В этот день она встала поздно, около двенадцати. Вообще-то на нее это было не похоже — по типу она принадлежала к «жаворонкам» и не любила долго валяться в постели, но бессонная ночь давала себя знать. В голове еще слегка шумело от выпитого накануне коньяка — в последнее время она пристрастилась к крепким напиткам.

Небрежно накинув легкий шелковый, очень дорогой халат поверх столь же дорогой ночной рубашки — когда-то вся эта роскошь безмерно радовала, теперь она ее просто не замечала, — она прошла в ванную комнату, примыкавшую к спальне, и встала под жесткие струи прохладной воды. Можно было бы принять ванну, но не хотелось, да и времени оставалось мало.

Потом она сидела перед зеркалом и вглядывалась в свое отражение. Бледные губы, почти прозрачные веки, в лице — ни кровинки. Как посмертная маска. Она вздохнула и принялась за дело. Хорошая косметика ложится на лицо как вторая кожа. После пятнадцатиминутных усилий из зеркала на нее смотрела красивая молодая женщина, вполне благополучная и несколько высокомерная, — как и пристало жене крупного бизнесмена.

Закончив, окинула свое лицо взглядом художника, который смотрит на удавшуюся картину. Удовлетворившись достигнутым эффектом, подошла к шкафу и стала перебирать висевшие там вещи. Она заранее решила, что белый полотняный костюм в стиле «Шанель» — наиболее подходящий туалет для предстоящего свидания, но в последний момент ее одолели сомнения. «Юбка слишком коротка», — внезапно подумала она, приложив костюм к себе. Обратно она его не повесила — отложила в сторону. Ее любимый ярко-красный сегодня не годится — слишком вызывающе она в нем смотрится, да и юбка у него еще короче. Подошел бы голубой, но он не любит голубого цвета…

Вздохнув, надела все-таки белый костюм «Шанель», сунула ноги в светлые туфли на высоком каблуке, проверила, все ли положила в сумочку. Потом еще раз посмотрелась в зеркало и печально усмехнулась. Да, она хороша. Вполне элегантная, преуспевающая светская дама, холеная и уверенная в себе, если бы… Если бы не глаза. Глаза ее выдавали: такие же безнадежно-печальные, как у маленького загнанного зверька. Ну, тут уж ничего не попишешь. Еще раз вздохнув, она бросила взгляд на часы и быстро вышла из номера. На такие свидания не опаздывают.

Солнечный зайчик проник в комнату сквозь неплотно задернутые занавески, пробежался по серо-голубому ковру, по светлой мебели, по белым стенам, по лицу женщины, спавшей на диване у стены. Кира открыла глаза и сразу бросила взгляд на маленький будильник, стоящий в изголовье. Без пятнадцати семь. Она лениво потянулась, полежала еще минуты две, потом резким движением сбросила одеяло, вскочила, подбежала к окну и раздвинула занавески. Яркое летнее солнце залило небольшую, обставленную в серо-голубых тонах комнату. Женщина у окна прекрасно вписывалась в интерьер: пепельные волосы, светлые, до странности светлые серо-голубые глаза и миниатюрная стройная фигурка в кокетливой прозрачной голубой рубашке, отделанной кружевами. Она напоминала хрупкую фарфоровую статуэтку; и лицо со сна у нее было нежное, бело-розовое, как у статуэтки из фарфора. С первого взгляда могло показаться, будто ей не больше двадцати пяти (мужчины ей больше и не давали), однако заинтересованные наблюдатели (или, вернее, наблюдательницы) замечали и лучики морщинок около глаз и у рта, и некоторую усталость взгляда, свойственную многим женщинам, не вчера перешедшим тридцатилетний рубеж.

Кире недавно исполнилось тридцать четыре, и в соседней комнате спала ее тринадцатилетняя дочь Аленка. С мужем Кира распрощалась больше десяти лет назад, после трех лет непрерывного скандала, который почему-то назывался браком по любви.

Немного поколебавшись, Кира все-таки побаловала себя настоящей ванной, с солью и с пеной. Погрузившись по плечи в теплую ароматную воду, закрыла глаза и представила себя в отпуске, не в Москве, а где-нибудь на юге, хотя бы в Болгарии на Золотых Песках, — нет, лучше на Средиземноморье, например в Таормине, в уютном отеле маленького городка. Сейчас она пойдет в ресторан, потом — на море… А вечером смуглый красавец поведет ее ужинать в какое-нибудь экзотическое место. Красавец будет влюблен и предупредителен, но она все равно скажет ему «нет»…

После ванной, завернувшись в пушистый махровый халат и пребывая в приятном расслабленном состоянии, Кира сварила себе кофе и еще целых десять минут наслаждалась тишиной, покоем и одиночеством в маленькой уютной кухне, пока в дверях не возникла заспанная Аленка.

