Земли Чингисхана

Пензев Константин Александрович

Книга Константина Пензева «Земли Чингисхана» продолжает серию книг молодого, но уже хорошо известного читателю исторической литературы автора о взаимоотношениях народов, населяющих Великую степь и ее окраины. Эта книга посвящена истории русско-китайских отношений, тому, какие они были в прошлом и что можно ожидать от них в будущем. Надо ли бояться китайцев? Могут ли они вновь, как при Чингисхане, заселить и аннексировать российский Дальний Восток и южную Сибирь, а то и всю Евразию?

От автора

А. А. Шаравин, директор некоего Института политического и военного анализа (ИПВА), в своей статье (http://www.ipma.ru) «Кого следует опасаться России: Америки или Китая?» утверждает:

«Что же касается США, то, как бы ни раздражало нас поведение этой страны, с военно-политической точки зрения, не Китай наш союзник против Америки, а Америка — союзник против Китая. Не потому, что американцы питают какие-то дружеские чувства к России, а потому, что они совершенно не заинтересованы в безграничном усилении Китая. Им не нужна вторая холодная война».

Американцы действительно не питают к нам каких-то дружеских чувств, это совершенно очевидно, очевидно также и то, что они не заинтересованы в особом усилении Китая. Вопрос состоит собственно в том, какое нам (т. е. России) дело до американо-китайских отношений. США вложили в китайскую экономику в последние десятилетия просто колоссальные средства, и среднего россиянина совершенно не волнует их сохранность или распределение прибылей между людьми, которые к нему недружелюбны и к которым средний россиянин совершенно равнодушен.

Не знаю, кто финансирует «институт», руководителем которого является или являлся А. А. Шаравин, и что этот «институт» из себя представляет, но направление его «аналитической» деятельности особенно не скрывается. Статья, как и всякое занимательное чтиво, снабжена фотографиями, иллюстрирующими китайскую военную мощь, и на одной из данных фотографий военнослужащий — лицо азиатской национальности — разбивает головой кирпич, азиатского же, вероятно, производства. Намек ясен? Вот таким же «макаром» эти злобные азиатские солдаты собираются сокрушить и нашу любимую матушку-Россию. В подтверждение реальности китайской угрозы А. А. Шаравин приводит следующие, смертоносные, как голова китайского пехотинца, доводы, которые коротко можно сформулировать следующим образом:

1. Китайцев много.

Вот придут китайцы…

Какая тема является основной в разговорах российских граждан, в том же Интернете, при обсуждении российско-китайских отношений? Китайская миграция. Обычно среднего российского обывателя завораживает сама численность населения нашего могучего азиатского соседа — 1,3 млрд. человек. При этом использующие общественные страхи ради рейтинга и роста подписки, средства массовой информации постоянно напоминают, что, во-первых, Китай просто трещит по швам от избытка населения, а во-вторых, спит и видит, как бы завладеть просторами Сибири и Дальнего Востока, которые столь богаты залежами различных полезных ископаемых и лесом.

Для того, чтобы несколько охладить страхи и непосредственно связанные с ними вспышки агрессии и китаефобии, следует отметить, что Китай всегда на протяжении его истории отличался чрезвычайной населенностью (в южной своей части), однако при этом собственно китайцы-хань никогда не селились на территориях современного российского Приморского и Хабаровского краев в частности и Дальнего Востока и Сибири вообще. Так же следует отметить, как это ни парадоксально может прозвучать, что они никогда не селились на этих территориях именно до начала их освоения Российской империей. К моменту прихода русских на Дальний Восток, по левой стороне Амура, насчитывалось едва ли несколько сотен маньчжурских фанз (дворов), при этом маньчжуры являются совершенно особой национальностью со сложным и интересным этногенезом.

«Русские землепроходцы, выйдя на Амур, услышали о том, что ниже по реке живут „дючеры“, от эвенков, которые часто служили для казаков проводниками».

[1]

Как считает А. А. Бурыкин, данные «дючеры», о которых эвенки рассказывали казакам, представляли собой просто-напросто маньчжурские караулы, располагавшиеся по берегам Амура, и также отмечает, что «языковое влияние маньчжур на языки Приамурья оценивается как довольно незначительное». Таким образом, сколько-нибудь широкого контакта подданных китайского государства с аборигенами, в частности с гиляками (нивхами), исконно проживающими в низовьях Амура, не существовало.

Есть любопытный нюанс. С XVII в. по начало XX в. Китаем управляла маньчжурская династия Цин (с 1616 г. по 1636 г. именовалась «поздняя Цзинь»), которая запрещала собственно китайцам (хань), да и вообще кому бы-то ни было, мигрировать на земли Маньчжурии и тем более запрещала самим маньчжурам каким-либо образом смешиваться с китайцами. Запрет на миграцию в Маньчжурию поселенцев из Китая просуществовал до 1878 года, и отказ от этого запрета оказался вызван именно страхом перед российской колонизационной политикой, тем более что сам маньчжурский народ вовсе не являлся столь многочисленным, чтобы успешно противостоять русскому напору, хотя его численности хватило, чтобы завоевать (подчеркиваю, завоевать) южные провинции, имеющие многомиллионное население, и в течение почти трехсот лет властвовать над ними.

