Героев этой книги объединяет одно – все они были в эпицентре войны, на ее острие. Сейчас им уже за восемьдесят. Им нет нужды рисоваться. Они рассказывали мне правду. Ту самую

«окопную правду»,

которую не слишком жаловали высшие чины на протяжении десятилетий, когда в моде были генеральские мемуары, не опускавшиеся до «мелочей»: как гибли в лобовых атаках тысячи солдат, где ночевали зимой бойцы, что ели и что думали. Бесконечным повторением слов «героизм, отвага, самопожертвование» можно подогнать под одну гребенку судьбы всех ветеранов. Это правильные слова, но фронтовики их не любят. Они отдали Родине все, что могли. У каждого своя судьба, как правило, очень непростая. Они вспоминают об ужасах войны предельно откровенно, без самоцензуры и умолчаний, без прикрас. Их живые голоса Вы услышите в этой книге…

Дмитрий Тимофеевич Пикуленко, заряжающий легкого танка БТ– 7, начал свой боевой путь в июне 1941 года. Если из всех бойцов, начавших воевать от границы, даже по официальной статистике, осталось к концу войны не более 2–3 процентов, то что говорить о танкистах, которым судьба отмеряла на фронте короткую жизнь! Я часто встречался с фронтовиками, но человека с такой биографией видел впервые. Пройти с боями на танке первые самые страшные месяцы войны – трудно представить.

– Так и было, – рассказывает майор в отставке Дмитрий Тимофеевич Пикуленко. – Нас, которые своими танками перекрыли немцу дорогу на Витебск, Смоленск и дальше на Москву, наверное, и в живых никого не осталось. Ну, если просишь, начну с самого начала.

Родился я 12 декабря 1921 года в деревне Емельяшевка Таборынского района Свердловской области. Семья была большая: пять братьев, две сестры. Самый старший – Егор, 1906 года рождения, я – самый младший. Маму не помню, она умерла, когда мне было месяцев шесть.

Люди на Урале у нас хорошие, душевные. Если бы не родня, односельчане, да и колхозу спасибо, отец бы нас не поднял. Семеро на руках, дом, хозяйство. Пытался он снова жениться, но никто из женщин за него не шел. Какой бабе столько хлопот надо? Приходили, помогали, а жить не хотели. Отец умер, когда мне было пятнадцать лет. К тому времени старшие братья поженились, сестры замуж вышли, а я с тринадцати лет работал в колхозе имени Ворошилова: конюхом был, хлеб убирал и возил, лес под пашню корчевал. Образование у меня было аж четыре класса. В октябре 1940 года призвали в армию. Попал я в город Калугу, тогда он входил в Тульскую область. Город не из самых крупных, но мне показался огромным. Жил-то я в глуши. Райцентр – село Таборы – находится в 360 километрах от Свердловска (ныне Екатеринбурга), а до ближайшей станции было сто с лишним километров.

Федор Иванович Лапшин начал войну в Сталинграде и закончил ее в звании старшины под немецким городом Губен. Он и в нашей охотничьей бригаде считался вроде старшины.

Он часто рассказывал у костра о своем долгом пути через войну. Выезжая на гусиную охоту на огромное соленое озеро Арал-Сор, мы всегда проезжали железнодорожный переезд, где стоял каменный обелиск, а рядом скульптура сталевара. 7 октября 1942 года немцы разбомбили эшелон, в котором эвакуировали рабочих сталинградских заводов и их семьи. В тот день погибли сотни людей.

– А я ведь по этой железной дороге в Сталинград на фронт ехал, – говорил Федор Иванович. – Наш состав через несколько дней после этой бомбежки здесь проходил. Разбитые вагоны еще горелым пахли…

Я родился 12 июля 1924 года в небольшом селе Ниязовка в Палласовском районе, которое в сороковых годах поглотил знаменитый военный полигон Капустин Яр. Мама, отец – колхозники. Двое маленьких сестер умерли вскоре после рождения. Остались и выросли нас трое – два брата и сестра. Начавшаяся война играла с нашей семьей, как в кошки-мышки. Отца и старшего брата забрали в первые недели. И как в воду канули. О старшем брате, Василии, я больше ничего не слыхал. Пропал бесследно. На отца осенью пришла похоронка, а спустя месяцев пять письмо о том, что он жив, был в окружении, а сейчас служит в обозе.

