(перевод А.Кайа)

Это произошло во время первой метели нового года. Все вокруг было такого мутно-зеленого цвета, который можно увидеть на скучных картинах, которыми увешены стены. Будто это цвет твоих далеких воспоминаний о событиях, которые, кажется, случились всего год назад. В то время я жила в однокомнатной квартире в загаженном райне на западе Кливленда. Даже летом все в этом районе было одного цвета, цвета грязно-серой пыли, которая вздымается в воздух с недостроенного подвала или холодильного склада. В мою квартиру не проникал свет ни одной звезды. Я пребвала в очень подавленном состоянии. Можно сказать, была на грани нервного срыва. Ночевала я в той же комнате, в которой стоял духовой шкаф, но мне нравилась моя квартира из-за ее компактности. В детстве мы с сестрой любили закрывать друг друга в чемодане. Бывало, заливаясь от смеха, мы тягали чемодан вниз и вверх по лестнице и по всей гостиной.

В то первое утро, я обмотала шею шарфом и включила плитку. Когда шла к раковине, чтобы налить в кострюлю воды, запнулась о собственные ботинки. Укоризненно посмотрела на них, как будто кто-то кроме меня мог поставить их сюда. Пнув ботинки через всю комнату, я подняла глаза и впервые увидела его. Все эти недели я даже не подозревала о его присутствии. А ведь он был там, всего в нескольких сантиметрах от места, где я спала. На расстоянии вытянутой руки от места, где каждое утро я принимала душ и одевалась. Я чувствовала его присутствие, пока варила яйца. (Я всегда их передерживаю!). Он незримо присутствовал, когда я искала в интернете питомник, где можно взять кота. Каждый раз в последний момент я отказывалась от этой затеи, представляя себе, как котов станет два, потом три, а потом я сама превращюсь в одну из тех женщин, ну, вы понимаете…

В этот день, как и в любой другой день с тех пор, как я жила здесь, внешний мир представлял собою белый круговорот, в котором стиралась грань между небом и землей. На светлом непрерывном фоне прорисовывался силуэт человека. Он то появлялся, то исчезал с каждым новым порывом ветра, как паларойдный снимок в ретроспективе. Но я все-таки заметила его. Еще я заметила кончик розового пальца, торчащий из дырки на его перчатке. Он прижимал руки к губам, которые скрывались в густой темной бороде. При каждом выдохе изо рта у него валил клуб белого пара, как из-под канализационного люка на замерзшей улице. Капюшон был надвинут на лоб, и глаза скрывала тень. Они казались ярче обычного, но я не могла различить их цвет. Мне показалось, что в них что-то отражается, как отражаются лампочки в стеклянных глазах маникена. Я не закричала. Я не почувствовала ни выброс адреналина, ни неконтролируемого ужаса. Мое сердце не стало бешено биться, и я не почувствовала прилив тошноты. Ничего подобного со мной не произошло. Если бы мне вам кто-то сказал, что он увидел незнакомца, наблюдающего за вами через окно, вы бы, скорее всего, ожидали услышать нечто вроде: "А потом я как заору и как уроню стакан, а он разобьется вдребезги, а я побегу и позвоню 911, метнусь к входной двери и закрою ее на задвижку, а потом спрячюсь в ванной, закрою за собой дверь, и буду вся трястись от страха" Со мной ничего подобно не произошло. Я стояла как приклеенная и следила, как этот незнакомец явственно исчезает в этой нескончаемой белой пелене.

В моей квартире нечего было красть. Все мои вещи были разложены по коробкам или наоборот, выложены из коробок. У меня даже кровати настоящей не было. На полу лежал матрас, который также служил диваном и обеденным столом. У меня, правда, был ноутбук, но я забирала его с собой на работу. В моей квартирке не было ни телевизора, ни мини-духовки, ни даже приличной пары туфель. Поэтому, подумала я, раз уж у меня нечего красть, а я была уверена, что он это легко понял, если хорошо рассмотрел все внутри, то я продолжу как ни в чем не бывыло свой день несмотря не это странное явление перед моим окном. Не то чтобы я приняла решение проигнорировать этот факт, просто было чувство, что этого вообще не было. Или что такое происходило постоянно. Так, на самом деле, все и было. Каждое утро, когда я кипятила воду и зачерпывала кружкой воду из дымащегося кастрюли, я видела его. У меня, кстати, и чайника-то не было. Я не понимаю, зачем люди тратятся на вещи, без которых они спокойно можно обойтсь. Каждый раз, возвращаясь с работы в темную и безмолвную квартиру, любой мог бы испытать чувство страха, но мне страшно не было. Никто не поджидал меня за занавеской в ванной. Все вещи всегда были на своих местах. Я никогда не находила ничьих следов обуви, петлявших по моей квартире, как и не замечала царапин у дверной ручки. Я мирно уходила и возвращалась, и каждое утро я проводила в обществе этого незнакомца, который по-щенячьи хмурил брови и постоянно прижимал ладони рту.

