Весна. Талая вода сбегает и тротуаров и, устремляясь в сливные отверстия, журчит не хуже ручейка, в какой-нибудь роще. Птицы поют в два раза громче, коты и кошки справляют свадьбы, в который раз подряд. Солнышко греет в два, а то и в три раза сильнее, заставляя оживать всё и вся. Весна. Всем хорошо и животным и людям, не за горами и лето, пора отпусков и дач.

Люди на улицах стали чаще улыбаться, женщины сменили тяжёлые шубы на весенние пальто и сапожки. Короткие юбки заглядывают в разрезы, а эти самые разрезы открывают, проснувшимся после нудной зимы мужчинам, оголённые по самые некуда, затянутые в колготки, крепкие бёдра.

Весна. Тает почерневший снег, из-под него появляется прошлогодняя трава и местами не убранная листва. Дни становятся длиннее и ярче, воздух наполняется новыми запахами и как будто бы густеет. Всё в мире просыпается, и петь хочется не только птицам. Пора надежд и новых планов, любви и романтики. И всем в этом мире весны хорошо. Нет, стоп, не всем. Одному человеку совсем не хорошо. Михалычу.

Серёга Михаличев, в миру просто Михалыч, сидел на лавочке, возле своего подъезда и сонно посматривая по сторонам, прокручивал в голове последние три часа своей жизни.

Всё началось как обычно. Утром Серёга встал, умылся, пожарил три яйца с колбасой, нарезал пару бутербродов и всё это умяв, запил кружкой якобы бразильского кофе, на банке которого было русским языком написано — «Произведено на консервном заводе „Приморец“, деревня Кунино, Тверской области».

Утром Серёга позавтракал, нарезал бутербродов в дорогу, оделся и, прихватив сумку, вышел из квартиры. Закрыв дверь, он позвонил в соседнюю. Квартиру бабы Нади. Постояв несколько минут, Серёга решил, что бабулька уже, куда-нибудь ушла, положил под её коврик свой ключ и с мыслью, что позвонит соседке на домашний из автомата, вошёл в лифт.

Серёга вышел из подъезда и увидел сидящую на лавочке бабу Надю.

— О, баб Надь, а я тебе звоню, звоню, а тебя нет. Ключ я тебе под коврик положил, на всякий случай.

— Вот и ладно. Всё взял? — старушка, как и вчера, сидела, поставив перед собой палку и оперевшись об неё руками.

— Да, вроде всё, — ответил Серёга. Тут к его ногам подошёл кот, тот самый, что вчера сидел на коленях бабы Нади и, заурчав, стал тереться о Серёгины ноги.

Отложив в сторону ложку, Серёга откинулся по привычке назад и чуть не упал. Он совсем забыл, что сидит на табурете, в гостях, а не на стуле у себя дома.

— Уф-ф! Вкуснотища! — коротко выразил удовольствие Серёга. — Вроде бы ничего особенного, а вкусно!

— Вся изюминка в простоте, Серёжа, — дед Шеремет встал и принялся убирать со стола. Серёга с минуту наблюдал за ним, а потом тоже поднялся и стал помогать.

— Ты лучше помой посуду. Вон кастрюля в печке стоит с горячей водой, вон раковина. Из крана только холодная вода течёт, разбавишь вот в этой миске и мой. Химии я в доме не держу, так что мой в горячей воде и споласкивай, как следует, сам потом будешь из этих тарелок есть. Понял?

— Да, всё понятно. — Серёга взял две прихватки и, открыв заслон у печи, достал кастрюлю с водой. — Дело-то хозяйское, простое.

Новые друзья

В поход!

Быть Охотником

Глубокая разведка

Люди небольшой реки

— … шесть, семь, восемь, девять, деся-а-ать!.. У-ф-ф! — Михаличев бросил камни, зашитые в шкуры, и оперевшись руками о колени нагнулся вперёд. Со лба на землю капал пот, сердце бухало как пневмомолот, отдавая толчками в висках. Руки уже не держали каменные гантели, а плечи, которые Серёга сегодня прокачивал, занемели, набухли от притока крови.