C

майором милиции Тонконоговым Алексеем Герасимовичем я работал в Светлоярском отделе милиции. Алексей Герасимович был тогда старшим оперуполномоченным уголовного розыска. Он считался одним из лучших оперативников в отделе. За его плечами были раскрытые убийства, грабежи, кражи. Для нас, молодых оперативников, он являлся наставником, к которому мы часто обращались за советами.

Знали мы, что за плечами его годы Отечественной войны. Он участвовал в жестоких боях под Ленинградом, Великими Луками, воевал в Прибалтике. В то время он мало рассказывал о войне, хотя испытал немало, находясь постоянно на переднем крае.

Наша встреча состоялась через много лет, весной 2006 года, когда я собирал материалы для книги о Великой Отечественной войне. Алексей Герасимович Тонконогов, худощавый и подвижный для своих лет, неторопливо рассказывал мне свою историю. Я записывал почти дословно.

Родился 9 сентября 1925 года в селе Мачеха (перед войной это был райцентр), сейчас Киквидзенский район Волгоградской области. Семья большая, нас, детей, было шестеро: две дочери и четыре сына. Отец работал чабаном в колхозе, мать – домохозяйка.

Степан Михайлович Шабалин – один из рядовых солдат Великой Отечественной. Война обернулась для него не только двумя тяжелыми ранениями, но и всеми тяжестями службы рядового бойца Северо-Западного фронта. Он прокладывал под огнем связь в лесах и болотах. Отражал танковые атаки с бронебойным ружьем в руках. Сам не раз ходил в атаку, вступая врукопашную с врагом.

Тридцать лет он служил в подкорной части, закончив службу на скромной должности старшего сержанта. Я всегда уважал Степана Михайловича за доброту и рассудительность. Перед вами дорога рядового Шабалина через войну…

Родился в селе Гондарево, Глазовского района 'Удмуртской АССР, 28 января 1924 года. Отец и мама – колхозники. Детей в семье было пятеро. Четверо сыновей и дочь.

Я был самым старшим. Закончил шесть классов и пошел работать в колхоз. Продолжать образование возможности не было. Заработков не хватало.

Об Иване Федоровиче Мельникове я впервые узнал из короткой статьи в толстой книге о кавалерах ордена Славы. Потом получилось так, что встретил его в городской библиотеке, где проводилась встреча с ветеранами. Разговорились, встретились еще, и родился этот документальный рассказ о военном пути старшины – разведчика Ивана Федоровича Мельникова. С его разрешения я изложил события от первого лица, так, как мне рассказывал Иван Федорович.

Родился я 19 сентября 1925 года в городе Сызрань Куйбышевской области. Отец, инвалид Гражданской войны, умер вскоре после моего рождения, мать – рабочая. Через какое-то время мама вышла замуж, и отчим заменил мне отца. Он работал в ОСОАВИАХИМе, был добрым, хорошим человеком, позаботился о том, чтобы я получил образование. В начале лета 1942 года я закончил два курса железнодорожного техникума, немного поработал.

Я мечтал стать летчиком и приписал себе в документы лишний год. Вместе с двумя одноклассниками мы сбежали из дома и, забравшись тайком в железнодорожный состав, рванули из Сызрани в Сталинград поступать в Качинское летное училище. Когда приехали в Сталинград, оказалось, что училище эвакуировано. Помню, как голодные бродили по городу, размышляли, что делать дальше. То, что Сталинград прифронтовой город, не понимали. Не обратили внимания и на вой сирен, означающий воздушную тревогу.

Начался воздушный налет. Посыпались бомбы. Мощные взрывы поднимали столбы земли на десятки метров вверх, рушились дома. Спрятаться, залечь в какой-нибудь канаве мы не догадались, а побежали к Волге. В головенках мелькали мысли переправиться на левый берег. То, что ширина Волги километра два с лишним, мы не задумывались. Что стало с моими одноклассниками – не знаю. Близкий взрыв оглушил меня, я метался по берегу, пока не сбило с ног очередным взрывом.

Василий Пантелеевич Устименко ушел на фронт добровольцем в конце декабря 1943 года, когда ему только исполнилось семнадцать лет. Был в оккупации, нагляделся на «завоевателей». После учебы в запасном полку был снайпером, затем ручным пулеметчиком. Воевал на Карельском перешейке, в Прибалтике, участвовал в знаменитой Моонзундской операции. Два тяжелых ранения, орден Великой Отечественной войны, медали «За боевые заслуги» и «За победу над Германией».

