Я толкнул дверь и сделал шаг внутрь, все взгляды устремились на меня — и заложников, и налетчика. Да, им есть на что смотреть, я — то еще зрелище. Отмечаю мимоходом, что раненных нет, отмечаю местоположение Той, ради которой я затеял все это, она стоит на коленях у окна, с руками на голове, невредима. Но на то, как она на меня смотрит, внимания лучше не обращать.

Шагаю, волоча ногу и вытянув перед собой единственную руку, к грабителю.

— Не подходи!! Убью! — визжит он, все еще надеясь, что его крик и направленное на меня оружие остановят меня. Глупец, он ведь слышал по рации, как кричали примерно то же самое его компаньоны, как они стреляли и погибали один за другим.

Я улыбаюсь — широко, искренне. Улыбаться я с горем пополам научился. Подхожу ближе, и его палец жмет на спуск, его глаза с выражением бесконечного ужаса смотрят, как я дергаюсь от попадающих в меня пуль, которые его автомат выплевывает по десять штук в секунду. Дергаюсь, шатаюсь, но продолжаю идти вперед. Грабитель пятится и, должно быть, думает, что выбрал с приятелями не тот банк. Его автомат пуст, перезарядиться он и не пытается: какой смысл стрелять в того, в кого уже и так всадили полсотни пуль, снесли пол-лица и оторвали руку гранатой?

Хотя левой рукой я добровольно пожертвовал. Просто поймал брошенную в меня лимонку возле кассы — что было с нею делать? Там, у кассы, тоже сидели заложники, потому гранату я прижал к себе, заслонив их от осколков своим телом. Взрыв — и левой руки как не бывало, она осталась валяться у стены, медленной превращаясь в пепел. А какой-то смельчак подскочил и снес мне левую половину лица из обреза. Времени сообразить, что стрелять в того, кого и граната не прикончила, глупо, я ему уже не дал.