Тому, кто знаком с пособиями по текстовым процессорам, нетрудно вообразить, что они могли бы послужить ключом или руководством к книгам Милорада Павича. Совокупность его книг внесла в литературу определенную систему, соответствующую базовой системе не только текстовых процессоров, но и вообще вычислительных устройств. Это случилось, разумеется, независимо от намерений автора, без какого-либо умысла с его стороны.

Конечно, не только появление гиперлитературы

(примерно 1990 г.)

впервые обнаружило связь творчества Милорада Павича с миром компьютеров.

В рецензии Патриции Серке «Книга XXI века» на его роман «Хазарский словарь» отмечалось: «Это — своего рода „Илиада“, нечто вроде компьютерной „Одиссеи“, книга открытая, книга интегрального содержания»

(«24 Heures» 31.VIII.1988)

.

… В 1987 г., в моей статье о сборнике рассказов Павича «Железный занавес», я высказала суждение, показавшееся мне тогда настолько еретическим, что я перенесла его в примечания: «Структуру рассказов Павича можно условно сравнить с компьютерной видеоигрой. Их пространство представляется настолько неограниченным, что создает впечатление бесконечности.

Андре Клавель в швейцарской газете «Журналь де Женев» сравнил мою книгу «Хазарский словарь» с рестораном, где каждый посетитель составляет меню по своему вкусу. Это остроумное замечание можно отнести ко всему, что я делаю. Написав за последние десять лет три романа, я решил обратиться теперь к театру. Инсценируя фрагменты моей прозы или усиливая драматическое начало, я стремился предоставить в них режиссерам и театрам максимальную независимость от драматурга и повысить степень их участия в создании текста для театра.

Мою пьесу и вправду можно сравнить с ресторанным меню. Подобно тому как в меню сначала идут несколько видов закусок, затем одно или несколько основных блюд, а в завершение следует широкий выбор десертов, причем порядок появления кушаний на столе определяется посетителем, пьеса «Вечность и еще один день» предлагает вниманию постановщика своего рода «театральное меню».

Вышеизложенные намерения автора и определяют «менюобразную» структуру драмы: 3+1+3

(три взаимозаменяемых «закуски», одно «основное блюдо» и три взаимозаменяемых «десерта» в конце)

. Зритель, режиссер или директор театра могут выбрать любую из трех вводных частей пьесы в качестве завязки театрального представления и любой из трех завершающих фрагментов для развязки. При этом категорически запрещается включать в один и тот же вариант меню несколько закусок или несколько десертных блюд.

Таким образом, любовный роман Петкутина и Калины в одном театре и по воле одного режиссера завершится хэппи-эндом, в другом театре и по выбору другого постановщика закончится трагически, а в третьем интерпретатор выберет еще один возможный вариант и по-своему его истолкует.

Если принять во внимание все возможности, то из любовной истории о Петкутине и Калине выйдет девять комбинаций, различных по тексту и по режиссуре. Естественно, что любая из этих девяти версий включает необходимый для каждого спектакля минимум зрительских впечатлений — завязку, интригу и развязку, иначе говоря, является вполне классической пьесой, к каким мы привыкли. Новое состоит в том, что, просмотрев этот минимум, можно идти дальше. Чем больше вариантов увидит зритель, тем полнее будет его представление об истории любви Петкутина и Калины, ибо все три вводные части связаны между собой, как связаны и три варианта финала драмы «Вечность и еще один день».