— Мам, ты что, на работу сегодня не идешь? Тогда давай поедем в Лужники, ты мне давно обещала осенние сапоги подобрать.

Каждый, кому хоть раз в жизни довелось соприкоснуться с работой организации, подобной советскому Внешторгу, знает, что отношения между сотрудниками там далеки от идиллических. Нет, внешне все обстоит прекрасно: ты всегда улыбаешься, и тебе все улыбаются, ты безупречно корректен — и с тобой тоже предельно вежливы, но все это ровным счетом ничего не значит: при первой же возможности тебе подложат свинью размером с Эйфелеву башню.

Кира была человеком достаточно искушенным в тонкостях подобных отношений и прекрасно знала, что улыбки, раздаваемые ей направо и налево, ровно ничего не значили. Мало того, знала она и то, что, когда секретарша шефа Анна Леопольдовна, молодящаяся дама сильно за сорок, пропев ей в лицо: «Ах, Кирочка Анатольевна, какой на вас чудный костюмчик сегодня», ровно через пять минут за Кириной спиной скажет, ну, хоть той же Кириной приятельнице Вике: «Чудный у Кирочки костюмчик, но такую короткую юбку одевать на работу в ее возрасте…» — Вика в ответ понимающе усмехнется.

Однако такие мелочи не могли испортить Кирино сегодняшнее настроение. С самого утра, когда она, выглянув в окно, увидела, какой сегодня чудесный день, ее не покидало предчувствие чего-то важного, что непременно с ней скоро произойдет.

Перекинувшись в дверях двумя-тремя словами с молоденькой практиканткой Ирочкой по поводу новой Ирочкиной сумочки и новой Ирочкиной губной помады, Кира наконец добралась до своего рабочего места и уселась за компьютер. Ей нужно было подготовить документацию по контракту с одной немецкой фирмой. Хотя Кира считалась человеком обстоятельным, у нее не бывало «горящих» контрактов, однако переговоры назначены на послезавтра, и времени осталось не так много.

Вокруг стоял обычный утренний шум: святое дело — перед работой слегка потрепаться о житейском, попить кофейку с минералкой, обсудить свеженькие сплетни. Кира слегка поморщилась, она все это не слишком-то любила. Да и подруг на работе она не заводила. В таких учреждениях подруг не бывает, одни соперницы. Насчет своей приятельницы Виктории Кира нисколько не обольщалась. Собственной выгоды та никогда не упустит, и, если Кира когда-нибудь (не дай Бог) окажется у нее на пути, Вика и не вспомнит, что они подруги.

Тяжело нагруженные сумки оттягивали руки. «Боже, за что мне такое наказание — быть советской женщиной!» — эта мысль приходила Кире в голову каждый раз, когда она, после работы отстояв очереди в продуктовых магазинах и притащившись уже без сил домой, вдруг обнаруживала, что лифт опять не работает и ей пешком идти на десятый этаж. И ключ, как назло, на самом дне сумки, придется звонить, — хорошо еще, если дочка дома…

— Мамочка, у меня новости! — не успев открыть дверь, затараторила Аленка. — Звонила Женя, они сегодня утром прилетели и зайдут к нам часов в восемь. Она хочет сделать тебе сюрприз, она привезла тебе «Пти-гри», коллекционное, только ты ей не говори, что я проболталась…

— Нехорошо выбалтывать чужие секреты. — Кира поцеловала дочку и отдала ей сумки. — Быстренько на кухню, у нас сорок пять минут, чтобы соорудить приличный ужин.

Женя была сводной Кириной сестрой. Кирин отец погиб в горах, когда Кире исполнилось два года (он работал инструктором-спелеологом). Кирина мама осталась двадцатитрехлетней вдовой, но о вторичном замужестве и слышать не хотела: целиком посвятила себя воспитанию дочери. Лишь десять лет спустя Лариса Васильевна ощутила себя не только мамой девочки Киры, но и красивой женщиной, — это когда на вернисаже подруга познакомила ее с художником-пейзажистом Александром Михайловичем. Он и стал ее вторым мужем и отцом Жени.

Несмотря на разницу в возрасте (Кире было четырнадцать, когда у нее появилась сестренка), сестры были очень близки между собой, а Аленка Женю просто обожала.

