Над Северным Клыком безумствовала вьюга. Полярная ночь простёрла свои совиные крылья над заснеженными просторами морей, в отчаянии прикрывшихся торосистыми ледяными щитами. На красноватом утёсе, высоко вознесясь над вздыбившимися ропаками, над прибрежным ледовым хаосом застыла башня Сим. Казалось, древнее строение с ужасом смотрит через пролив, туда, где на недавно поднявшемся из моря островке гордо чернела ещё одна, вторая, Башня: высокая и тонкая, точно рапира.

Чёрная башня.

Она сильно изменилась. Выросла. Стала похожа на исполинскую, почти что до самых небес ель, покрытую блистающей антрацитовой броней. Сейчас Чёрная башня больше всего напоминала остроконечный конус или даже наконечник копья, грозно нацелившийся в темные, бессолнечные небеса. К поверхности главного конуса хаотично лепились башенки поменьше, и вся Башня была покрыта разбросанными тут и там бойницами, словно муравейник входами. У высокой стрельчатой арки ворот застыли изваяния стражей-грифонов из чистого агата.

Никогда в бойницах не промелькнуло ни единого проблеска света. Никогда. Ни разу. Сколько бы ни вглядывались в них осаждающие.

А осаждавших здесь собралось немало. Наверное, эти места никогда ещё не видели такого множества людей. Впрочем, не только людей.

Кап, кап, кап. И снова – кап, кап, кап. Тишина такая, что слышно, как потрескивает фитилёк свечи на противоположном конце громадного зала. Никаких иных звуков. Только падающие капли да потрескивание фитиля. Внутри исполинской клепсидры, причудливо украшенной бронзой и серебром, медленно срываются капли, – зримое напоминание о том, что время не остановить и что его остается всё меньше и меньше. Странно – капли падают за толстыми хрустальными стенами, а слышно чуть ли не во всем громадном зале. Есть там, видать, какая-то хитрость, скрытый воздушный ход… Это важно, это очень важно, потому что некроманта с некоторых пор одолевают упорные мысли – клепсидру, исполинские водяные часы, надо остановить. Не сломать, не уничтожить – а именно остановить, тихо и аккуратно. Тогда он, Фесс, получит чуть больше времени, пока его всезнающая хозяйка, Сущность, прикрывшаяся именем Западной Тьмы, не вернёт им ход.

Отчего-то Фесс ни на йоту не сомневался, что клепсидра отсчитывает время, оставшееся до его преображения, трансформы в истинного Разрушителя, что явится смести с лица земли всё и всяческие преграды, открывая своей повелительнице дорогу и на запад, и на восток Эвиала.

Да, сломать бы её… Впрочем, что за детские мысли? Эти часы понадобились Сущности исключительно как напоминание ему, Фессу. Сама-то она ни в каких клепсидрах, конечно же, не нуждалась. Кап. Кап. Кап…

Некромант стоял у высокого стрельчатого окна. Черный морион рамы покрывала тонкая резьба, множеству мастеров-камнерезов потребовались бы долгие годы на её создание – а Сущность овеществила, облекла её в плоть единым своим желанием. В саму же резьбу Фесс предпочитал не вглядываться. Пытки, казни и зверства, зверства, пытки и казни. Чудовища, пожирающие детей и взрослых, люди, забивающие своих же собратьев, и так далее, и тому подобное. Фесс считал себя крепким человеком, он не падал в обморок при виде крови, в конце концов, он получил зачёт по предмету «ритуальное мучительство», однако эти сцены всякий раз ранили его сердце и привыкнуть к ним у него никак не получалось.

Хорошо ещё, что Рысь просто не обращает на них внимания. Отвратительные сцены для неё словно бы и не существуют.

Клара Хюммель, боевой маг по найму, до недавнего времени глава древней и славной воинствующей Гильдии, рожденная в Долине, прошедшая обучение в Академии у Архимага Игнациуса, и Сильвия, внучка главы Красного Арка, одного из семи мельинских магических орденов и дочь того, чьё имя до сих пор оставалось непроизносимым в её родных землях, молча смотрели друг на друга. Битва под Скавеллом заканчивалась. Чудовищный Червь был мёртв, скрылись драконы, дымились развалины, уцелевшие защитники Арраса начали собирать раненых. Мало кто видел странную схватку двух более чем странных противниц, а кто видел, тот поскорее поспешил уверить себя в том, что ничего не видел и не слышал.

