Семь долгих лет провел в Испании король Карл. Великий император завоевал ее от края и до края, аж до самого моря. Непокоренным оставался только город Сарагоса; владел им король Марсилий, не веровавший в истинного Бога и служивший Магомету.

Марсилий возлежал на мраморном крыльце своего дворца в тени деревьев и держал совет со своими приближенными. Как спастись ему от Карла, как избежать смерти и позора? Пожалуй, один лишь Бланкандрин, мудрейший из язычников, мог дать ему разумный совет.

— Пошли Карлу побольше драгоценных подарков, — сказал он Марсилию, — чтобы было ему чем расплатиться с войском. Уговори его, чтобы вернулся он к себе во Францию, в свой Ахен. При этом обещай, что ко дню святого Михаила ты последуешь туда за ним и примешь христианство. Чтобы Карл легче поверил этому обещанию, надо дать ему знатных заложников, и я первый жертвую своим сыном. Конечно, может статься, что, когда наступит день святого Михаила и Карл не увидит тебя в Ахене, он в гневе велит казнить наших заложников, они погибнут лютою смертью, но зато Испания будет избавлена от бед и страданий.

Совет Бланкандрина был принят, и король Марсилий, приказав оседлать десять мулов, полученных им в подарок от короля Сицилии, отправил к Карлу послов с масличными ветвями — знаком покорности и мира. Так должны они были явиться к Карлу и обмануть его, несмотря на всю его мудрость.

У императора было достаточно причин для радости и веселья: он взял Кордову и разрушил ее стены и башни; воинам его досталась богатая добыча, а неверные либо погибли от меча, либо крестились.

В саду, в тени деревьев, на белых коврах расположились воины Карла и забавлялись игрою в кости и шахматы. Сам же Карл сидел в своем массивном золотом кресле под сосной, около куста шиповника. В это время явились к нему послы короля Марсилия с масличными ветвями в руках и, сойдя с мулов, выказали ему всяческое почтение.

Бланкандрин заговорил первым. Он сказал Карлу:

— Привет тебе во имя великого Бога, которому ты поклоняешься! Вот что велел передать тебе храбрый король Марсилий: хорошенько разузнав о твоей вере, ведущей к спасению души, он захотел поделиться с тобою своими сокровищами. Ты получишь львов, медведей и собак, семьдесят верблюдов и тысячу ястребов, четыреста мулов, навьюченных золотом и серебром, и пятьдесят повозок. Но довольно долго оставался ты в нашей стране, и пора тебе возвращаться в Ахен. Мой повелитель последует за тобою ко дню святого Михаила, примет твою веру, признает себя твоим вассалом и из твоих рук получит Испанию.

Император не привык говорить наспех, и теперь он опустил голову и задумался.

Ганелон, подвигаясь по дороге, осененной высокими маслинами, настиг послов Марсилия, нарочно замешкавшихся в пути в ожидании ответа от короля Карла. Они продолжали путь вместе с Ганелоном. Дорогой Бланкандрин разговорился с Ганелоном, желая выведать истинные намерения императора.

— Удивительный человек ваш Карл! — сказал он. — И сколько земель успел он покорить! И зачем ему преследовать нас даже в нашей собственной стране? Ваши герцоги и бароны напрасно советуют ему продолжать войну: они готовят только гибель как ему самому, так и многим другим.

— Никто не дает ему таких советов, за исключением разве Роланда, да и тот советует на свою же погибель, — отвечал Ганелон. — Надо бы смирить его гордость! Одна его смерть может возвратить нам мир.

Ох, как ухватился за это Бланкандрин! Всю дорогу раздувал в Ганелоне злобу против Роланда, точно тлеющие угли. Уговаривал предать Роланда в руки сарацин, обещал несметные сокровища. Не устоял Ганелон, согласился в конце концов предать пасынка.

Король Марсилий сидел на своем троне под сосной, окруженный двадцатью тысячами сарацин, с затаенным дыханием ожидавших вестей, привезенных Ганелоном и Бланкандрином. Бланкандрин представил Ганелона Марсилию как посла Карла, присланного с ответом. Собравшись с духом, Ганелон повел искусную речь.

Карл возвращался во Францию победителем. Он сумел покорить Испанию, забрать замки, захватить города.

— Война моя кончена, — сказал король и направился к милой Франции.

День угасал, наступил вечер. Надо было подумать о ночлеге. Граф Роланд водрузил свое знамя высоко на вершине холма. Вокруг него французы раскинули свой лагерь.

Между тем войско неверных подвигалось глубокими долинами — в кольчугах и шлемах, вооруженное щитами, саблями и копьями. На покрытых лесом горных вершинах мусульманские воины устроили привал. Четыреста тысяч человек затаившись ждут восхода солнца. А французы между тем даже и не догадывались об их присутствии.

Свет померк, наступила черная непроглядная ночь. Император Карл заснул, и снится ему странный сон. Он видит себя в тесном ущелье со своим ясеневым копьем в руках. И вот граф Ганелон выхватывает у него это копье и потрясает им с такой силою, что искры летят к небу.

Оливье, взобравшись на поросшую мхом скалу, окидывает взором зеленую долину, видит все мусульманское войско и зовет Роланда.

