В Стокгольме, в расположенном рядом с парком "Хумлегорд" старинном роскошном каменном доме жили состоятельные люди. Такие, как, например, уроженец Финляндии Ойва Юнтунен. По профессии он был негодяй.

Ойва Юнтунен, ныне довольно стройный тридцатилетний холостяк, родился в Вехмерсалми, в Саво. И хотя он колесил по миру уже второй десяток лет, у него тем не менее иногда прорывалось слово-другое на родном саволакском диалекте.

Юнтунен смотрел из своего эркерного окна вниз на освещенный весенним солнцем парк. Там работники муниципальной службы коммунально-бытового хозяйства неторопливо сгребали в небольшие кучки прошлогодние кленовые листья, которые холодный весенний ветер тут же вновь разносил по всему парку. Так что бояться безработицы этим смуглым трудягам было нечего.

Ойва Юнтунен предположил, что чернявые дворники в парке родом откуда-нибудь из Боснии. А двое из них вполне могли быть турками или греками.

Когда-то, еще в бытность свою нищим финским переселенцем, познакомился с метлами муниципальной службы коммунально-бытового хозяйства Стокгольма и Ойва Юнтунен. Неделю или две он зарабатывал себе на жизнь, убирая с песчаных дорожек парка то, что оставляли после себя песики этих хурри, как презрительно называют шведов финны. От этих воспоминаний его до сих пор бросает в дрожь. И то сказать, не приведи бог вновь пережить такое. Но теперь этого совсем не стоило бояться.

 Бывший экскаваторщик Сутинен Крутой Удар вел себя в тюрьме Лонгхольмена прямо-таки образцово, и шведские власти решили, что он совсем перевоспитался и, таким образом, заслужил право выйти на – ах, такую сладкую! – свободу. Сутинен отсидел в тюрьме за один присест пять лет, так что понятно, как он радовался, выйдя из Лонгхольмена. Был прекрасный весенний день, и шагалось ему легко. Пели птицы, тихонько напевал и Сутинен.

Это удивительное счастье – свобода – дополнялось мыслью о том, что его, Сутинена, в этом свободном мире ждали двенадцать килограммов золота, которые услужливо протянет Ойва Юнтунен и которые он, Сутинен, сможет истратить на что только душа пожелает.

У Сутинена было целых пять лет на то, чтобы придумать, как он распорядится таким огромным богатством. За пять лет смышленый человек способен точно распланировать свое будущее и решить, как потратить денежки.

В первую очередь он решил удариться в пьянку. Пил бы он до чертиков, несколько месяцев без передышки.

Во-вторых, Сутинен решил удовлетворить свою плоть. Он знал множество стокгольмских проституток, которые с превеликой радостью помогли бы ему в этом деле.

Майор Суло Армас Ремес сидел в служебном кабинете командира батальона красный как рак. Его большое сердце устало билось за ребрами. Голова вздрагивала, в животе бушевал желчно-кислотный бульон. Однако голова не болела, потому что у майора Ремеса голова никогда не болела, хоть кол на ней теши. Майор не пользовался каской, даже когда шла стрельба боевыми зарядами; такая вот крепкая была голова у майора.

Майор Ремес мучился чертовским похмельем. Впрочем, похмельем он мучился каждое утро. Майор Ремес был сорокалетний, крупного телосложения кадровый офицер, грубиян и пьяница. Настоящий увалень.

В рабочем столе майора, в верхнем ящике, лежал заряженный пистолет. В том же ящике покоилась также бутылочка померанцевой. В остальных ящиках находились планы подготовки пехотного батальона и пожелтевшие инвентарные перечни.

Майор Ремес открыл ящик и взял пистолет. Он посмотрел налитыми кровью глазами на отливающее темной синью оружие, ощутил под грубыми пальцами холод железа, снял с предохранителя и дослал патрон в патронник. Майор погладил курок, затем закрыл глаза и засунул ствол пистолета в рот. Мгновенье он сосал его, как ребенок соску.

Однако стреляться майор не стал, хотя и был на волосок от этого. Он прекратил игру со смертью, поставил пистолет на предохранитель и убрал обратно в ящик. Затем достал бутылку померанцевой.

