Преднамеренное преступление — чем дольше ты вынашиваешь свое намерение, рисуешь себе его в мечтах, тем большее испытываешь торжество, когда его осуществишь!

Он снова посмотрел на школу, запечатлевая в памяти здание. Но оно уже запечатлелось у него в памяти. Да, он уже досконально все изучил и сейчас сидел в своей машине и смотрел на школу. Он был очень спокоен. Часы показывали десять утра.

Начальная школа Эммета Стоуна. Она стояла в глубине огороженного двора, недалеко от магистрали, по которой с грохотом неслись грузовики, — трехэтажное здание, сложенное из потемневших кирпичей, приземистое, надежное и волнующее, как тюрьма, в окнах подвала — мутные, заляпанные грязью стекла, железные прутья решеток чуть выгнуты и тоже изрядно заляпаны грязью. Он никогда не видел, как выглядит эта школа внутри, но представлял себе, что там унылые гулкие коридоры, обшитые темными деревянными панелями в человеческий рост, а выше — до потолка — выкрашенные, наверное, в блекло-зеленый цвет. Он давал себе волю и мысленно разгуливал бесплотным призраком по коридорам, заглядывая в классные, в раздевалки и в туалеты, видел унылые, ровные ряды умывальников, высохшие грязные следы от детских ног — именно детских.

Двор перед зданием был широкий, но не очень глубокий, так что шум грузовиков наверняка мешал тем, кто сидел в классных, выходивших окнами на фасад, он представил себе, как там отдается грохот улицы, как все сотрясается. Он представил себе — вот кто-то подошел к окну, и выглянул, и увидел его, его припаркованную машину; правда, машина у него новая, красивая, сверкающая лаком, — машина, которая не привлечет к себе внимания. Таких машин сотни в этом городе.

Восемнадцатое января 1953 года. Ровно в семь утра в богатом северо-западном районе Детройта человек по имени Нил Стелин проснулся, вылез из постели и отправился принимать душ, бриться и одеваться, тщательно готовясь к своему смертному часу, которому предстояло пробить в семь сорок пять. Он словно чувствовал, что должен спешить, и, не в силах ждать, пока отпотеет зеркало в ванной, нетерпеливо протер его ладонью, после чего на нем осталось мутное пятно.

В это же время человек по имени Джозеф Моррисси то ли спал, то ли нет в своей машине, которая с четырех часов утра стояла возле супермаркета на Ливернойс-авеню. Моррисси не помнил, спал он или нет, а потому и не мог сказать, проснулся он или не просыпался, и вообще который был час; он не принимал душа, и не брился, и даже не одернул на себе смятую одежду; единственное, что он сделал, чтобы привести себя в порядок перед предстоящим событием, — это несколько секунд нервно скреб рубашку ногтями — какие-то сухие пятна, что-то жесткое, похожее на следы рвоты, но он не помнил, чтобы ему было нехорошо. Когда? Эта тайна так и осталась невыясненной. Он не обнаружил на запястье своих часов, да и поблизости их нигде не было — наверно, украли. Судя по всему, было раннее утро. Он проверил карманы — здесь ли бумажник; оказалось, что здесь, и это приятно удивило его. Револьвер лежал рядом, на сиденье, накрытый скатанным плащом.

Стелин, сорокавосьмилетний строитель-подрядчик, виолончелист-любитель, активный член Лиги по планированию Северо-Западного Детройта, старший сын филантропа Макса Стелина, оставивший после себя жену и сыновей Марка и Роберта, поспешно сбежал виз в красивый овальный холл своего дома, где он только что выложил пол дюпоновским мрамором, — пиджак его висел на одном плече, седеющие волосы были еще влажны, и он хотел есть. Этим утром у Стелина было мало времени — он лишь бросил взгляд вокруг, наслаждаясь красотой своего дома, который он приобрел несколько лет тому назад на захудалой распродаже недвижимости меньше чем за 70 ООО долларов; теперь, в 1953 году, дом стоил, наверное, 120 000. Но продавать его Стелин не собирался. Он задумал перестроить дом, снести некоторые стены, сделать двухсветную гостиную, добавить вторую террасу и бассейн.

Дом этот принадлежал раньше семейству Квантов и стоял под номером 778 на Фейруэй-драйв, за полем для гольфа Детройтского гольф-клуба. Соседями Стелина справа были И. Дж. Трейвены, слева — Т. Р. Уинднейглы. Его отец, Макс Стелин, ныне покойный, жил в огромном георгианском особняке на другом конце Фейруэй-драйв, недалеко от Дороги Седьмой мили. Стелин вырос здесь и говорил, что никогда отсюда не уедет, не поддастся панике и не переселится, а проведет остаток жизни в Детройте, городе, который он так любит. По свидетельству его жены,