— Какой шум доносится до меня со стороны Испании! — говорит он. — Сколько сверкающих доспехов и блестящих щитов!.. Плохо придется нашим французам! Все это по милости негодяя Ганелона: он заставил поручить нам это дело.

— Молчи, Оливье, — отвечал Роланд, — Ганелон — мой отчим, и я не хочу слышать о нем ничего дурного.

Стоит Оливье на высокой скале. Оттуда открывается ему все испанское царство и великое полчище сарацин; блестят их золотые шлемы, усыпанные драгоценными камнями, расшитые доспехи, щиты и копья, развеваются знамена; не сосчитать их батальонов, не окинуть глазом всего войска! Оливье, ошеломленный, спустившись со скалы, подошел к французам.

— Столько нехристей увидел я, как никто на свете, — сказал он, — их по меньшей мере сто тысяч. Битва, великая битва предстоит вам! Дай вам Бог силы, французы! Держитесь крепче и не сдавайтесь!

Не желаете ли, добрые люди, послушать прекрасную повесть о любви и смерти? Это повесть о Тристане и королеве Изольде. Послушайте, как любили они друг друга к великой радости и к великой печали, как скончались в один и тот же день — он из–за нее, она из–за него. Такова была сила их любви. В былые времена царствовал в Корнуэльсе король Марк. Но ополчились на него враги. Ривален, король Лоонуа и друг Марка, проведал об этом и переправился через море ему на помощь. Он служил ему верно и мечом, и советом, и Марк наградил его рукою своей сестры, красавицы Бланшефлёр, которую Ривален полюбил несказанной любовью.

Но вскоре отправился он на войну, а королеву оставил на попечение маршалу своему Роальду, которому за его верность дали славное прозвище: Роальд Твердое Слово.

Долго ждала Бланшефлёр Ривалена. Но не суждено ему было вернуться. Однажды она узнала, что пал король в сражении. И стала Бланшефлёр таять на глазах. Вскоре родила она сына и, взяв его на руки, сказала:

— Сын мой, в печали родила я тебя, и грустно мне теперь умирать, не дождавшись дорогого Ривале–на. И так как ты явился на свет от печали, Тристан будет тебе имя, что значит — печальный.

Так сказав, поцеловала она ребенка и скончалась. А Роальд Твердое Слово взял на воспитание сироту. Когда мальчику исполнилось семь лет, он вверил его мудрому наставнику, славному конюшему Горвеналу. И тот обучил Тристана всем искусствам, какие приличествовали баронам: как владеть копьем и мечом, щитом и луком, научил его ненавидеть всякую ложь и вероломство, помогать слабым, держать данное слово, обучил его пению, игре на арфе и охотничьему делу. Когда мальчик ехал верхом, то казалось, что его конь, оружие и он сам составляли одно целое и нельзя было их разделить. Все восхваляли этого прекрасного, храброго, мужественного, сильного и верного юношу, а Роальд любил Тристана, как сына.

Когда Тристан вернулся, Марк и все его бароны были в глубокой печали, ибо король Ирландии снарядил флот, чтобы опустошать Корнуэльс, если Марк откажется платить дань, которую некогда платили его предки. Король Ирландский послал в Тинтагель со своим требованием исполинского рыцаря Морольда, которого никто никогда не мог победить в бою.

Король Марк собрал ко двору всех баронов своей земли, чтобы держать с ними совет. А рыцарь Морольд сказал им так:

— Если кто–то из твоих баронов, король Марк, захочет доказать единоборством, что король Ирландии взимает эту дань беззаконно, я приму его вызов. Кто из вас, сеньоры Корнуэльса, желает вступить в бой за свободу своей страны?

Переглядываются бароны друг с другом, не зная, что сказать. Ведь Морольд Ирландский будет сильнее четырех здоровенных бойцов. И все знают, что меч его заколдован, что он сносил головы смелым рыцарям с тех самых пор, как король Ирландии посылает этого великана с вызовом в подвластные ему земли. Сразиться с Морольдом — все равно что пойти на верную смерть. И все молчали.

Тогда Тристан преклонил колена перед королем Марком и сказал:

При дворе короля Марка были четыре барона, вероломнейшие из всех людей. Они ненавидели Тристана жестокой ненавистью за его доблесть и за нежную любовь, которую питал к нему король. Их можно назвать по именам: Андрет, Генелон, Гондоин и Деноален. Из них герцог Андрет приходился королю Марку племянником, как и Тристан. Зная, что король намеревался умереть бездетным, чтобы завещать свою землю Тристану, эти бароны распалились завистью и стали наветами и клеветой подстрекать против Тристана других баронов Корнуэльса.

Тогда заволновались бароны и стали требовать от короля Марка, чтобы он взял себе в жены какую–нибудь принцессу, которая дала бы ему наследников. Они грозили, что, если он будет отказываться, они удалятся в свои крепкие замки, чтобы вести с ним войну. Долго противился король и наконец назначил баронам срок: через сорок дней он объявит им свое решение.