— Ещё два подхода и хорош на сегодня, — Серёга выпрямился и, уперев руки в бока, несколько раз глубоко вздохнул и спокойно выдохнул, восстанавливая дыхание. — Дрок, принеси воды.

Парень, сидевший в паре метрах, подорвался и лёгким, пружинящим шагом, отправился к временной стоянке племени. Серёга прохаживался взад-вперёд, пожимая плечами. Дрок принёс в листвяной чаше воду, Михаличев отпил несколько глотков и подошёл к гантелям.

— Продолжим. — Ухватив камни-гантели за оплетающие их кожаные лямки, он выпрямился. — И-и-и, раз, два, три…

Две недели на голой как стол земле, прикрытой лишь редкой щетиной короткой травы. Испытание для племени не простое. Идти приходилось только вечерами. Мяса было в избытке, стада диких оленей и степных быков, на взгляд Серёги похожих на зубров или бизонов, попадались очень часто. Нужды в охоте не было, но мужчины всё равно ревниво посматривали на животных, которые в прочем не стремились убегать сломя голову от людей.

С водой в первую неделю случилась проблема. До того как племя вошло в степь, воду находил Рева. У лияров было исключительное чутьё на воду. Но вот вода закончилась и сколько старый лияр не ходил кругами, всё без толку. После очередной попытки, Тхал пожал плечами и немного виновато посмотрел на Серёгу.

— Может, ты попробуешь сам, Охотник? — спросил он. — Ты ведь можешь говорить с водой.

— Попробовать можно, — согласно кивнул Серёга. — Только как это делать?

— Расставь вот так руки, — лияр показал, как держать руки, ладонями вниз, параллельно земле. Серёга повторил. — Вот, так, правильно. Теперь иди кругом и думай о воде. Как только почувствуешь холодок в ладонях, остановись и поводи руками над землёй. Если ладони будет холодить сильнее, значит, в земле есть вода.

Племя степняков называло себя тарагами. Жили степняки охотой и так сказать животноводством. Зубры, которых в племени было чуть больше четырех десятков, приручили предки, и их поголовье иногда достигало ста голов. Тараги кочевали по степи, плодились, охотились, разводили зубров, чтили Мать-землю и гоняли периодически пару других племён со своей земли. Правда Серёга так и не понял, как тараги определяли, где их земля, а где уже нет. Видимо их землёй была та, на которой они сейчас находились. Все споры с другими племенами тараги решали просто, — они мерялись тук-туками. И, по всей видимости, пока ещё ни разу не проиграли.

Единственное поражение было получено от серегеев. У их вождя оказался тук-тук таких размеров, что вождь, как и предсказал Серёга, мучился бессонницей, моля Мать-землю об увеличении его собственного имущества. Но и из этого тараги извлекли пользу. Да такую, что Серёгу чуть столбняк не хватил. Каждый вечер вождь тарагов приводил к Серёге свободную женщину. Поначалу Серёга не понял, что нужно делать. Он думал, что женщину привели, чтобы женщины серегеев научили её тому, чего не знают тараги, но заблуждение Небесного Охотника развеяла Маарам.

— Ты должен пролить в неё своё семя, Охотник. Если ты этого не сделаешь, степняки обидятся, — с совершенно серьёзным видом сказала она Серёге. Михаличев хотел, было спросить, не против ли Ориана и Маарам, что он переспит с женщиной из другого племени, но передумал. Если уж никто не возражал против того, чтобы у тебя был гарем, то уж для укрепления дружбы все средства хороши.

Так Серёга оставил свой след в истории племени тарагов. Вождь, забирая поутру женщину, о чём-то её спросил, та быстро залопотала, закатывая глаза и улыбаясь. Вождь с улыбкой посмотрел на Серёгу и кивнул, а затем дотронулся до Серёгиного бицепса:

— Каш хараш дыр! Аарам дирум!

Редкий лес, который и лесом-то назвать язык не поворачивался, медленно приближался. Вернее приближалось к лесу племя. Чувствовалось оживление, наконец-то деревья, наконец, трава и привычные звуки.

Серёга смотрел на Ориану, а та на глазах светлела, она то и дело посматривала в ответ, и видно было, что готова бежать вперёд всех, чтобы оказаться первой у деревьев. Конечно, — думал Серёга, — она ведь дитя лесов, умеющая говорить с деревьями.

