Разрушитель магии (СИ)

Печёрин Тимофей Николаевич

Далекое прошлое или столь же отдаленное будущее? Другая планета или, скорее, какой-то другой, параллельный мир?

Впрочем, для Ильи Криницкого вопрос «Где я?» не так важен, как другой: «А что делать дальше?»

Можно смириться с выпавшим жребием — участью бесправного пленника, но Илья предпочел побороться за лучшую долю. А необычная способность, бесполезная в нашей реальности, но теперь внезапно обнаруженная, ему в этом поможет.

Тимофей Печёрин

Разрушитель магии

1

Илья Криницкий никогда не считал себя каким-то особенным человеком. Ну, актер… ну так и что с того? Не звезда ведь — во-первых. А во-вторых, Илья знал почти наверняка: на каждую звезду в его профессии найдутся тысячи таких же, как он неудачников, прозябающих в ТЮЗах провинциальных городков или стоящих в длинной-предлинной очереди на хотя бы третьестепенную роль в очередном сериале.

Не видел Илья Криницкий и ничего уникального в собственном браке — оказавшемся, увы, неудачным. Не он один, не он первый, не он последний попал в число тех мужчин, чья «вторая половинка» некогда влюбилась в молодого и, несомненно, талантливого красавца… чтобы в итоге с досадою осознать, что она вот уже энный год замужем за сорокалетним нищебродом и лузером. Да с ранней сединой, вдобавок, с наклевывающейся лысиной и склонностью к выпивке.

Ну да супруга-то в итоге от Ильи отвязалась, причем отделался Криницкий сравнительно легко. Детей у них не было, из имущества делить при разводе тоже по большому счету было нечего. Вот только если бы все неприятности ограничивались коллизиями семейной жизни… Увы и ах: имелись и такие обстоятельства, избавиться от которых с той же легкостью Илья не мог и мечтать.

И сложились те обстоятельства таким образом, что оказался Илья Криницкий хоть в чем-то, да не просто особенным. Но даже, наверное, уникальным. Потому что едва ли на свете найдется много людей, способных с точностью до дня предсказать собственную смерть.

Да что там «до дня»! Шагая по тротуару и приметив боковым зрением черный «БМВ», остановившийся в нескольких шагах от него, Илья смог повысить точность предсказания даже до часов. И открытие это, само собой, не могло его порадовать.

2

Илья не успел ни моргнуть, ни вздохнуть, когда относительно ровная почва под ногами сменилась пустотой… нет, пропастью… нет, оврагом… или, скорее, склоном холма. Причем довольно-таки крутым склоном и высокого холма. Криницкий съезжал по нему вниз, судорожно перебирая ногами и с треском ломая кусты, встретившиеся на пути.

Последние метр-два до земли он вообще преодолел, скатившись кубарем. И только естественная подстилка из папоротников и еще каких-то кустиков — низеньких, раскидистых — мало-мальски смягчила падение незадачливого исследователя. Позволив тому избежать переломов и иных травм.

А когда жесткий спуск, наконец, завершился, Илья приподнялся с примятой им травяной перины и принялся осматриваться, через каждые несколько секунд судорожно и не без облегчения вздыхая. Сердце тараном билось в грудную клетку. Лицо покрывал пот… грязный, разумеется. И все-таки самого страшного, чего следовало бы ожидать, не произошло. Криницкий остался жив. Чем-чем, а смертельной ловушкой загадочное пятно, оно же облако, не оказалось. По крайней мере, пока.

А чем тогда это пятно является?

Вокруг Ильи по-прежнему возвышался лес — летний, зеленый. Как тот, в который намедни они приехали с Кирпичом и Занозой… если не тот же самый. А за спиною действительно остался холм: высоченный, поросший соснами. Холм, невесть откуда взявшийся. Ведь до того, как Криницкий шагнул в пятно-дыру, его рядом не было. Зато были Кирпич, Заноза и их «бумер»… ныне исчезнувшие без следа. Чтоб убедиться в последнем, Илья осмотрелся еще раз. После чего хмыкнул: да, действительно, никого. Вообще ни единого человека поблизости, кроме него самого.

3

Застава оказалась под стать задержавшим Илью всадникам. Массивная каменная башня высотой примерно с пятиэтажный дом и формой напоминающая фигуру «ладья» в шахматах. А вокруг башни — каменное кольцо стены вдвое меньшей высотой, ограничивающее пятачок двора.