В назначенный день, один в своем покое, он ожидал их прихода и думал с грустью: «Где бы мне найти королевскую дочь, столь далекую и недоступную, чтобы я мог притвориться, будто желаю ее себе в жены?»

В этот миг в открытое на море окно влетели две ласточки, строившие себе гнездо, и стали биться друг с другом. Потом они улетели, но одна из своего клюва выронила длинный женский волос, тоньше шелка, сиявший, как солнечный луч. Подняв его, Марк позвал баронов и Тристана и сказал им, что возьмет себе в жены ту, которой принадлежит этот золотой волос. Тристан же, разглядев волос, вспомнил о белокурой Изольде и сказал:

— Я отправляюсь на поиски златовласой красавицы. Поиски эти опасны, и мне труднее будет возвратиться из ее страны, чем с острова, на котором я убил Морольда. Но либо я умру ради короля, либо привезу в замок Тинтагель златовласую королеву.

Когда наступило время поручить Изольду корнуэльским рыцарям, мать ее набрала трав, цветов и корней, положила их в вино и сварила волшебный напиток. Она вылила его в кувшин и тайно сказала Бранжьене:

— Девушка, ты последуешь за Изольдой в страну короля Марка. Ты ее любишь верной любовью. Когда наступит брачная ночь, налей в кубок этого вина и поднеси королю Марку и королеве Изольде, чтобы они выпили вместе. Да смотри, дитя мое, чтобы никто больше не отведал этого напитка, ибо такова его сила, что те, которые выпьют его вместе, будут любить друг друга всеми своими чувствами и всеми помыслами навеки: и в жизни, и в смерти.

Рассекая глубокие волны, судно уносило Изольду от родных берегов. Однажды ветры стихли, паруса повисли вдоль мачт. Пекло солнце, Тристана и Изольду мучила жажда. Они попросили напиться, девочка–служанка стала искать какой–нибудь напиток и нашла кувшин, доверенный Бранжьене матерью Изольды.

— Я нашла вино! — крикнула она им.

Нет, то было не вино — то была страсть, жгучая радость, бесконечная тоска и смерть.

Король Марк встретил белокурую Изольду на берегу. Тристан взял ее за руку и подвел к нему, и король принял ее, взяв тоже за руку. С большими почестями повел он ее в замок Тинтагель, и, когда они появились в зале среди вассалов, красота ее так все осветила, что стены засияли, словно озаренные восходящим солнцем. Похвалил тогда король Марк милую услугу ласточек, которые принесли ему золотой волос, похвалил и Тристана, и сто рыцарей, которые отправились на корабле добывать ему радость его очей и сердца. Увы, славный король, корабль принес тебе великое горе и жестокие терзания!

Изольда стала королевой и живет как будто бы в радости. Изольда стала королевой и живет в горе. Изольду нежно любит король Марк, бароны ее почитают, а народ обожает. Она проводит дни в своих покоях, пышно расписанных и устланных цветами. У нее драгоценные уборы, пурпурные ткани и ковры. А между тем Изольда трепещет. К чему трепетать? Разве не хранят они с Тристаном свою любовь втайне? Кто заподозрит Тристана? Кто ее видит, кто за ней следит? Кто свидетель?

Да, свидетель следит за ней: Бранжьена, одна Бранжьена подсматривает за ней, Бранжьена знает ее жизнь, Бранжьена держит ее в своих руках. Боже, что, если она выдаст их королю? И Тристан умрет от ее вероломства? Так от страха сходила с ума королева.

И вот однажды, когда Тристан и король охотились где–то далеко, Изольда позвала к себе двух рабов и посулила им волю и шестьдесят золотых, если они поклянутся, что исполнят ее желание. Они поклялись.

— Я поручу вам девушку, — сказала она. — Вы отведете ее в лес, близко или далеко, но в такое место, чтобы никто никогда не узнал о случившемся. Там вы ее убьете и принесете мне ее язык. Запомните, чтобы повторить мне, слова, которые она вам скажет. Ступайте, и по возвращении вы будете свободны и богаты.

Вы слыхали, конечно, господа, много разных историй и о Парисе, и о Тристане, и о превращении доброго молодца в козленка; вы слыхали множество басен и песен, но вы, я уверен, никогда не слыхали о великой войне, которой и конца не предвидится, — о войне между Ренаром и его кумом Изегримом. Я могу вам рассказать, если вы хотите, как началась она и из–за чего произошла вся ссора. Недавно мне случилось открыть в небывалом месте небывалый секретный шкаф, и в этом шкафу я нашел старую книгу о приключениях охотников — первых вралей в мире. Перелистывая ее, я увидел в самой середине большую красную букву, помещенную там не без намерения каким–то досужим писакой. С этой буквы начиналось описание жизни Ренара. Если бы я не прочел этого сам, не поверил бы! Ну, а раз прочитал — не только верю, но и вам собираюсь рассказывать. Вы знаете, еще старики говаривали: «Тот, кто не верит книгам, кончит дурно».