Майор Суло Армас Ремес допил померанцевую и принял по-военному твердое решение:

– Я ухожу.

Он позвонил командующему бригадой и попросил отпуск. На год. Для продолжения учебы в высшей технической школе. Мол, саперам нужны технические знания, время нынче такое. Кроме того, речь шла о безопасности родины. Если саперное дело останется в своем развитии далеко позади, то что ожидает Финляндию в будущей войне?

Полковник Ханнинен обрадовался. Неужели этот пьянчужка наконец-таки одумался и пытается изменить что-то к лучшему?

– Я помогу. Но сначала проведи учения, а потом можешь идти.

Ойва Юнтунен держался. Взвод тяжелых минометов пытался отбить у него высотку, где находилось "чертово поле", и приступить к учебным стрельбам с этой высотки. Однако Ойва Юнтунен этого не допустил. На "чертовом поле" слишком много золота, и глупым солдатам здесь делать нечего. Пришлось аж нож выхватить, чтобы убедить их, что он не шутит.

Трое суток Ойва сидел и сторожил "чертово поле". Затем учения закончились, и солдаты со своими минометами отправились восвояси. Впервые за столько времени Ойва Юнтунен спокойно заснул возле небольшого костерка.

Потом кончились хлеб и колбаса, но не приключения. Ойва Юнтунен заблудился, совсем выбился из сил, да еще комары издевались как могли. Временами ему казалось, что он сходит с ума. Однако оставить здесь золото он не мог. Его нужно было еще какое-то время посторожить, даже ценой собственной жизни.

В это же время майор Ремес направлялся к лагерю Ойвы Юнтунена на Куопсуваре. На карте у него это место было обозначено как "Лагерь сумасшедшего мужика". Теперь майор был в отпуске и, несмотря на тяжелое похмелье, в целом радовался жизни. Впереди был год свободы. Как его использовать, со временем выяснилось бы. Теперь же спешить было некуда.

Сначала майор Ремес отправился на север от Куопсувары, мимо места под названием "Юха-Вайнан Ма", то есть "Земля покойного Юхи", откуда повернул на северо-восток к Потсурайсваре. Пройдя пять километров, он достиг "Лагеря сумасшедшего мужика".

Ойва Юнтунен думал, как было бы здорово, если бы он смог нанять себе в помощники этого майора. Здесь, в тайге, привыкший к походной жизни офицер незаменим. Эта мысль казалась Ойве Юнтунену неглупой, однако тем не менее с этим мужиком нужно было разобраться. Поэтому он повел себя с Ремесом запанибрата и стал расспрашивать про всякую всячину.

Майору Ремесу было странно, но приятно, что кто-то заинтересовался им. Такого не случалось уже много лет. Никто, собственно говоря, никогда и не удосуживался спросить Ремеса о его делах. Ни жена, ни дети, ни друзья-офицеры, ни солдаты. А здесь, у вечернего костра, так приятно было хоть раз поговорить, порассказывать о себе. Какое это имеет значение, что слушает тебя почти незнакомый человек, какой-то младший научный сотрудник Асикайнен? И библиотекари тоже люди.

Майор рассказал, что срочную он отслужил нормально, получил два почетных знака: один за спорт, а другой – за стрельбы. (Это было далеко от истины, но почему бы и не приврать ради красного словца?)

– Затем я поступил в военное училище. Три года там оттрубил и как-то случайно оказался лучшим на курсе. (Двадцатым, однако и это не так плохо.) Кстати, а где ты, Асикайнен, служил? Надеюсь, ты не из тех, что проходят альтернативную службу, хоть и коллекционируешь ягели?

Ойва Юнтунен рассудил, что теперь умнее всего будет рассказать все как есть.

Майор Ремес отыскал взятую напрокат машину на обочине шоссе именно на том месте, где приятель-отшельник ее и бросил. На огромной скорости он помчался в Киттилю, где вернул ее местному представителю фирмы по прокату машин. Выяснилось, что напрокат машину взял некто Ойва Юнтунен, а не младший научный сотрудник Асикайнен. "Ну, может быть, у Асикайнена есть причина, чтобы время от времени выступать под чужим именем", – доброжелательно подумал майор Ремес. Придумал же и сам он назваться Ройтерхольмом. Так что квиты.