— Простите, Кира Анатольевна, шеф просил узнать, когда вы подписываете контракт с немцами? — Практикантка Ирочка стояла перед Кириным столом и смотрела на нее, виновато улыбаясь. — Я вас отвлекла, извините, но он еще просил передать вам вот это. Чтоб вы подредактировали до завтра.

— Что? — Кира настолько заработалась, что не сразу отреагировала на Ирочкино появление. С утра дел было невпроворот, бесконечные звонки отвлекали от контракта, пришел факс от немцев с дополнительными условиями, — голова от всего этого шла кругом. — Что это такое? Почему до завтра? — Кира быстро перелистала страницы и побледнела. — Откуда это у тебя?

— Шеф дал, — пожала плечами Ирочка. — По-моему, переводы Олега Николаевича, всякие инструкции к новому оборудованию…

Кира, не слушая лепета Ирочки, отодвинула ее с дороги и помчалась в кабинет шефа. У дверей путь ей преградила внушительная фигура Анны Леопольдовны:

— Модест Петрович занят!

«…Наш самолет выполняет рейс по маршруту Пермь — Москва. Командир и экипаж рады приветствовать вас на борту. Пожалуйста, приведите спинки кресел в вертикальное положение и пристегните ремни».

Рассеянно выслушав дежурные фразы милой молоденькой стюардессы, Кира послушно пристегнулась к креслу, откинула голову и прикрыла глаза. Как она устала! Больше всего на свете ей сейчас хотелось оказаться дома, залезть в горячую ванну и наконец расслабиться.

Поездка оказалась на редкость утомительной и почти бесполезной. Контракт на поставку оборудования, который она надеялась заключить с недавно отстроенным роддомом, сорвался, а надежды на новые заказы, полученные в облздраве, казались весьма зыбкими. «Боб будет недоволен», — вяло подумала Кира. Значит, премии к концу месяца не видать, как своих ушей. Деньги были нужны до зарезу, но сейчас даже это печальное соображение не вызвало у нее особых эмоций. Домой, скорее домой! Расстраиваться она начнет завтра с утра в Москве.

Вот уже почти три года Кира работала в небольшой английской фирме, специализировавшейся на продаже медицинского оборудования для роддомов. Фирма имела два филиала — в Москве и в Гонконге. Весь московский филиал состоял из Киры и Петра Григорьевича, инженера-ремонтника. Не было даже секретарши, так что Кире приходилось крутиться на работе с девяти и до скольких получится. Часто она приходила домой лишь в двенадцатом часу ночи. А еще эти командировки! Она за всю свою прежнюю жизнь не налетала столько часов в самолетах, как за последнее время.

Из Внешторга, разумеется, сразу после той печальной истории с Грегом пришлось уйти. Оказалось, что к лучшему: события в стране после августа 91-го пошли так, что эта организация довольно быстро утратила былой престиж и сейчас, в 95-м, находилась просто на грани развала. Однако почти два года Кире пришлось перебиваться случайными заработками. Она внештатно сотрудничала с разными фирмами, крупными и не очень, один раз даже добыла контракт для «Сименса», но без твердого ежемесячного дохода обходиться было непросто. Это место досталось ей по случаю: давняя знакомая уезжала в Америку насовсем и предложила Кире заменить ее на боевом посту. Фирма хоть и небольшая, но надежная, заработок верный, русский рынок осваивают не первый год. Но все равно работы — завались!

Санька наконец уснул. Совершенно измученная, Женя вышла на кухню, поискала в буфете сигареты. Нашла полпачки «Житан». Крепкие, конечно, но если других нет… Глубоко затянулась, закашлялась и упала на стул.

Половина одиннадцатого. Андрея еще нет. Сколько раз она просила его звонить, если задерживается! А он, смеясь, отвечал: «Миленькая, меня иногда в такие места заносит, где и телефонов-то нет!» И целовал ее в шею — он почему-то больше всего любил целовать ее в шею, в мягкую ямочку у ключицы.

Потрогала сковородку, конечно, и мясо, и картошка уже остыли. И пусть! В последнее время она не очень верила, что поздние возвращения мужа связаны исключительно с работой. Хотя другой женщины у него сейчас не было. Женя чувствовала, что не было, во всяком случае пока.

Напрасно она поддалась на его уговоры и не устроилась на работу после декретного. Конечно, Санька часто болел, а она любила сына как ненормальная, даже маме его не доверяла. Жене почему-то казалось, что когда Санька при ней, с ним ничего плохого случиться просто не может, а стоит ему исчезнуть из ее поля зрения хоть ненадолго, ему сразу угрожают Бог весть какие опасности. Смешно было вспоминать, как она во время беременности боялась, что у нее отсутствует материнский инстинкт. Стоило Саньке появиться на свет, как оказалось, что этого инстинкта у нее в избытке. «Могло бы и поменьше быть», — считала Лариса Васильевна, которой внука отвозили лишь изредка и с кучей наставлений.