Много разных животных сотворил Господь и на пользу и на погибель человеку. Полезных Господь сотворил больше, чем вредных, но и последних встречается немало; так, например, много горя чинят человеку кровожадный волк и рыжий лис Ренар, о котором я буду рассказывать, странным образом похожий на того зверя, что слывет у нас первым мастером всяких мошеннических проделок и которого зовут лисой. Лисой зовут у нас и теперь всех, кто ловко врет, обманы–вает и виляет. Лиса для людей то же, что Ренар для зверей, — они одной породы, одного характера и одних привычек: звать их даже можно одним именем. Ренар звал своим дядей его сиятельство Изегрима, знатного и злого покровителя тех, кто живет всякою неправдой; в нашем рассказе мы часто будем звать его волком: он на него похож как две капли воды. Надо признаться, что родства настоящего между ними не было, но когда им казалось это выгодным, они величали друг друга «прекрасным дядей», «милым племянником», «другом», «кумом» и разными такими сладкими именами.

Жена Изегрима, госпожа Херсент, и жена Ренара, мадам Ришё, не уступали своим мужьям в прекрасных качествах, и, по пословице, если один был кошкой, то другая — киской. Трудно было сыскать на свете такую согласную пару.

Вот теперь, когда я вас познакомил с моими случайными знакомыми, слушайте внимательнее, чтобы я сам не запутался и рассказал бы вам все по порядку, как, когда и что было.

О ТОМ, КАК РЕНАР НОЧЬЮ ПОХИТИЛ ОКОРОКА ИЗЕГРИМА

О ТОМ, КАК РЕНАР ЗАБРАЛСЯ НА ФЕРМУ КОНСТАНА ДЕНУА, КАК ЗАХВАТИЛ ПЕТУХА ШАНТЕКЛЕРА

[1]

И О ТОМ, КАК НЕ УДАЛОСЬ ЕМУ ЕГО СЪЕСТЬ

О ТОМ, КАК ВОРОН ТИСЕЛИН УКРАЛ У СТАРУХИ СЫР И КАК РЕНАР ОТНЯЛ ЕГО У ТИСЕЛИНА

О ТОМ, КАК РЕНАРУ НЕ УДАЛОСЬ ПОЛУЧИТЬ ОТ СИНИЦЫ ПОЦЕЛУЯ МИРА

О ТОМ, КАК РЕНАР ВСТРЕТИЛ РЫБАКОВ И ДОБЫЛ И НА СВОЮ ДОЛЮ СЕЛЕДОК И УГРЕЙ

О ТОМ, КАК КОННЕТАБЛЬ ИЗЕГРИМ ЯВИЛСЯ В КОРОЛЕВСКИЙ СУД С ЖАЛОБОЙ НА РЕНАРА

О ТОМ, КАК МЕССЕР

[4]

ВЕРБЛЮД, ПАПСКИЙ ЛЕГАТ, ПРОИЗНЕС ПО ПОВОДУ ЖАЛОБЫ ИЗЕГРИМА УЧЕНУЮ РЕЧЬ, ПОНЯТУЮ ВЕСЬМА НЕМНОГИМИ, О СЕКРЕТНОМ СОВЕЩАНИИ БАРОНОВ И О ТОМ, КАК ГРИМБЕРТУ БЫЛО ПОРУЧЕНО ПЕРЕДАТЬ РЕНАРУ ПРИГЛАШЕНИЕ ЯВИТЬСЯ В СУД

О СОВЕЩАНИИ ИЗЕГРИМА С РОДИЧАМИ И ДРУЗЬЯМИ И О ПОЯВЛЕНИИ ОБОИХ БАРОНОВ В СОПРОВОЖДЕНИИ ИХ СТОРОННИКОВ ПЕРЕД ДОБРОДЕТЕЛЬНЫМ РУНИО

О ТОМ, КАК РЕНАР ПОЧУВСТВОВАЛ УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ И НЕ ПОЖЕЛАЛ ПОКЛЯСТЬСЯ ЗУБОМ РУНИО

О ТОМ, КАК БЛАГОРОДНЫЙ ЛЕВ СОЗВАЛ ОБЩЕЕ СОБРАНИЕ, НА КОТОРОМ ИЗЕГРИМ ЕЩЕ РАЗ ПРИНЕС ЖАЛОБУ НА РЕНАРА

Много чудесного рассказывают в старых сказаниях о славных героях, о великих подвигах, празднествах и пирах, о плаче и жалобах; много чудесного можете вы услыхать о боях отважных богатырей.

Выросла в Бургундии девушка высокого рода и такая прекрасная, что ни в одной стране нельзя было найти лучше ее. Звали ее Кримхильдой, и много бойцов положило за нее свою жизнь.

Жила она на попечении трех братьев, богатых и славных королей; их звали Гунтер, Гернот и Гизельгер. Богатая королева, фрау Ута, была их мать; отца же их звали Донкратом; после смерти оставил он им большое наследство, а в молодости и сам заслужил большую честь и славу.

Молодые короли славились высоким родом, щедростью, необычайной силой; их знали за искуснейших бойцов. Земля их звалась Бургундией, а потом немало подвигов совершили они и в земле Этцеля.

Жили они со своею дружиною на Рейне, в городе Вормсе, и служило им много доблестных рыцарей. Был между ними и Хаген из Тронье, и племянник его Ортвин из Меца, и брат его Данкварт Быстрый; были два маркграфа: Гере и Экеварт, Фолькер из Альцейля и еще немало других, которых я не могу и назвать, и никто не сумел бы перечесть всех доблестей и подвигов окружавшего их рыцарства.

