Автомобиль тронулся, и Антон сразу же почувствовал приятную мягкость заснеженной мостовой. Свет фар прорезал темноту подворотни, и вскоре впереди засветилось фонарями Садовое кольцо.

Хоть это и не патриотично, но «БМВ» — хорошая машина, что ни говори!

Антон с упоением помчался по ночной столице, которая в эти дни как никогда искрилась тысячами огней. Он гнал машину все быстрей и быстрей, желая ворваться в океан вывесок и уличных новогодних гирлянд. Все это обилие света убегало назад, а впереди возникала новая мерцающая галактика.

Навстречу промчалось горящее название ресторана — «Искра», «Полуфабрикаты» и «Молоко», зеленый кружок светофора, «Хлеб», «Универмаг», длинная череда ярких рубиновых звезд на придорожных елях, «Сбербанк», «Почта», освещенный прожекторами, огромный, во всю стену здания, портрет вождя…

Стоп. «Почта»!

Антон просидел в ожидании около получаса, пытаясь осознать, что произошло, Он понял, что следователь, к которому его привезли, уже никогда не вернется на свое рабочее место.

Наконец Антон поднялся и несмело заглянул за дверь. Небольшой кабинет был пуст. Он подошел к столу, и в глаза ему сразу же бросилась стопка его документов, изъятых чекистами. Рядом лежало то самое злополучное письмо, с которого начались все его неприятности. Антон застыл в нерешительности. Чем дольше он так стоял, тем яснее осознавал, что в эту минуту провидение дает ему странный, но единственный шанс.

В коридоре послышались голоса, которые вывели Антона из оцепенения. Он схватил документы, письмо и судорожно рассовал по карманам. Затем, опустив голову, решительно вышел из кабинета и засеменил в противоположную от приближающихся голосов сторону. Дойдя до поворота, он быстро обернулся и увидел, как несколько человек, о чем-то громко разговаривая, зашли в кабинет Скопова.

Ступив на лестницу, Антон еле сдержался, чтобы не перейти на бег.

— Ваш пропуск? — спросил дежурный на выходе.

Неожиданно пошел мокрый снег, видимо, последний в этом году.

Антон, съежившись, лежал на вмятом в сырую землю тулупе. Он чувствовал, как снежинки ложатся ему на лицо и налепляются за ресницы, разбивая на отдельные кристаллы видимое пространство. Пространство же резко потемнело и встало до небес колыхающейся непроницаемой стеной.

Выстрелы с обеих сторон постепенно прекратились — все равно ничего не видать.

«Если немцы сейчас пойдут в атаку, то беспрепятственно подберутся к нам вплотную и сотрут в порошок, — подумал Антон. — Ну и ладно. И скорей бы…»

— Все равно мы все тут сдохнем, в этих чертовых болотах, — услышал Антон продолжение своих мыслей из уст лежащего рядом сержанта Кравцова. — Ну, давай, подходи! Бери нас, пока тепленькие! А то, еще немного, и одни трупы останутся. А они, слышь, Горин, патроны экономят, сволочи. Они патроны экономят, а мы здесь мучаемся, сил уж нету… Скорей бы, господи…

Отто фон Берг проснулся от того, что кто-то ковырялся ключом в замочной скважине. В полудреме он потянулся к выключателю и, задев рукой металлическую настольную лампу, уронил ее на пол. Ковыряние в замке тут же прекратилось, а за дверью послышались удаляющиеся шаги.

«Что бы это значило? — подумал он. — Наверное, кто-нибудь спьяну ошибся дверью».

Сон резко улетучился, и, осознав настоящую реальность, Отто обрадовался, что снившиеся ему сырые окопы и лагерные нары — всего лишь сон. Уже сон.

Он открыл глаза и, различив в темноте силуэт комнаты, вновь осознал себя прежним Антоном Гориным.

Завтра выходной, и можно было хорошо выспаться, но какой-то идиот разбудил его. Впрочем, может быть, и хорошо, что разбудил. Прошло уже несколько месяцев, как его выпустили из лагеря, но тревожные сны навязчивыми картинами недавнего прошлого продолжали бередить его душу.