Настало время действовать, Сильвия. Архимаг Игнациус хотел разыграть беспроигрышный вариант, использовав тебя как маленького стрельца в больших стоклеточных тавлеях, – оставим его до срока в блаженной уверенности, что старик в очередной раз обманул всех и вся. Прикинемся выполняющим его приказ. Обезвредить Клару Хюммель? Нет ничего проще. Хотя ты не имеешь ничего против неё, – в конце концов, она спасла тебе жизнь, Сильвия, – но своя голова дороже и потом когда ещё может предоставиться такой шанс?! Судьба сама сдаёт тебе полную руку козырей. Только глупец не разденет при таком раскладе всех дерзнувших сесть с ним за стол. Тем более, что у тебя нет ничего, а у них – богатства, которые не представить никакому воображению.

Правда, за Клару скорее всего вступится Кицум. Двух других спутниц чародейки Сильвия не боялась. Раина – великолепный боец, но не более того, а Тави, избежавшей мельинского костра самоучки, можно и вовсе не принимать в расчёт. Кицум же – дело другое. То, что клоун не так прост, Сильвия заподозрила ещё в Мельине и когда старый циркач остался странно спокоен на том островке в Межреальности, куда их выбросило бурей, поднявшейся от столкновения Алмазного и Деревянного Мечей. Она, Сильвия, долго не могла прийти в себя от ужаса, долго не могла понять, где же они оказались, пыталась что-то сделать, сплести какие-то заклинания – Кицум же сразу уселся на корточки, усмехнувшись странной усмешкой и посоветовав ей «не дёргаться понапрасну». Что-то крылось в этом человеке, сейчас Сильвия чувствовала это совершенно отчётливо. Не хотелось бы, чтобы он вмешался. Это не его бой. Во всяком случае, надо постараться, чтобы он не сделался таковым.

В правой руке Сильвия держала чёрный фламберг, в левой, скрытым до поры остриём к себе, – магический нож Архимага Игнациуса. Клара Хюммель, уже оправившись от неожиданности, аккуратно чертила в воздухе перед собой какие-то фигуры остриём рубиновой шпаги. Ничего-ничего. Пусть чертит. До времени…

– Кицум! – громко окликнула клоуна Сильвия. – Кицум, друг, это наше… девичье. Прошу тебя, не вмешивайся.

Император стоял на самом краю глинистого рва. Рядом – дрожащая, скорчившаяся Тайде, которую он вырвал из лап неведомой Силы, не Смерти, но чего-то, стоящего даже над этой зловещей старухой. Они не помнили обратного пути. Заклятье просто швырнуло их в ту самую – или всё-таки другую? – точку, откуда невесть сколько дней назад по времени Мельина Император сам шагнул в бездну.

Они вернулись. Неведомо как и неведомо когда. Однако же – вернулись. Фесс оказался прав. Заклятие подействовало, хотя и совсем не так, как они рассчитывали. Их вырвало прямо из самого пекла битвы, когда её весы застыли в неустойчивом равновесии – доведётся ли им узнать когда-либо, чем закончилось то сражение? Император вёл в бой повиновавшихся одному его взгляду местных ополченцев, тотчас узнавших в нём настоящего вождя. Такое не забывается. Если бы только Фесс был рядом… хотя нет, раз маг остался там, в странном Эвиале, ему, Императору, будет чуть легче. У защитников того мира появился могучий союзник.

Вокруг царила зима. После тепла тропических болот

Императору и Сеамни холод показался просто нестерпимым. Пронзающий ветер. Колючий, секущий снег, хлещущий по лицу, словно туча мелких острых стрел. Тайде, дрожа, прижалась к Императору. А у них ни тёплой одежды, ничего. Правителю Мельина легче – у него толстая стёганая рубаха, надетая под латы. А Тайде… в легком кургузом плащике.

– Гвин… мы вернулись? Неужели?..