На Нижнем Рейне, в славном городе Ксантене, у короля Зигмунда и жены его Зигелинды подрастал сын Зигфрид. Зигфрид с детства отличался красотой, мужеством и силой, а родители его учили и воспитывали его и делали все, что могли, для того, чтобы впоследствии он мог со славою и честью править своим царством. Когда Зигфрид настолько вырос, что постиг всю военную науку и мог уже без труда носить оружие, король Зигмунд устроил великолепнейший пир и созвал на него множество народу. После пира король Зигмунд посвятил сына в рыцари, а вместе с ним и еще четыреста юношей. После семидневных празднеств и турниров король Зигмунд, распустив гостей и шпильманов с богатыми дарами, наделил сына землями и городами. Вассалы хотели было, чтобы он стал править вместо короля Зигмунда, но Зигфрид не согласился на это: пока живы Зигмунд и Зигелинда, он королем не будет, но всегда готов защищать свою родину от врагов.

Так беззаботно жил Зигфрид, пока не услыхал, что есть в Бургундии молодая девушка необычайной красоты. Недаром съезжалось к Гунтеру множество гостей и женихи наперерыв старались снискать любовь Кримхильды. Но Кримхильда не знала еще того, кого было ей суждено полюбить. Между тем Зигфрида не покидала мечта о высокой любви, — сам он, конечно, вполне мог заслужить любовь любой красавицы.

Дружина его и родные стали ему советовать выбрать себе невесту по сердцу, и Зигфрид отвечал: «В таком случае я возьму Кримхильду — благородную девушку из бургундской земли. Как я слышал, она так красива, что самый богатый император счел бы ее достойной своей любви».

Огорчились Зигмунд и Зигелинда, узнав, что Зигфрид задумал свататься к девушке такого высокого рода; к тому же все знали ее братьев за отважных бойцов и всем был известен их гордый и высокомерный нрав. Зигфрид стоял на своем, и Зигмунд наконец согласился отпустить сына в Бургундию, но ни в каком случае не советовал пытаться добыть невесту силою. Зигфрид отказался взять с собою дружину, как предлагал ему отец, а выбрал себе только двенадцать надежных товарищей. Поспешно снарядился он в путь и в блестящем вооружении и роскошных одеждах пустился в дорогу.

На седьмой день Зигфрид со своими двенадцатью спутниками, блистая оружием, на всем скаку подъезжал к Вормсу. Рыцари и воины Гунтера со своими оруженосцами поспешили им навстречу.

Приказав не уводить коней, так как он со своими спутниками намерен скоро пуститься в обратную дорогу, Зигфрид попросил указать ему путь к королю Гунтеру. Между тем до короля Гунтера и окружавших его рыцарей дошла уже весть о приезде каких–то никому не ведомых воинов, в великолепном вооружении и роскошных одеждах.

Тем временем явились к Гунтеру гонцы, вызывая братьев на бой. Послали их король саксов Людегер и союзник его король Дании — Людегаст. С честью приняв гонцов, Гунтер собрал совет. Братья и все воины его решили принять вызов, и Хаген посоветовал королю просить помощи у Зигфрида.

— Рад я помочь вам в беде, — сказал Зигфрид, — но у меня с собой всего лишь двенадцать человек изо всех моих воинов. Но дайте мне тысячу ваших мужей, и я справлюсь с врагами, хотя бы их набралось до тридцати тысяч.

Сильно горевал Гунтер и не знал, что делать: никогда еще враги не нападали на его землю, и очень обрадовался он, услыхав ответ Зигфрида. На другое утро объявил он гонцам, что принимает вызов, и, щедро одарив, отпустил их домой.

Прошло шесть недель, и к Троицыну дню собралось на пир к Гунтеру тысяч пять, если не больше, отважных его воинов. Перед началом празднеств Ортвин подошел к королю и сказал, что для того, чтобы праздник был действительно весел, надо пригласить на него и всех благородных дам бургундской земли. Гунтер сам видел, что отважный Зигфрид только и думает, что о его сестре, и охотно согласился на предложение Ортвина и приказал матери своей Уте явиться на пир вместе с дочерью и состоявшими при них девицами. Отобрав сто витязей из числа своих родичей, приказал он им всюду сопровождать Кримхильду и служить ей.

Увидя красавицу Кримхильду — в роскошных одеждах, усыпанных драгоценными каменьями, и видя, что она красотою своею затмевала всех дам, Зигфрид то радовался ее красоте, то приходил в отчаяние.

Вырос в Ирландии богатый король Зигебанд, сын Гере и королевы Уты. Отец его Гере владел многими замками и семью царствами. Дома же было у него более четырех тысяч воинов, и их трудами он ежедневно увеличивал свою честь и имущество.

По смерти короля Г ере стала королева Ута советовать своему сыну жениться. Послушался ее совета Зигебанд и приискал себе невесту — самую лучшую и самую богатую девушку родом из Норвегии. За нею последовала в Ирландию большая свита и семьсот воинов. Зигебанд встретил свою невесту на границе двух земель, там, где западный ветер начинал уже задувать с морской волны.

