В юности он посмеялся над гадалкой, которая, пообещав, как обычно, несметные богатства и славу, вдруг буквально впилась глазами в его ладонь, забормотала, затем отпрянула испуганно, а на его настоятельные расспросы только и сказала: «Твоя линия жизни... Она и не обрывается, но и продолжения ей нет. Где-то ты между землёй и небом будешь обретаться, милок. А такого не бывает...»

Теперь Адам убедился: не бывает, не может быть, ибо чёлн уже выплыл на середину реки, а он никак не мог разговорить проклятого старца. Да что там он! Вне всяких сомнений, среди миллионов, даже миллиардов пассажиров, которых уже перевёз Харон, были самые замечательные люди: учёные и ораторы, властители земли и сладкоголосые певцы – служители всех муз... И никто... Господи, никто во веки веков не разжалобил этого истукана, более холодного и равнодушного, чем чёрные воды Стикса. Не все, конечно, пытались. Души многих и многих умирали вместе с телом, то есть становились на этом последнем переходе слепыми и глухими, более мёртвыми, чем само подземное царство. Но были ведь и сильные. Были смелые и хитрые. И бунтари были, в которых дух противоречия пылал ярче даже тех далёких костров, что горят на том берегу. Всё напрасно! Будь проклят этот бессмертный старый козёл – полуголый и безобразный, в вонючем рубище, глухой к мольбам и стенаниям. Вода будто смола – густая на вид, тяжёлая. Вёсла входят в неё без звука, без брызг. Медленно и неотвратимо движется чёлн. Времени здесь не ощущаешь, но оно, несомненно, есть и здесь – уходит, сжимается, поздно...

Ах, гадалка! Как ты ошиблась. Противоположный берег Стикса и есть конец линии жизни, хотя формально он, Адам, умер позавчера. Но почему перевозчик такой невозмутимый? Может, он глуховат и не слышит его?

– Я не хочу туда, старик, – сказал Адам как можно громче и убедительней, вынув изо рта монетку, чтобы не мешала. – Я большой жизнелюб, и мне нечего делать в царстве теней. Отпусти меня или дай хотя бы отсрочку.

Закончив говорить, Адам тотчас сунул обол обратно в рот, чтобы не нарушать погребальный обряд.