Кто-то называл ее Богиней, кто-то — Золотой Бабой, но все жаждали встречи с ней, стремясь прикоснуться к Тайне. В непроходимых таежных дебрях ее искали посланцы Ивана Грозного, белые атаманы и красные комиссары, агенты спецслужб и тысячи безвестных охотников за удачей. Многие века пропадали без вести авантюристы, осмелившиеся прикоснуться к тайне золотого изваяния Великой Матери, но она открывалась лишь тем, кого выбирала сама. А в начале Третьего тысячелетия случилось то, что ранее казалось невозможным — Золотая Женщина покинула свое древнее убежище и очутилась в одном из самых циничных и совсем не волшебных городов мира — в Москве…
И все это было только завязкой удивительной истории, в которой причудливо переплелись судьбы множества людей — от сыщиков экстра-класса до простых олигархов, приоткрылись многие тайны далекого и близкого прошлого, а главное, оказалось, что волшебниками не рождаются, ими становятся. Вернее, не волшебниками — Искусниками. Впрочем, обо всем по порядку…
ПРОЛОГ
— Нет! Пожалуйста, не надо!! Не-е-ет!!!
Пронзительный вопль перешел в истошный, полный животного ужаса визг. Не в заставляющий инстинктивно сопереживать крик боли — боль еще не пришла. Не в вызывающий уважение вой яростного бессилия, не в рев полного сил бойца, терпящего поражение от более искусного соперника. А в жалкий визг насмерть перепуганной курицы, увидевшей нож повара. В презренный звук, оставляющий па душе лишь след досады и брезгливости.
Визг отразился от темной громады скал, бросился в тайгу, увяз в ветвях спящих деревьев и растворился в них, исчез, потревожив только малюсенькую часть бесконечно огромного леса.
— Семен, не надо! Прошу-у-у…!!
Сибирь, 2004 год, третий день экспедиции
— Три дня! — рявкнул Кантор. — Три!!
Плотину его обычного спокойствия, можно сказать — отстраненности от окружающей действительности, наконец-то прорвало, и профессор неумело, но весьма яростно выплескивал на слушателей свое неудовольствие:
— Три дня простоя в исходной точке! Три дня!! Вы понимаете, что семьдесят два часа назад мы должны были покинуть этот чертов городишко?! Мы должны быть в пути! Мы…
Голос сорвался, и Кантор, схватив со стола бутылку минералки, жадно припал к горлышку: — Мерзавцы…
Говорить и пить одновременно у профессора не получилось, вода потекла по подбородку, пролилась на одежду, однако нового приступа ярости это обстоятельство не вызвало. Кантор тихо выругался — Остин поймал себя на мысли, что впервые слышит из уст профессора столь грязные ругательства, — вернул бутылку на стол и замер, угрюмо глядя на слушателей. Не пронзительно, ожидая ответа на жесткие вопросы, а именно угрюмо, почти обреченно. Вспышка гнева прошла, и ученый на глазах возвращался к привычному образу мягкого, слегка застенчивого человека.