Все встречали невесту радостно и торжественно. Но невеста была королева, Зигебанд же не был еще посвящен в рыцари и, казалось, былей неровня, а потому родственники его поспешили опоясать его мечом, а вместе с ним и еще пятьсот воинов, наделив их платьем и оружием. С тех пор многие годы правил он Ирландией, и слава и честь его никогда не убывали. Через три года родился у него сын, и при крещении ему дали имя Хагена. Родители неусыпно заботились о мальчике. Сначала ходили за ним благородные дамы и прекрасные молодые девушки, когда же исполнилось ему семь лет, он начал скучать среди женщин и почти все свое время проводил с воинами. Но потом он уже больше не знал их: был он унесен далеко оттуда. Малым ребенком уже не мог он равнодушно смотреть на оружие и сейчас же надевал на себя и шлем и кольчугу, как только находил их где–нибудь на дворе или в доме. Но и того должен был он потом лишиться. Раз сидел король Зигебанд со своею женою на ступенях крыльца под тенью кедра, и стала королева, его жена, просить его задать пир.

Слишком уж редко собираешь ты к своему двору отважных своих воинов, говорила она, неприлично поступать так королю, богаче которого не знают короля на свете, которому принадлежит столько замков и обширных земель, столько серебра и драгоценных каменьев и столько тяжелого золота. Чем же и награждать королям своих воинов, проливающих за них кровь в битвах с врагами, как не пирами, забавами и играми да щедрыми дарами?

Внял король Зигебанд советам своей жены и приказал сзывать к себе гостей на пир к тому времени, когда лето придет на смену зиме.

Но оставим их плакать и поведем рассказ о том, как в быстром полете дикий гриф уносил с собою дитя. По милости Бога оно было еще живо, но все же много пришлось ему натерпеться, когда старый гриф принес его к своим птенцам. Прилетев в гнездо, гриф выпустил дитя из когтей, и один из птенцов сейчас же схватил его, но не мог проглотить. Птенцы собрались было разорвать его на части когтями, но тут один из них, подхватив мальчика, унес его далеко от гнезда, перелетая с ним с дерева на дерево. Но молодой гриф не рассчитал своих сил и опустился на ветку, для которой оказался слишком тяжел. Ветка подломилась, и гриф очутился на земле, — конечно, он охотнее очутился бы в своем гнезде. При падении гриф выпустил дитя, и малютка спрятался в траве. Там просидел он некоторое время и наконец почувствовал сильный голод, а между тем ему нечего было есть.

Великие чудеса творит Господь, надо в том сознаться. Три королевских дочери, похищенные тем же грифом, скрывались тут же неподалеку. Никто не мог бы сказать, чем питались они в течение столь многих дней. Несомненно, сам Отец Небесный милостиво пекся о них. Не суждено было Хагену оставаться одному, и он нашел молодых девушек в пещере одной скалы. Женщины, видя, как он осторожно прокрадывался к горе, приняли его сначала за свирепого карлика или за чудище морское. Хаген тоже увидал их, но они сейчас же спрятались от него в пещеру. Недружелюбно смотрели они на него, пока не убедились, что он — христианин.

— Как смеешь ты приходить к нам сюда, в наше убежище, данное нам самим Господом Богом? — заговорила старшая. — Ступай, ищи себе товарищей в бурном море. Нам и без тебя здесь тяжело.

Прежде чем принять их на корабль, им привезли платье, которое пилигримы везли к себе домой. Как ни были они скромны, но должны были надеть его, хотя и стыдились носить мужское платье.

На корабле молодых девушек встретили прекрасные рыцари и обошлись с ними почтительно и вежливо, как с королевскими дочерьми, хотя и приняли их было прежде за злых и нечистых духов.

Напоив и накормив их, граф из Гарадеи стал расспрашивать молодых девушек, как попали они на морской берег, и расспросами своими вновь заставил их пережить все старое горе.

— Знай, что родом я из дальних стран — из славной Индии, — сказала старшая, — отец мой был там королем, но мне, к моему горю, никогда уж не придется носить короны.

— И я тоже родом издалека, — сказала средняя, — дикий гриф похитил меня в Португалии, где отец мой был славным и могучим королем.

Съехавшиеся воины и женщины тесной толпой окружили Хагена.

— Ты ли это тот витязь, который послал к нам гонцов и просил королеву признать его своим сыном? Если это правда, то я рад этому от всей души.

— Пусть люди посторонятся, чтобы я могла увериться, действительно ли он — наследник нашей короны, — сказала королева.