Ласково солнце Долины. То есть, конечно, это не настоящее солнце, не из тех, что согревают бесчисленные миры Упорядоченного. Тысячи лет назад по собственному счёту Долины, годы, дни, минуты или даже секунды по счёту различных миров Упорядоченного, – ибо неодинаково течение Великой Реки Времени, – тысячи лет назад по счёту Долины Учителя-Основатели отделили этот участок Межреальности от остального пространства и обратили его в подобие маленького мира. Они дали ему солнце, поместили его на созданный их стараниями небесный свод с отражениями звёзд; они подъяли горы, окружив Долину широким полукольцом; взрастили на горных склонах леса, очертили ложе круглого озера; со скальных круч, сами собой находя дорогу, побежали говорливые ручейки, на вершинах гор сгустились снеговые шапки. Вокруг озера легли плодородные земли, много земель; они тянулись на несколько дней пути и теперь там жили арендаторы, усердным трудом вновь и вновь подтверждая своё право жить в этом благословенном месте. Диковинные кусты, травы и деревья из самых дальних и удивительных миров распустили свои листья под тёплым небом Долины; крошечный мирок магов и чародеев расцвёл, словно бутон удивительного цветка под заботливыми руками опытного садовника.

Учителя собрали здесь первых магов Долины. Тогда – всего лишь испуганных, ничего не понимающих людей, в которых Наставники почувствовали искру таланта к магии. Ученики попадали сюда разными путями. Самых первых Учителя подбирали сами. Затем за дело принялись уже кое-что освоившие ученики.

Следом за будущими магами шли те, кому предстояло заботиться о Долине. Тому, кому предназначалось идти за плугом, мостить дороги и строить мосты, возводить дома и дворцы, шить платья и мастерить башмаки, ковать лемеха с подковами и следить за порядком. Шли обычные люди (и нелюди), уставшие, измученные тяжкой, зачастую страшной жизнью в их родных мирах. Шли, поверив словам странных бродячих проповедников о том, что есть такое место, где всем безземельным достанется обширный надел, всем мастерам, примученным гнётом мытаря, – свобода работать и кормиться трудом собственных рук, книжникам и многознатцам – свобода вольнодумства и необъятные библиотеки, которым потребуется их внимание.

Шли и воины – уставшие от лжи и мздоимства дурных командиров, от того, что приходится сражаться не за правое дело; им обещали веселую жизнь, славную охоту и честные бои с отвратными тварями, куда хуже каких-нибудь простых и честных хищников, убивающих только ради своего пропитания.

Мало-помалу Долина наполнялась обитателями. Поднимались стены Академии, где будущим чародеям предстояло постигать премудрости чародейской науки; воздвиглись выдвинутые далеко вперёд, почти к самым границам Междумирья, сторожевые башни и опорные редюиты. Счастливые арендаторы распахивали плодородную зябь, складывали срубы, заводили скотину; жизнь постепенно налаживалась.

От края до края горизонта – ровная степь, словно здесь прошлась исполинская скалка, раскатывающая в тонкий блин тесто. И застывшее в зените светило – яростное, убийственное, беспощадное.

На бескрайней выжженной равнине стояли две фигуры. Наверное, по весне эта сухая сейчас степь вспыхивает радующим взор цветным разнотравьем; даже неутомимые пчёлы не успевают облететь все заманчиво раскрывшиеся венчики, звенят ручьи и в низинках на короткое время появляются небольшие озёра, словно раскрывшиеся ото сна глаза земли; однако потом вечно голодное солнце слизывает жадными горячими языками все без исключения следы влаги. Степь умирает, погружается в сон – до той поры, пока не утихнут свирепые зимние ветры. И так – без конца…

– Безотрадное зрелище, – заметил Анэто. – Как вы тут живёте, Мег?

Чародейка хлюпнула носом, прижала к лицу и без того уже покрытый бурыми пятнами платок – после сотворённого заклятья, открывшего Тайные Пути ей и ректору Академии, у Меганы не прекращалось кровотечение.

– Во-пегвых, не тут, – она раздражённо комкала белую ткань. – Во-втогых, у нас совсем не так. Гечки, лес, озегца… Скалы… Благолепие.