Так продолжалось неделю. Я по-прежнему заводила и прогревала машину заблаговременно, за десять минут до отправления, оставляя ключи висеть в зажигании. Если вдуматься, то с моей стороны поступать так в западной части Кливленда было весьмо неблагоразумно. Здесь не важно идет речь о случайном человеке или нет. Я просто хочу сказать, что я не меняла привычного образа жизни. Единственное, что изменилось, это то, что мой угрюмый гость стал останавливаться у моего окна все чаще и чаще. Однажды поздно вечером, когда я смотрела телевизор, мой взгляд снова привлек некий объект в окне. Конечно, это был он. Я продолжала жевать попкорн до тех пор, пока не наелась. В миске оставалась еще половина попкорна. Я ненавидела выбрасывать еду. Так же мне всегда было жалко птичек — бедолаги снова туда-сюда по снегу. Я всегда удивлялась, чем же они питаются, когда за окном минус двенадцать. Поэтому иногда я оставляла для них для белок еду. Я направилась к окну. До этого мне никогда приходилось оставаться с незнакомцем лицом к лицу, поэтому я невольно остановилась не некотором расстоянии, а он продолжал грустно таращиться на меня. Но в эту ночь, думается, я почувствовала прилив смелости. Я увидела его силуэт в окне. Вдоль линии его лица шла белая полоска света, как если бы со спины его ярко освещала полная луна. Я перевела взгляд на верхнюю часть окна, чтобы отодвинуть щеколду, и когда я снова взглянула в окно, передо мной был только снег. Его как будто стерли невидимым ластиком. Я подставила лицо холоду. На улице был такой сильный мороз, что кажется, что он тебя обжигает. Я поискала его глазами. Снег ровным слоем покрывал все вокруг. Я бросила остатаки попкорна, и они рассыпались по земле как игральные кости. Как оказалось, на снегу не было никаких следов. Закрывая окно, я также для себя отметила, что та ночь была безлунной.

На следующее утро я увидела бело-серые клубы выхлопного газа, выходящего из страшненького универсала, который стоял перед моей квартирой. Я разглядела глаза женщины — влажные и потухшие. Те же щенячьи брови я видела на лице у незнакомца в окне. Она уставилась на дверь, как будто ждала, что из нее кто-то выйдет. Вышла я. А она уехала.

И так повторилось три раза. Не подряд, но с определенным интервалом в течение двух недель. Мне даже пришлось напоминать себе, что это не дежавю, а что это просто повторяется несколько раз. На четвертый раз я решила, что надо что-то менять. Что-то в ее лице мне сильно напоминало того человека в окне, но, возможно, их сходство заключалось лишь в их манере неожиданно появляться и исчезать. И таращится. И эти бровки домиком! Она в отличие от него не прикрывала рот руками. Этими бледными руками она судорожно сжимала руль авто. Даже в такую погоду она носила перчаток. Я видела, что она плотно сжимала губы, закусывая почередно то верхнюю, то нижнюю губу. В этот раз, когда я вышла на обледеневшую улицу, она не уехала. Хотя это было ожидаемо. Я думала, что она снова уедет. Вместо этого женщина взглянула вперед на дорогу, а потом снова мне в лицо. Ее рука потянулась к двери — стекло опустилось. Я, как ни в чем не бывало, подошла к ней, не как к странной незнакомке, которую я видела уже три предыдущих раза, а к женщине, к которой вы подходите, чтобы спросить, не нужно ли ей показать дорогу, или спросить, все ли у нее в порядке. Я так и сделала, просто потому что я не знала, что еще можно сказать.

Ветер унес мои слова, разметал их по деревьям и троттуару и швырнул через серебристые мусорные баки. Она ничего не ответила. Похоже, что она снова собиралась ретироваться. Женщина положила руки на руль и посмотрела перед собой на дорогу. А потом повернулась и как бы сквозь меня посмотрела на мою квартиру. Я тоже обернулась и посмотрела в то место. Может быть, я что-то пропустила. Она смотрала на правую сторону дома, на пространство между домом и соседским забором высотой в четыре фута. Именно туда, где я каждое утро в окне появлялся мой мрачный гость. Он обычно стоял там и наблюдал, как я матерюсь, пытаясь справиться с прической, и в который раз опаздываю из-за этого на работу.

— Вы ищите его? — спросила я. Тут же пожалев об этом. Я не знала, что говорить, если она вдруг спросит "Кого?". — "Да того мужика, который таращится мне в окно каждый божий день. Того, кто может быть серийным маньяком, поджидающим свою новую жертву". Представляю, о чем подумают люди, расскажи я им об этом. Но я совершенно не испытывала таких опасений.

Но она не спросила меня ни о чем, и с минуту вообще не произнесла ни слова, а продолжала растерянно смотреть то на меня, то на квартиру. Я поняла, что скорее всего снова опоздаю на работу. Казалось, она хотела сказать что-то. Ее губы бесшумно шевелились, а из глаз покатились слезы. Я вспомнила, как мой арендодатель заверял меня на ломанном английском, что он очень признателен мне за то, что ему не пришлось помогать мне с перевозкой мебели. Также я припоминаю, как он рассказывал о некой паре, которая жила здесь до меня. И постоянно повторял какое-то испанское слово, которое было похоже на "трагично". И все время качал головой.

— Я могу Вам помочь, — спросила я, наклоняясь к окну. А она продолжала плакать, все сильнее и сильнее. Я взяла телефон, чтобы проверить время и поняла, что еще рано. Я всегда завожу мотор и прогреваю машину, прежде чем тронутся. Поэтому когда я сажусь за руль, растаявший снег струится с крыши как дождь.

— Мы можем зайти внутрь и выпить чаю, если хотите, — произнесла я, представляя, как я зачерпываю столовой ложной кипяток, чтобы сделать чай чаю.

— Или давайте просто поговорим? Вы поэтому приходите сюда? — продолжала я свой монолог. Я просто не знала, что еще мне с ней делать.