Молодая женщина плакала, держа на руках безмятежно спящую годовалую девочку. Порывистый ветер развевал длинные светлые волосы женщины и заставлял ее плотнее кутаться в дорогую меховую шубку. Женщина кого-то ждала; она нервно оглядывалась, вздрагивала от каждого шороха и что-то шептала, изредка вытирая слезы.

Прислушавшись, можно было различить вдали, в городе, звуки сражений и стычек, а на фоне предгрозового неба отчетливо был виден дым, идущий от развалин замка, некогда бывшего безопасным и счастливым убежищем для этой женщины и ее маленькой дочери.

Девочку звали Олианна. Всего сутки назад ей суждено было стать принцессой Тригора, а теперь предстояло жить в бедности, приемышем.

– Зато она жива. – Женщина прерывисто вздохнула, успокаивая себя.

Ей не хотелось потерять еще и дочь. Мужа она уже потеряла.

Я ненавидела простуды, наверное, больше, чем все остальные дети. К слову, они надо мной постоянно смеялись (дети, а не простуды, конечно) – дочка лекарки, а болеет чаще всех. Мама хлопотала вокруг меня, но какими бы ни были ее усилия, я неизменно болела неделю, а то и две, пропуская все мыслимые и немыслимые экзамены. Ладно хоть в этот, последний раз я умудрилась заболеть летом, когда позади уже остались экзамены и впереди маячила свобода.

– Оля, ты выпила отвар? – спросил отец, выглядывая из кабинета.

– Выпила, – ответила я, кутаясь в одеяло. – Пап, можно мне на крыльце посидеть? Немного. Я просто воздухом подышу, не могу уже взаперти находиться.

Отец вздохнул, – я с завидной регулярностью его об этом просила.

– Мама не велела, дорогая.