По пустому тракту, по заснеженному беспределью вновь затопали копыта коней. Император Мельина, Сеамни и их небольшой эскорт, не жалея скакунов, торопились в столицу. Севадо остался далеко позади. Дорога – узкой, стиснутой не только лесными стенами, но и снежными завалами – оставалась ненаезженной. Некому стало тут ездить; к самому Севадо вел лишь узкий санный след. Видно было, что некому стало и поддерживать дорогу в порядке, расчищать после обильных снегопадов: обезлюдели и окрестные сёла. Зимний день короток, однако Император успел заметить заметённые по самую крышу избушки, многие – с сорванными, провалившимися крышами, поваленными заборами и вышибленными окнами. Редко в каком мелькали слабые огоньки. А ведь когда-то сёлам, стоящим вдоль Поясного тракта, вменялось в обязанность «ночною порой пространства свои освещать факелами, альбо лампами масляными, альбо иными средствами, каковые староста деревенский альбо тиун лорда владетельного годными признают и для общины неразорительными».

Император угрюмо взирал на открывшееся его взору запустение. Здесь, в этих местах, не было войны, не проходили жадные орды морских разбойников – а потребовалось всего несколько месяцев, чтобы обратить некогда вполне благополучный край в обитель призраков.

Кавалькаду сопровождал неумолчный и лютый волчий вой. Император повернулся к старшине эскорта, юноше по имени Сульперий.

– Мой Император? – со всем мыслимым старанием отсалютовал мальчишка.

– Давно ли появились волки?

Мегана и Анэто действительно вернулись в лагерь, потеряв совсем немного времени. Едва ли кто-то успел заметить их отсутствие. Сновали очень озабоченные инквизиторы, угрюмые слуги разгружали только что пришедший санный обоз, им помогало двое молодых чародеев Ордоса – заставляли замороженные бычьи туши подниматься в воздух и укладываться на волокуши. Маги были совсем ещё юными, даже не с посохами, с короткими жезлами подмастерий. Анэто досадливо поморщился – даже таких мальчишек пришлось бросить в бой. А им бы ещё учиться и учиться – даже отсюда опытный чародей ощущал, как внутренне кривятся и ёжатся парни от отката.

Да и заклинание само не получалось у них как следует – здоровенные полутуши так и норовили хряпнуться оземь или с налёту развалить всю кладку на волокуше.

Ближе к берегу, у кромки матёрых льдов несколько сотен рабочих звенели кирками, вгрызаясь в мёрзлый грунт, – там копали котлован и насыпали бруствер, за которым предстояло укрыть недавно прибывшие дополнительные требушеты и баллисты. Там тоже хватало дел для магов – грунт требовалось сперва как следует прогреть, и лишь потом уступать место землекопам. Там трудилось несколько десятков огненных магов, поднимались облака пара, то и дело вспыхивало мрачное алое сияние.

В самом центре позиции осаждающие возвели настоящий бастион. На него в решительный момент поднимутся чародеи, кому выпадет начать магическую атаку на оплот Западной Тьмы. Анэто не сомневался, что никто из этих смертников не уцелеет. Мегана, похоже, теперь уже придерживалась того же мнения, поскольку раздражённо что-то прошипела и отвернулась.

Кроме этого бастиона были ещё и другие, возведённые великими трудами на вечной мерзлоте. Магам пришлось повозиться после того, как отсыпка завершалась, особыми заклятьями землю под основанием укреплений превращали в сплошной монолит. Иначе, оттаяв, она просто поглотила бы результаты всей работы.

Это новое погружение в мрак и холод оказалось недолгим. Но стоило языкам тумана истаять, как у Рыси вырвалось нечто вроде стона разочарования – они стояли на тех же ступенях той же лестницы. Чёрная башня никуда не исчезла. Сущность решила прекратить свои игры? Или намерена предложить им нечто совершенно новое? Фесс откашлялся. В груди, в боках осталось какое-то мерзостное ощущение, словно надышался липкого холодного яда. Да, ничто не изменилось. Они в Чёрной башне. Как были. Или… не были? Или Сущность предлагает теперь совершенно новую игру? Ты в Чёрной башне, но на самом деле ты как бы и не в ней? Ты не ходишь по её залам и коридорам, а неподвижно замер на одной из ступенек, причём замер на одну-единственную неразличимую секунду? Как теперь разобраться? Ждать второго пришествия всё той же серой хмари?