Василий Пантелеевич выглядит в свои преклонные годы бодро. До сих пор позволяет себе перед обедом стопку водки – 50 граммов. Половину наркомовской нормы. С женой, Клавдией Кирилловной, прожил 63 года. Имеют сына, дочь, шесть внуков, правнуков. Многие эпизоды войны вспоминает до мелочей, хотя ушли из памяти фамилии боевых товарищей, названия населенных пунктов. В его воспоминаниях напрочь отсутствует патетика или намеки на что-то героическое. Выполнял приказы, ходил в атаки, стрелял по врагу, лежал в госпиталях. Все, как обычно бывает на войне.

Я родился 25 декабря 1926 года в небольшом хуторе Коротовка (домов пятьдесят) Кантемировского района Воронежской области. Мама, отец работали в колхозе. Детей в семье было четверо: старший брат Петр, две младших сестры и я. Жили до войны, как и все. В колхозе получали палочки – трудодни, а больше кормились своим подсобным хозяйством. Высаживали большой огород: соток двадцать картошки, кукуруза, капуста, огурцы, помидоры и так далее. Проблемой был полив – дождей в наших краях выпадает мало. В специально вырытой яме на огороде собирали талую воду. Ее хватало до середины лета, а затем огород поливали ведрами из колодца. Натаскаешься тяжелых ведер – к вечеру руки отваливаются.

Имели в хозяйстве корову и десятка два кур. С кормами было туго, на большее не замахивались. Кстати, до коллективизации хозяйство в семье держали большое, но не вступать в колхоз было нельзя. Окрестят врагом Советской власти или кулаком, неприятностей не оберешься.

Я познакомился с Петром Константиновичем Красюковым с год назад. Несмотря на преклонный возраст, держится он крепко. Высокий, с сохранившейся спортивной выправкой, аккуратно одетый даже в домашней обстановке, он не подходит под слово «старик». Ветеран. Так будет точнее. Что главное – не потерял интерес к жизни. Читает газеты, книги, общается с людьми. Два часа обязательной прогулки в любую погоду. Он имеет свое собственное мнение на многие вещи. Мне было с ним интересно. Так родился этот документальный рассказ. Он говорит о войне просто и правдиво, не приписывая себе особых заслуг.

Я родился 28 апреля 1926 года в хуторе Красюково Подгоренского района Воронежской области, в 80 километрах от Воронежа. Хутор совсем небольшой, дворов пятьдесят, и почти половина семей носили фамилию Красюковы. В семье было четверо детей: трое сестер и я. В начальную школу ходил за полтора километра, а семилетка располагалась в центральной усадьбе колхоза «Красная Долина», за девять километров. Почти двадцать верст в оба конца, а пробегали, не замечая. Из хутора набиралось пять-семь школьников, двадцать верст в оба конца пробегали. Конечно, на первый урок часто опаздывали, но учителя нас не ругали. Учились в основном хорошо. Зимой иногда колхоз выделял сани. Погрузимся, и с ветерком до школы. Но это было не часто. Больше на своих двоих. В сильные морозы оставались ночевать при школе, а когда за тридцать зашкаливало, родители нас никуда не отпускали. Померзнете!

Эти три года, когда мы ходили в семилетку, мне хорошо запомнились. Местность у нас лесостепная, рощицы, холмы, поля. Кое-где вклинивается большой лес. Часто шли не по дороге, а через поле, лес. То куропатки вспорхнут, то зайца или лису увидим. Интересно. А весной, когда речки разливались, смотрели, как бьет икру щука. Однажды не выдержали, остались с дружком. Девчонки в школу пошли, а мы охоту на щук устроили. Заострили две палки, как копья, и тихо пошли вдоль ручья. Прицелишься, хлоп! Чаще мимо, потому что вода расстояние переламывает. Прошатавшись полдня, вымокнув по пояс, добыли штук двенадцать щук граммов по 300–400. Крупные нам были не по силам. Развели костер, посушили одежду, пожарили двух щучек на прутьях, а остальных отнесли домой. Родители нас отругали, но все обошлось. В следующий раз выпросили у кого-то старую острогу. Думаем, сейчас набьем щук! А ручьи пустые. Щуки икру уже отметали.

Как жили? Как везде в России. В колхозе начисляли жиденькие трудодни. Осенью родители получали какое-то количество зерна, фуража, сена, но кормились в основном своим хозяйством. Земля в наших местах хорошая. Без полива собирали с огородов богатые урожаи картошки, капусты, помидоров и прочих овощей. Много было фруктов: яблоки, груши, сливы, орех. Кругом сады, фруктами мы объедались. Хозяйство в семье держали небольшое (налоги высокие): корова, штук пять овец, 15–20 кур. В конце лета отец покупал поросенка, его легко было выкармливать осенью, а в зиму резали, так как кормить было нечем.