Избавившись от машины, майор бросился на телеграф, откуда дал телеграмму жене в Испанию. Он известил ее о том, где он находится, скорее даже о том, что он сейчас, собственно, нигде не находится. Затем он позвонил младшей дочери, которая сказала, что обручилась и перебралась жить к своему жениху.

– Вот черт. И каков он, этот подлец?

Дочь описала своего бойфренда в исключительно положительном духе. Ожиревшее сердце майора отошло, особенно когда он подумал, что его отцовские обязанности теперь кончились и в отношении младшей дочери. Он пожелал ей счастья и отправил в качестве подарка чек на тысячу марок из денег младшего научного сотрудника Асикайнена. Потом он зашел в пивную "Киттилян Киевари" и принялся с шумом прихлебывать пиво, испытывая самые теплые отцовские чувства.

Ойва Юнтунен смотрел на открывавшееся перед ним бескрайнее болото Куопсувуома. Тучи комаров поднимались из непролазной трясины и впивались своими жалами в кожу профессионального преступника. Ойва Юнтунен подумал: так что, это и есть хваленая магия Лапландии? Дыхание болот, фу, дьявольщина.

Утром Ойва Юнтунен проснулся от запаха кофе и жареного бекона. Майор Ремес как раз накрывал на стол.

– Вставай, младший научный, завтрак готов, – разбудил майор товарища.

Ойва Юнтунен приподнялся в постели. Он погладил подбородок, на нем была длинная жесткая щетина. После тяжело проведенной ночи состояние было мерзкое.

– Доброе утро, майор. Не принесешь ли воды умыться, надо привести себя немного в порядок.

Глаза майора сверкнули. Мгновенье он сжимал свой огромный кулачище, пока не вспомнил, что обязанности помощника относятся именно к его нынешней компетенции. Он вышел на улицу, поднял из колодца ведро чистейшей воды, отнес на кухню и согрел на плите. Он налил нагревшейся воды в таз, взял в руки полотенце, мыло и бритвенные принадлежности младшего научного сотрудника и отнес все это в жилую часть. Ойва Юнтунен умылся, побрился и вытер лицо. Только после этого он устроился наслаждаться трапезой.

Майор Ремес вкалывал на прииске как раб, от зари до зари, день за днем. Он перелопатил берега ручья и его дно на десятки метров вокруг желоба, с которого вода смывала земляную массу в нижнее течение, образовав искусственную дельтовую отмель. В результате маленький ручей поменял на участке прииска свое русло. Борода у старателя отросла по грудь, он стал совсем грязным, руки покрылись мозолями. Глаза майора горели, как у хищника, который не одну неделю не знал даже запаха падали.

Однако это суровое старательство не принесло никаких результатов. Прииск не дал майору ни единой крупицы золота, даже частицы золотой пылинки.

Ойва Юнтунен же, напротив, был удачлив в своих делах. В конце июля у него было в двух стеклянных пузырьках уже, считай, полкилограмма золотого песка. И все в результате случайных промывок лотком. Майору это казалось непонятным. Судьба благосклонна к младшему сотруднику, однако смеется над человеком, который действительно старается.

Чтобы майор окончательно не свихнулся на почве золотоискательских неудач, Ойва Юнтунен отправил его в Пулью пополнять запасы продовольствия. Майор обернулся быстро, вернулся с увесистым рюкзаком за плечами, приготовил начальству вкусный обед и пошел прямиком на прииск забрасывать донный грунт ручья на желоб.

Ойва Юнтунен решил смилостивиться над своим старательным слугой-офицером. Украдкой он насыпал щепотку золотых крупиц на промывочный лоток майора, и когда незадачливый золотоискатель из последних сил продолжил промывать песок, фортуна в конце концов повернулась к нему лицом: он нашел золото! Непрерывное многонедельное перелопачивание наконец-то принесло результаты.