Одиннадцать. Ну, где его носит? После статьи в «Столице» о ночных клубах Андрей стал популярной личностью. Ему предложили даже делать свою программу на ТВ, в общем, человек круто пошел в гору. Только Жене от этого было мало радости. Денег в доме стало гораздо больше, но что-то важное исчезло, их отношения как-то неуловимо изменились. Нет, он ее любил по-прежнему, в его любви она не сомневалась. Но раньше ей казалось, что она может читать в его душе, как в раскрытой книге, а теперь, похоже, некоторые страницы этой книги для нее недоступны.

С утра прошел ливень, и по тротуарам текли потоки грязной воды. Какой-то лихой автолюбитель проехал так близко к троллейбусной остановке, что щедро окатил брызгами не успевших отскочить людей. Кира никогда не отличалась быстротой реакции, поэтому новый светло-серый плащ оказался весь в грязевых подтеках. Чуть не плача, она отошла на два шага от остановки и принялась рассматривать безнадежно заляпанный плащ. А ведь у нее на вторую половину дня назначены переговоры! Может, до того времени подсохнет? Кира пригляделась повнимательнее: да нет, пятна все равно останутся! Разумеется, в таком виде ей идти на работу нельзя, а времени вернуться домой и переодеться почти нет.

— Ой, Кира Анатольевна! — Рядом с ней притормозили светло-бежевые «жигули». Кира с недоумением взглянула на девушку за рулем, приветствовавшую ее так радостно, и чуть не ахнула, узнав Ирочку, практикантку из Внешторга.

— Кира Анатольевна, вас подбросить куда-нибудь? Садитесь, доставлю куда скажете! — Ирочка перегнулась через сиденье и открыла дверцу.

— Спасибо, Ира. Очень рада вас видеть. — Кира приветливо улыбнулась, хотя в душе этой встрече совсем не обрадовалась. Еще не хватало призраков прошлого в придачу к испорченному плащу!

— Садитесь скорей! Здесь остановка запрещена!

— Привет, где тебя носит? Главный уже три раза интересовался. — Кеша Соколов, не отрывая глаз от подписной полосы, таким образом поприветствовал вошедшего Андрея.

— Привет. Я только что от него, так что порядок. — Андрей бросил сумку в угол дивана для посетителей и уселся за свой стол, с наслаждением вытянув длинные ноги, закурил и поинтересовался: — Что новенького в жизни?

— Тебе три раза звонила умопомрачительная длинноногая блондинка, — пробурчал Кеша, по-прежнему глядя в полосу.

— Ты зациклился на цифре три?

— Ну, три не три, а раза два точно звонила.

Занавески явно были длинноваты. Отойдя в противоположный угол комнаты, Женя с отчаянием посмотрела на дело рук своих. Уже в третий раз она пыталась подогнуть эти чертовы занавески, и в третий раз не угадывала длину. «Ну, не дано мне! — раздраженно подумала она. — Не умею я шить, и все тут! И не требуйте!» Хотя на самом деле никто и не требовал.

Вообще-то она сильно преувеличивала собственную бестолковость. За время своего замужества Женя ухитрилась превратить холостяцкую берлогу во вполне уютный семейный ковчег. Для начала она ограничилась покупкой книжных полок: книги у Андрея валялись где попало, больше всего их лежало в стопках по углам. Потом купила покрывала в тон паласу и нормальный письменный стол взамен сильно обшарпанного еще Андреева школьного. Ну, а перед рождением Саньки Женя уговорила мужа сделать полный ремонт. Теперь они жили в очень светлой и ставшей как будто больше от светло-зеленых обоев комнате. Поверх книжных полок, расставленных вдоль стены, вился плющ, на окне цвели фиалки, а у противоположной от окна стены стояли горшки с аралией и дифимбахиями. «Просто зимний сад Версаля», — шутил в первое время Андрей. В нише устроили Санькин уголок, тоже отгороженный полкой с цветами.

Женя всегда убегала к своим цветам от всех неприятностей. Вот и сейчас, махнув рукой на занавески — ну и пусть будут такими, длинны — не коротки, Женя принялась поливать и опрыскивать своих любимцев. От этого приятного занятия ее оторвал телефонный звонок. Женя нехотя сняла трубку, но уже через секунду ее настроение переменилось:

— Ирка! Ты? Какими судьбами? Давно ты здесь?

— Вчера ночью прилетели. Ты первая, кому я звоню!