Она узнала крест на груди Хагена и признала в нем своего сына. Со слезами обняла она его и поцеловала в уста. Король тоже плакал от радости. Чужеземных молодых девушек королева наделила пестрыми мехами и дорогими платьями, а Хаген просил отца простить путникам из Гараден все их обиды и помириться с ними. Зигебанд исполнил его просьбу и в знак примирения поцеловал графа и вознаградил его за все его потери. С тех пор никогда уже не было между ними вражды. Гостям предложили перенести на берег свои съестные припасы и платье и отдохнуть пару недель, а в день отъезда хозяева щедро наделили их светлым золотом. Хаген скоро вырос и превратился в доблестного воина; никто не мог сравниться с ним в силе и искусстве владеть оружием, щедрость же его была так велика, что никто не хотел верить рассказам о ней. Вырос Хаген среди диких зверей и превосходил проворством и ловкостью всех людей. Хотя и звали его Хагеном, но после стали звать его «дьяволом из королей», и он делал честь своему прозвищу.

Наконец родные стали советовать ему жениться. Недалеко искал он невесту и выбрал ту, которая была красивее всех на свете и сама заботилась о нем в детстве, — была то Хильда из Индии. Так вознаградил он ее за все труды и заботы о нем с тех пор, как нашел он ее в пещере.

Вырос в Дании витязь Хетель. Родичи его жили в Штурмене, в известной всем стране. Они воспитали его так, как это подобало его высокому роду. Ему служила вся Нортландия, и был он очень могуществен и знатен.

Один из родичей его, Вате, владел его замками и землей. Будучи родственником его, он тщательно заботился о его воспитании, никогда не выпускал его из–под своего надзора и наставлял его во всех доблестях.

Племянник Вате — сын его сестры, благородный Хоранд, владел Данией. Потом сослужил он королю Хетелю такую службу, что тот дал ему в собственность всю эту землю и короновал его там королем.

Славный Хетель сидел на земле Хегелингов вблизи Дании. Он владел, по крайней мере, восьмьюдесятью замками. Владел он землею фризов и всеми островами; в его же руках были Дитмерс и Валейс. Был Хетель знатен и имел большое родство. Был он также грозен и смел и часто нагонял страх на своих врагов.

Хетель был сирота, и оттого–то и хотелось ему так жениться. Отец и мать его умерли, оставив ему в наследство свою землю, и хотя и было у него много друзей, но жизнь часто казалась ему скучной и тоскливой.

Вырос в Константинополе один молодой и славный король, отважный и сильный. Звали его Хугдитрихом. С ранней своей юности жил он богато и пышно и ради Господа Бога и своей собственной чести щедро раздавал лены и подарки. Был он худощав и невысок ростом, но притом хорошо сложен и строен, с длинными вьющимися белокурыми волосами, падавшими ему на плечи и доходившими до пояса.

Отцом ему, как говорит нам книга, был король Греции Антциус. При дворе этого короля вырос и жил много лет один старый герцог — герцог Берхтунг, родом из Мерана.

Раз позвал его к себе король Антциус и сказал ему:

— Настало тебе время отплатить мне за всю мою заботу о тебе: поклянись мне исполнить то, чего я теперь от тебя потребую! Тебе поручаю я милого моего сына, Хугдитриха, а также и мою землю, и моих людей, — будь же им верным и надежным защитником и опорой. Смерть настигает меня, и должен я покинуть этот свет.

Печально стояли вокруг и слушали его рыцари и оруженосцы. Через несколько дней король умер. Герцог Берхтунг, как и следовало, тщательно позаботился о том, чтобы его похоронили соответственно его званию, а сына его, Хугдитриха, взял к себе.

Отец Вольфдитриха перед смертью призвал к себе трех своих сыновей и поделил между ними свои владения.

Константинополь отдал он Вольфдитриху.

Герцог Берхтунг после похорон короля взял с собой воспитанника своего, Вольфдитриха, и отвез его в свою землю. Вольфдитрих прожил у него пять лет и за это время обучился всем рыцарским наукам и искусствам. Тем временем братья его успели завладеть полученным им от отца наследством.

— Он незаконный сын, — говорили они, — и не может наследовать отцовских владений.

Узнав о том, герцог Берхтунг пошел к своему государю.

Вольфдитрих горько оплакивал свою жену и наконец на ее могиле возложил на себя крест и отправился ко Гробу Господню.

В море он был застигнут бурей, и ветром отнесло его корабль к какому–то незнакомому берегу. Так как буря не прекращалась, то Вольфдитрих вышел на берег, чтобы собраться с силами и отдохнуть; когда он вернулся на судно, то обнаружил, что корабельщик исчез, так что он был вынужден продолжать путь один. На корабле оставался только мальчик, правда, постигший уже искусство управлять парусами, но еще слишком слабый, чтобы одному справляться с ними, а потому Вольфдитрих сам помогал ему и в то же время учился у него.

Так в течение нескольких дней продолжали они свой путь вдвоем, как вдруг заметил их разбойничий сарацинский корабль и напал на них, осыпая их градом стрел и копий. Видя, что оборона невозможна, Вольфдитрих бросился в море, подплыл к неприятельскому кораблю, вскарабкался на него и в короткое время перебил всех, бывших на корабле, за исключением лишь одного сарацина, давшего ему обещание креститься. Сарацина этого звали Гере, а при крещении он получил имя Вернер и с тех пор всегда был самым верным спутником и боевым товарищем Вольфдитриха. Они продолжали путь свой уже втроем и высадились в Акконе, намереваясь пешком идти ко Гробу Господню. Но не успели они еще выйти из города, как их нагнали приютившие их немецкие монахи, прося их помочь им защититься от нападения, которым угрожал их ордену один могущественный сарацинский султан. И действительно, султан этот вскоре напал на монастырь, но Вольфдитрих и монахи дали ему такой отпор, что он поспешил уйти и никогда уж больше не нападал на святую братию.