– Папа, я не могу понять… – Рысь озабоченно тёрла лоб. – И тогда не знала как, и сейчас тоже. Где мы? Что всё это значит?

– Идём дальше вниз, Рыся, и узнаем. – Некромант положил ладонь на эфес.

– Вниз? – изумилась драконица. – Ну да… конечно же… Только так можно понять.. Папка, ты молодец!

– Хвали пиво, коль выпито, – отозвался Фесс. – Идём и посмотрим, что будет.

Воительница открыла глаза. Последнее, что помнила валькирия, была её отчаянная атака и потом – косой чёрный росчерк меча в руках Сильвии, вспышка – и боль, боль, боль. Боль, ставшая миром и воздухом, поглотившая, вобравшая в себя всё и вся.

Мало-помалу возвращалась память. Этот удар Сильвии… после такого не выжить. Даже валькирии. Что случилось? Что остановило смерть?

– Пришла в себя, – проговорил гортанный голос со странным акцентом. Он говорил по-эвиальски, на том самом староимперском языке, что весь отряд Клары не без помощи магии выучил в приполярной башне Сим.

Над Раиной склонялись двое. Один – Кицум; второго, импозантного немолодого мужчину, Раина видела впервые.

– Угу, – буркнул Кицум. – Хвала всем богам, сущим и несущим. Я уже начинал бояться за тебя, девочка, – последняя фраза предназначалась самой Раине.

Мегана с трудом перевела дыхание. Тиски отката только-только начали разжиматься. Насланное Разрушителем заклятье они преодолели, но какой ценой! От многочисленного отряда инквизиторов уцелела жалкая кучка. Палачей летающие черепа стащили с колымаг и с какой-то особой жестокостью изорвали в мелкие клочья, так, что и хоронить теперь почти нечего. Несколько поломанных костей, лужа быстро замерзающей крови, обрывки одежды, так и не спасшее оружие, да и только. Вместе с магами Ордоса, товарищи Меганы старались как могли, замкнули кольцо, однако это не слишком помогло. Трудно бороться с призраками, да ещё и столь щедро наделёнными Силой. Разрушитель не скупился. Но при этом он направил удар не против наступавших в первой линии воинов и даже не против магов, в которых, полагала Мегана, логично было б увидеть главную угрозу. Нет, Разрушитель ударил именно по святым братьям. Что это? Подтверждение слов Этлау, что именно Церковь и её разящая длань – Святая Инквизиция – есть главные преграды на пути воплощения Разрушителя и его нечеловеческого, во Тьме рождённого плана?

– Жива, Мег? – подошедший Анэто тоже выглядел не лучшим образом. – Да, собственно говоря, именно этого я и ожидал. Этот безумец уложит под стенами Башни всё войско. После чего Разрушитель спокойненько так выйдет наружу… Искренне надеюсь, что я до этого не доживу.

– Не мели чушь, – зло прошипела Мегана, морщась от боли. – Если ты «не доживёшь», кто станет сражаться? Кто поведёт магов Ордоса? Я? Годы пререканий и соперничества так просто не забываются.

– Прости, – вздохнул Анэто, скинул меховой капюшон, вытер мокрый от пота лоб. – Прости, что-то я того… У тебя есть потери?

– Нет. Хотя мы покрошили немало этих страхов.

Когда Фесс понял, куда именно скрылась Рысь, он явственно ощутил, как сердце останавливается. Грудь сдавило, тупая боль толкнулась в рёбра, стало вдруг трудно дышать. Он ещё удерживал щит и панцирники Семиградья только зря колотились в намертво запечатанные чарами бойницы. И поздно уже бежать за негодной девчонкой, поздно волочить её назад… А ведь обещала. Пороть, как говорится, некому.

Конечно, Чёрная башня может её ещё и не выпустить… но на это надежды мало.

Он не ошибся. Рысю Башня выпустила. Легко и чуть ли не охотно. Как и следовало ожидать.

Появление своё Рысь обставила с истинным искусством. Некромант ощутил толчок от использованного могущественного заклятья – чары ужаса, простые и по-драконьему действенные. Окажись там, у Башни, сейчас только один человек, он бы просто и тихо умер от страха. Сердце бы не выдержало.