Петр Бадмаев сообщал царю Александру III в своей докладной записке от 13 февраля 1893 года: «Мне достоверно известно, что ближайшие советники богдыхана решили постепенно увеличить население Уссурийского края, укрепить эти местности против вторжения русских в Пекин. Следовательно, заселение края происходило постепенно в продолжение 27 лет, незаметно для представителей нашей окраины, и раз уже мы заметили это, то не следует особенно тревожиться, потому что китайцы без посторонней помощи неспособны к наступательной войне; тысяча умных казаков в состоянии держать в страхе 100-миллионную китайскую армию, вооруженную вполне по-европейски. Примеры 20 с лишком веков указывают, что китайские войска, преследуя монголов, неоднократно погибали миллионами от бескормицы и утомительного перехода через Монголию. Следовательно, и с этой стороны мы также безопасны» (http://www.east.cyxa.net). Столь уничижительная оценка Бадмаевым боеспособности китайских войск может показаться необоснованной, однако, несмотря на определенную долю хвастливости, его уверения были не так уж и далеки от истины.

Дополнение. Китайская грамота

В сознании российского гражданина Китай представляет из себя монолитную державу, населенную исключительно китайцами и говорящими исключительно на китайском языке. Однако это впечатление несколько обманчиво. Начнем с китайского языка.

Китайский язык тяжел в освоении для индоевропейца, причем не в силу присутствия в нем сложных для произношения звуков (их как раз гораздо меньше, чем в индоевропейских языках, и освоение их не представляет трудности), а в силу наличия в нем тональной системы. В диалекте «путунхуа», к примеру, насчитывается четыре тона: первый — высокий, ровный; второй — восходящий от среднего к высокому; третий — резко понижающийся, затем восходящий до среднего; четвертый — падающий от высокого к низкому. В зависимости от тона произношения слова китайского языка могут иметь совершенно различный смысл. Так слово ma, соответственно в 1-м, 2-м, 3-м и 4-м тонах, будет иметь следующий ряд значений — «мать», «конопля», «лошадь», «ругать». Слово shu — «книга», «спелый», «считать», «дерево». Shi — «труп», «камень», «свинья», «нести». Тональными языками являются и некоторые другие языки Юго-Восточной Азии — вьетнамский, бирманский, тайский.

Единого китайского языка, как такового, не существует. Присутствует семь наиболее значимых диалектов, которые в принципе можно считать отдельными лингвистическими комплексами: «путунхуа» (он же «мандарин»), кантонский, шанхайский, хакка, амойский, фучжоуский и веньчжоуский; но, кроме того, существует необозримое количество местных диалектов, которые часто отличаются друг от друга так же, как немецкий от английского или русский от польского. В силу фонетических и некоторых лексических отличий жители Северного Китая не в силах понять, о чем говорят на юге страны, и наоборот. Официальным и общепризнанным является «путунхуа», который позиционируется как язык образовательной системы и средств массовой информации, он же, в настоящее время, активно продвигается китайским руководством на роль общегосударственного, «всеобщего» языка. При этом интересно то, что письменность (иероглифы) является общей для всех диалектов. Таким образом, даже говорящие на различных диалектах и не понимающие друг друга китайцы могут вполне сносно объясняться друг с другом при помощи письма.

Слог в китайском языке имеет определенную структуру. Он состоит из двух основных элементов. Первым элементом является согласный звук в начале слога, который принято называть «инициаль», вторым элементом является гласная часть в конце слога, которую называют «финаль». Инициаль всегда выражена только одним согласным звуком, который, тем не менее, может быть сложным, вроде — z, ch (в латинской транскрипции). Финаль может быть как простым гласным, состоящим из одного звука, так и дифтонгом или трифтонгом. Кроме того, допустимо отсутствие начального согласного в слоге, наподобие yi, ai, yu… Характерной особенностью китайского языка являются так называемые назалированные финали, которые содержат конечный носовой элемент: liang, mian… В данном случае согласный n все-таки отсутствует, а существует характерный «носовой» звук в конце слога. Следует так же отметить, что некоторые инициали не могут сочетаться с определенными финалями. Недопустимы, например, следующие варианты: pe, hing, king, be, me…

В китайском языке возможны всего 414 слогов, если не различать тонов. Структура китайской речи естественным образом определила и структуру китайской письменности. Всякий иероглиф отображает на письме слог с определенным тональным ударением. Иероглифы записываются набором стандартных черт, число которых может быть от 1 до 28, и эти черты повторяются в различных комбинациях. Несколько простых иероглифов могут быть объединены в один сложный, кроме того, иероглифы имеют и смысловую нагрузку, поскольку могут обозначать фонетически различающиеся, но сходные по смыслу морфемы.