На гордое звание крепости и, тем более, замка такая постройка вряд ли тянула. На ум Криницкому пришло слово «крепостца», звучавшее несколько старомодно и чуток пренебрежительно.

Долго любоваться заставой, не было времени, рассмотреть ее во всех подробностях — возможности. Потому что, во-первых, день для обитателей укрепленной башни выдался неудачным: она оказалась в самой настоящей осаде. Холм, который она занимала, полукольцом обступили вооруженные люди, в основном пешие. Собралась их целая толпа: не меньше сотни. Пришлые вояки что-то выкрикивали, потрясали мечами и копьями… однако решительных действий не предпринимали, в атаку не торопились. Ибо имелись еще в сложившемся для них и для защитников заставы раскладе и «во-вторых», и «в-третьих».

Прежде всего, башню с ограждающей стеной чуть ли не до верхушки окружала какая-то дымка, делавшая очертания всей постройки немного размытыми. Как картинка на старом, еще аналоговом, телевизоре при слабом сигнале. Для банальной дымовой завесы этот странный полог был недостаточно плотным, а еще… неподвижным. Но главное, дым, даже густой, не мог задержать летящий сквозь него твердый предмет, а дымка та могла. Илья видел, как один из осаждавших, как видно, намаявшись в нетерпении, выпустил в направлении башни стрелу. И та, преодолев расстояние между луком и дымкой, сначала замерла в воздухе, а затем камнем упала на землю.

«Убиться башкой об стену! — подумал вконец потрясенный Криницкий, вновь вспоминая свой опыт знакомства с фантастикой и вынимая из памяти подходящий по случаю термин, — силовое поле, что ли они используют?! Да куда ж я попал в таком случае?»

4

Наверное, думал Илья, атаковавшие заставу супостаты в рогатых шлемах имели при себе наготове таран, с помощью которого и избавились от ворот. А может, они воспользовались осадными лестницами. Как бы то ни было, а продержалась застава недолго — пару часов от силы, даже с учетом обороны башни.

Подробностей штурма Криницкий не застал, отсидевшись в подвале. В камере с устланным соломой полом. И в компании с худосочным человеческим существом неопределенного пола — грязным, косматым и облаченным лишь в рваное рубище. Существо сидело, вжавшись в уголок и обхватив колени руками. Да лишь посматривало на нового соседа затравленным взглядом.

Зато когда окончательно стих звон мечей и крики — то яростные, то полные боли и страданий — сокамерник Ильи оживился. И, подойдя к решетке, заменявшей для камеры одну из стен вместе с дверью, принялся колотить в нее руками и ногами, вопя при этом что было мочи: «Эй! Мы здесь! Помогите! Сюда! Мы безоружны!»

— Да не ори… варвары припрутся, — проворчал Криницкий… сам, впрочем, не будучи уверенным, что лучше или хуже: попасть в руки к варварам или умереть от голода, запертым в подвале и забытым.

А вот соседу по камере, судя по всему, уверенности было не занимать. Он или она знал, что делает. И явно выбирал меньшее зло. То есть, делал тот самый выбор, к которому и Илье-то с недавних пор было не привыкать.

5

Случилось все на рассвете. Может, и не в четыре утра, как известное событие из родного мира Ильи Криницкого. Но факт оставался фактом: почти всех жителей варварского поселения внезапная атака застала спящими. По крайней мере, начало атаки. Разве что дозорные бодрствовали… ну или, может, еще собаки. Чей сон обычно чуток, а разбудить их способен даже не шум, а любое неосторожное движение поблизости.

Сам Илья в момент нападения, разумеется, лежал на жестком топчане, погруженный в глубокий сон без сновидений — сон усталого человека. А когда всегдашнюю тишину раннего утра разорвал грохот, казавшийся на ее фоне совсем уж громоподобным, сперва открыл глаза, а уж потом более или менее смог прийти в сознание.

Голова болела — и от грохота этого нежданного, и от прерванного, оказавшегося явно недостаточным, сна. Поспособствовал и душный воздух барака, как последствие вчерашней жары.

Мозг включался в работу медленно, с неохотой. И первой мыслью, рожденной им после пробуждения, стала: «Что за хрень? Почему поспать не дают? Кто… что это?..»

Грохот повторился. И ветерок, просочившийся в одно из оконец барака, донес запах гари. Со смешанным чувством страха и любопытства Криницкий встал с топчана и подобрался к окошку, в то время как вокруг так же просыпались и приходили в себя другие невольники.