в зрелище не только жестокое, но и крайне вредное для здоровья занятие. Спортсменов зачастую вынуждают переступать все мыслимые грани физически возможного, и не только. Рушится грань, отделяющая людей, занимающихся спортом, от обычных законопослушных граждан, переводя их в разряд криминалитета.

Ни для кого не секрет, что люди, стремящиеся завоевать медаль, глотают в лошадиных дозах анаболики, пользуются всевозможными ухищрениями, чтобы обмануть допинг-контроль, а это создает благодатную почву для процветания подпольного фармацевтического бизнеса, который по своей сути практически не отличается от наркобизнеса. В большом спорте процветает взяточничество, коррупция и организация подпольных матчей. Здесь крутятся такие деньги, что смешно было бы подумать, будто этого не заметят рэкетиры всевозможного ранга. Тем же, кому приходится покинуть большой спорт, предстоит пережить страшную моральную травму, а потом искать своим силам иное применение: ведь их осталось еще много, а накачанные мышцы требуют новой работы, и нетрудно догадаться, что это будет за работа. Во всяком случае, она должна приносить такие же бешеные деньги, иначе все теряет смысл. Без денег, люди, привыкшие к достатку, начинают задыхаться и испытывать состояние, близкое к агонии.

Самые известные российские мафиозные боссы — такие, как Япончик, Мансур или Михась, в свое время были непревзойденными мастерами силовых единоборств: бокса, каратэ или борьбы. А известным всей стране покровителем спортсменов стал Отари Квантришвили. Если вспомнить 1996 год, то можно сказать, что когда бы ни происходил какой-либо криминальный скандал, связанный со спортом, так или иначе в нем звучало имя бывшего министра физической культуры и спорта Шамиля Тарпищева; здесь же непременно оказывались замешанными Национальный фонд спорта и бывший председатель банка «Национальный кредит» Борис Федоров.

И все же было бы неправильным утверждать, что спорт начал сближаться с мафией только в 1990-е годы, известные как время криминальной революции в России. Первый тревожный сигнал прозвучал еще в 1974 году, когда произошел первый арест одного из самых знаменитых и титулованных советских спортсменов, боксера Олега Каратаева, известного во всем мире благодаря его блестящей победе над чемпионом мира Мохаммедом Али. На официальных соревнованиях по боксу Каратаев отправил в нокаут более 160 соперников. Он превратился в живую легенду советского спорта, пятикратный чемпион Советского Союза, призер всевозможных чемпионатов Европы и мира. Каратаев стал первым из российских спортсменов, кому США сделали предложение заключить контракт на работу в профессиональном боксе в этой стране.

Позже оказалось, что живая легенда советского бокса связана с криминальными структурами, причем не только отечественными, но и американскими. Когда это произошло и каким образом спортсмен начал потихоньку вязнуть в делах сомнительного рода, неизвестно. Но однажды он, естественно, неожиданно для всех, был арестован за ограбление иностранного гражданина. Какой шок! Но и к шоку начали привыкать, особенно, когда Каратаев был осужден во второй раз, теперь уже за драку.

Времена меняются, а вместе с ним претерпевают изменения сознание людей и их отношение к тем или иным явлениям реальности. Так, уже обычной приметой современности и естественно воспринимаемым словом стал «киллер», не убийца, как это говорилось во времена не столь отдаленные, и уж никак не «убивец», как воспринимали подобных людей в эпоху Достоевского. Теперь киллером быть не позорно: ведь он — всего лишь исполнитель конфиденциального поручения, причем исполнитель рафинированный, этакий эстет от преступности.

Киллер — прежде всего профессионал, не испытывающий никаких эмоций по отношению к своей жертве. Он нажимает на курок лишь потому, что взялся выполнить заказ. Только и всего. По своей сути киллер обязан быть бескорыстным. Этика профессии требует, чтобы у жертвы не пропала ни единая вещь. Кроме того, он обязан избавиться от орудия преступления, как правило, чрезвычайно дорогостоящего, а это десяток тысяч долларов как минимум. Киллер получает за свою работу гонорар, а остальное его не касается.

Романтический образ киллера. Кадр из фильма «Брат-2».

Киллер был бы почти совершенным, если бы не еще одна обязательная примета профессии — никогда не думать. Этот человек не должен задумываться над тем, ради чего он пошел на преступление. Ему не нужно знать ни имен своих жертв, ни видеть в глаза заказчиков. Настоящий киллер неуловим. Те, кого удается схватить, называют вовсе не киллерами, а «мокрушниками» — непрофессионалами, согласившимися на выполнение грязной работы исключительно потому, что так сложились обстоятельства. Истинный киллер невидим. Редко кому из них доводилось попасть в руки правосудия, но если такое все же случалось, то они никогда не доходили до зала суда. Им оставался либо побег, как и поступил Александр Солоник, либо самоубийство в тюремной камере, и последний способ выбрал, например, Мартиросян.