Паломники снова пустились в путь и благополучно шли целых семь дней, не встречая на своем пути никакого препятствия, как вдруг, уже под самым Иерусалимом, натолкнулись они на большое войско нехристей; от него отделился небольшой отряд и поскакал им навстречу. Вольфдитрих сейчас же ринулся в бой, но в то время как он сражался, один из нехристей убил за его спиною мальчика, с которым он не расставался с той поры, как ступил на корабль. Увидев это, Вольфдитрих в страшном гневе с такою яростью устремился на врагов, что перебил их всех до последнего, а вместе с ними и предводителя их Дельфиана.

Когда весть об этом распространилась, поднялись целые тысячи нехристей, чтобы отомстить Вольфдитриху, — убитый Дельфиан был родной племянник короля их, Мерциана. Но и такому войску стоило немало труда сладить с Вольфдитрихом и товарищем его, Вернером, и только после долгой и упорной битвы удалось им убить Вернера и взять в плен самого Вольфдитриха.

Если хотите вы послушать рассказа о чем–нибудь чудесном, то я могу сообщить вам великую новость. Не сердитесь на меня, если расскажу я вам правду об одном благородном, славном короле — звали его Дитвартом. Вся римская земля признавала его своим государем и служила ему всеми своими силами. Много доблестных витязей служило ему ради великой славы, какою пользовался он в своем царстве. Во всех далеких и близких землях славился он своею храбростью и отвагой, и в его собственной земле царствовали мир и согласие.

Так жил Дитварт целых тридцать лет, пока не достиг наконец вполне зрелого возраста. В то время в земле его нравы были очень строги и чисты, и юноши не приучались с ранних лет проводить время с женщинами или ухаживать за дамами, как это в моде теперь, в наше время. Оттого–то и люди в то время были добродетельнее и лучше, а вместе с тем и жилось им веселее.

Достигнув зрелого возраста, Дитварт приказал посвятить себя в рыцари вместе со многими другими молодыми людьми, а потом, приняв на себя управление своим царством, собрал он на совет своих ближайших и самых верных советников и сказал им:

— Вы видите, что достиг я уже зрелого возраста и пора мне теперь жениться; посоветуйте же, которую из молодых девушек выбрать мне себе в жены?

Долго молчали советники; наконец один из них заговорил:

Если хотите вы послушать старинные рассказы о чудесных подвигах славных витязей, то надо вам помолчать, и я расскажу вам о великом походе и о том, как потом бернский витязь защитил свою землю от короля Эрменриха. Король этот задумал силою присвоить себе римские земли: Падую, Гарду, Берн, — всем этим хотел он владеть один. Потому–то и поступил он так, как сказано. Королю Дитриху причинил он большое горе: грабежом и пожаром опустошил он его землю. Король римского царства, поверьте мне, после того набега

[15]

всего лишь год один прожил еще в земле гуннов. Воины его, оставшиеся там, приготовили ему много горя.

До того времени, как я слышал, с уст его никогда еще не срывалось ни одно дружелюбное слово об Эрменрихе. С огорчением видела щедрая, знатная Хельха, что король Дитрих не переставал проливать горькие, обильные слезы.

— Очень хотелось бы мне знать, о чем это так глубоко скорбит король Дитрих, — говорила щедрая Хельха, — быть может, я могла бы утешить его в его скорби.

Позвала она к себе маркграфа Рюдигера и попросила его сходить к Дитриху и узнать, не обидел ли его кто–нибудь в гуннской земле.

— Все еще оплакиваю я моих витязей, которых потерял я в битве, — отвечал Дитрих на расспросы Рюдигера, — теперь же еще вдвойне печалит меня то, что Эрменрих опять опустошил мои земли и я не мог помешать ему в этом.

Хотя и хорошо жилось Дитриху в земле гуннов, но все же часто задумывался он о том, сколько вреда и позора причинял ему всегда дядя его Эрменрих. Но нигде не удавалось ему захватить открытою силой этого хитрого и лукавого князя, и задумал и он тоже прибегнуть к уловке. С немногими спутниками вернулся он тайно в Берн и тут узнал от супруги Хильдебранда, Уты, что Эрменрих находился в это время в одном из своих замков, имея при себе всего лишь триста пятьдесят воинов.

Темной ночью вышел Дитрих из Берна, взяв с собой всего лишь одиннадцать воинов. Когда они почти уже пришли к замку Эрменриха, увидали они на дороге виселицу: король Эрменрих приготовил ее для своего племянника на случай, если он попадется ему в руки. Вид этой виселицы только удвоил гнев Дитриха, и он скоро стал яростно и буйно стучаться в ворота замка.

— Чего вам надо? — окликнул их из–за ворот привратник.

— Хотим мы спросить у твоего господина, для кого это приготовлена там на дороге виселица, — отвечали ему стучавшиеся в ворота пришельцы.