Ж

С Александром Прокофьевичем Гордеевым мы познакомились еще в семидесятых годах в Котелъниковском районе, куда часто выезжали на охоту. Осенью на уток, а зимой на кабана и зайцев.

Небольшого роста, худощавый, быстрый в движениях, он работал водителем. В нашу охотничью компанию вписался быстро и легко, несмотря на разницу в возрасте. Иногда мы ночевали в его доме, познакомились с женой и уже взрослыми детьми. Зная, что он фронтовик, я часто беседовал с ним, расспрашивая о войне. Из этих бесед и родился его немудреный рассказ, в котором я постарался сохранить все мелочи, показав войну глазами простого сталинградского паренька с нелегкой и интересной судьбой.

Родился я 27 ноября 1924 года в Сталинграде. Жили мы, можно сказать, в центре. Если считать центром огромный, поросший деревьями и кустарником овраг, по дну которого текла речка Царица. Этот овраг упирался одним склоном в Дар-Гору а другой – в центральную часть города. Расстояние до железнодорожного вокзала составляло примерно километр, а до Волги полтора.

Место было такое: большие бугры, обрывы, овражные отроги. Ничего серьезного там не строили. Лепились многочисленные домишки. Несколько штук из них, подновленные, сохранились до настоящего времени, а тогда домов было много, в основном саманные, низкие. Власти сильно к нам не лезли. В овраг ни одна машина не пройдет, а начальство, как известно, всегда предпочитает ездить на машинах. Короткие улочки, домов по десять-пятнадцать, громоздились на глиняных гребнях, на откосах оврагов. Некоторые дома торчали, как отдельные хуторки, рядом ничего невозможно было построить.

Николай Васильевич Малыгин – мой земляк, родом из села Коржевка Инзенского района Ульяновской области. Собирать материалы о фронтовиках сейчас непросто. Затрудняет общение возраст собеседников, порой раздражение пожилых людей, которые чувствуют себя забытыми. И просто нежелание вспоминать о страшных днях войны. В большей степени это касается городских жителей. С сельскими земляками попроще. Они с серьезностью относятся к моей работе. Мы подолгу беседовали с Николаем Васильевичем. Он рассказал мне свою военную судьбу и даже поделился воспоминаниями о пребывании в штрафной роте. Эту страницу биографии он не то чтобы скрывал, но старался о ней не упоминать. «Ну, уж если начал писать, пиши тогда всё», – подумав, объявил Николай Васильевич.

Я родился 14 апреля 1924 года, в селе Коржевка, в 45 километрах от станции Инза. Село наше большое, расположено в окружении лесов, в километре от реки Сура. Места красивые. Я их ни на какую Швейцарию не променяю. Поляны среди березовых рощ в июне усыпаны земляникой. Она поменьше городской, садовой, зато запах и вкус совсем другой. Перед войной и во время войны, когда сахара не было, мы как лакомство ели наше «фирменное блюдо». В большую миску мама насыпала собранную землянику, часть ягод давила ложкой и заливала молоком. Сидели всей семьей и хлебали вкуснятину.

Семья у нас была большая. Пятеро детей. Старшая сестра, Катя, 1923 года рождения, затем я, еще две сестры и самый младший, Федя, 1929 года. Еще с нами жили родители отца. Так что за стол садились без малого десяток человек. Умиляться нашей довоенной жизнью не буду. Хотя тогда проще было. Люди так за деньгами не тянулись, помогали друг другу. В колхозе платили слабо. По осени отец, дед и старшая сестра получали мешков пять ржи, сколько-то гороха, свеклы, чего-то еще по мелочи. Картошку выращивали сами, вспахивали по весне бороной огромный огород. Урожаи были хорошие, ульяновская картошка славится. В лесу собирали ягоды, грибы, орехи.

Деревенская жизнь интересная, хотя трудиться приучают с малых лет. У нас многие выращивали гусей. Умная птица, но своенравная, хлопот с ней много. Часто уходят за два-три километра от дома, плавают в озере. Украсть гуся (не было у нас тогда краж!) невозможно. Если чужой человек схватит зазевавшегося гусенка, вся стая поднимает гогот. К ней присоединяются остальные стаи. Шум стоит по всей округе. Ходишь, ищешь свой выводок, гонишь хворостиной домой или пасешь на лужайке, чтобы опять не удрали.