И когда шестидесятитысячная армия бросилась наутёк, бросая зсё, что только можно было бросить, Фесс готов был аплодировать своей отчаянной драконице. Никто не пустил в неё ни одной стрелы. Маги, которые бы не поддались так просто драконьим чарам, вынуждены были бежать вместе с остальными, чтобы просто не оказаться затоптанными обезумевшими тысячами.

Ночью Император долго лежал без сна. Давно уснула на его плече Сеамни, теплые ароматные волосы её, словно плащ, укрыли обнажённую грудь Императора. До этого она, тихая, словно мышка, слушала рассказ своего Гвина, забравшись с ногами в громадное резное кресло.

– Но ты ведь не собираешься на самом деле убивать детей тех, кто перебежал к семандрийцам?

Император выразительно поднял брови.

– В жизни своей мне уже пришлось убить немало детей, в том числе и собственноручно. Не могу сказать, что это такое уж приятное занятие. Мне лично не нужны ни пытки, ни казни. Но мне нужен их страх, страх нобилитета. Если бароны ударят нам в спину, Империя не устоит. И тогда погибнут не просто десятки и сотни тысяч. Миллионы, Тайде. Не говоря уж о том, что от Дану не останется даже следа. Им не продержаться, пока не созреет новый Иммельсторн.

Сеамни молчала, глядя на него громадными глазами, накручивала на палец чёрную как ночь прядку.

В то, что Сильвия-сова погибла, никто, конечно же, не поверил. Эта проклятая девчонка слишком хитра для подобного. Да и куда б делся тогда её знаменитый Чёрный Меч?

Однако факт оставался фактом – след Сильвии, ослабевший, но всё-таки различимый для опытной Ниакрис, обрывался над грудой перьев.

– Что за трюк? – бормотал Кицум, бродя кругами около странного места. Ниакрис, мрачная, как сама смерть, сидела поодаль, на камне, поджав колени к груди и положив на них подбородок. Вид у неё был такой, что с самого её возвращения все невольно старались держаться подальше, даже бесстрашная Раина. Отец Лейт, упрямо настаивавший, чтобы его именовали каким-то дурацким Бельтом, в немом изумлении взирал на Кицума, словно поражаясь тому, что он, Кицум, может чего-то не знать.

Хотя откуда всеведение у старого циркового клоуна? Клара и Тави уже сами держались на ногах, но, как бы ни рвались они обе отправиться с остальными, Кицум (который как-то исподволь оказался во главе всего отряда) только покачал головой.

– Мы вскоре вернёмся, кирия. Не думаю, что там всё будет так просто.

Бросившаяся к бесчувственному Анэто хозяйка Волшебного Двора волей-неволей пропустила следующий акт драмы. Милорд ректор был плох, и совсем не требовалось обладать какими-то целительскими талантами, чтобы это понять. Анэто выложился до конца, пытаясь взломать выставленный Разрушителем щит, – и почти что преуспел в этом. Щита больше не было, но армии, обращённой в охваченную паническим слепым ужасом толпу, это помочь уже не могло. Спасибо своим, не подвели, не дрогнули, на собственных плечах вытащили милорда ректора из пекла, и Мегана, склоняясь над смертельно бледным лицом, пересечённым тёмно-алыми дорожками кровяных струек, чувствовала, что глаза начинает предательски щипать.

Холодный разум опытной чародейки, конечно же, знал диагноз, знал и что делать при «предельном истощении сил, вызванном чрезмерной концентрацией на поддержании перманентно-действующего заклинания», как выразились бы умники-заумники Ордоса. А вот сердце сейчас ощутимо мешало. Обжигало глаза закипающими слезами, заставляло трястись руки, а губы – выкрикивать какие-то совершенно бессмысленные слова.

И только под всеобщими изумлёнными взорами она сумела как-то прийти в себя. Вспомнить, что она-таки пока ещё и хозяйка Волшебного Двора, и помощь коллеге – её прямая обязанность.

Мегана покраснела. Горячо, жарко, густо, как не краснела с молодости, да и то – не по причине сердечных тревог, а опасаясь, что не получит на очередном испытании очередного «выше всяких похвал; достойно всеобщего подражания». Огромным усилием заставила подбородок не трястись, а руки – не дрожать.

– Кертен, Омела, Эсияз! Дайте руки, быстро!