Серёга спрашивал Ориану, как это говорить с деревьями, но она лишь пожимала плечами, не зная как объяснить. А раз не могла объяснить, то и научить тоже не могла. А Серёга, понявший, что чем больше у тебя умений и знаний в этом мире, тем ты круче и сильнее. Впрочем, в его современном мире всё было точно так же.

Ещё Серёгу мучила мысль, о том, почему не сработало его умение говорить с чужими племенами. Своими мыслями он поделился с Тархой и Маарам. Тарха высказала мнение, что Серёга не очень хотел понимать, поэтому и не получилось. Нужно хотеть, иметь достаточно сильное желание.

Значит, до этого были спонтанные срабатывания этих умений. Видимо внутренне он желал чего-то очень сильно, не отдавая себе отчёт, поэтому случалось всё само собой.

Жизнь кочевника начинала надоедать Михаличеву. Остановки на пару дней не приносили желанного отдыха. А зима тем временем наступала на пятки, её сестра, осень, бежала впереди племени. Продвижение на юг не спасало от холодов. Листва медленно желтела, трава ещё была зелёной, но становилась настолько жёсткой, что зубры подолгу оставались на месте, выискивая более или менее пригодную для них пищу.

Серёга как мог, оттягивал момент, когда придётся встать на зимовку. По его мнению, составленному на основе рассказов тарагов и вождей ещё пары племен, с которыми им пришлось пересечься, море было всего в паре неделях пути. От границы степи серегеи двигались уже месяц, но каждый следующий день становился всё труднее и труднее.

Когда стало понятно, что без длительного отдыха передвигаться племя будет всего километров по пять в день, если не меньше, Михаличев решил остановиться на длительную стоянку. Его решение было встречено с большим одобрением со стороны охотников, которым приходилось останавливаться на одном месте на пару дней, а потом догонять племя с добычей на плечах.

Стоянку обустроили на границе леса, по которой шло племя, в небольшой прогалине, где Рева нашёл воду. Шалаши ставили женщины, помогали им дети, а мужчины, небольшими группами, отправились осваивать охотничьи угодья. Серёга, взяв с собой Фрама и Дора, тоже отправился на охоту. Гора и Дрока оставили в стойбище, присматривать за порядком.

Медленно пробираясь по лесу, Серёга первым приметил чёрную спину лесной свиньи. Это был не кабан, какого знал Михаличев в своём времени, а именно лесная свинья. Животное, небольшого роста, на коротеньких ножках, с вытянутым, похожим на колбаску розовым с чёрными пятнами туловищем, покрытое густой, короткой щетиной, большим носом-пятачком, рылось под небольшим дубом. Видимо услышав охотников, свинья вскинула голову и засопела, втягивая пятаком воздух как насос. Серёга присел, а следом за ним тут же опустились на корточки и его спутники.

Стан отошёл от стола, на котором стоял терминал, и застыл на пару секунд в центре комнаты. Проследить мыслительные процессы по непроницаемому лицу было трудно, но, тем не менее, они были. Биоты мыслили быстрее людей, если термин мыслить, можно было бы применить к ним.

Биот открыл встроенный шкаф, сдвинул заднюю панель одного из ящиков и достал короткую, серого цвета, трубку толщиной сантиметра три и длиной в тридцать, с чёрной рукоятью на конце. Трубка удобно легла в руку, Стан нажал большим пальцем на небольшое уплотнение на рукояти и трубка начала трансформироваться. Через минуту Стан держал в руке лёгкий, короткоимпульсный глонг.

Биот вышел из своей комнаты и прошёл по коридору. Возле одной двери остановился, будто прислушиваясь, потом толкнул дверь и, остановившись в дверном проёме, поднял глонг. Ламан, а это была его комната, приподнялся с кровати на шум открываемой двери и был отброшен назад двумя импульсами. На груди Ламана расцвела пара красных цветков, Стан сделал шаг, другой, поднял руку с зажатым в ней глонгом снова и выстрелил уже мёртвому человеку в голову.

Молча, Стан прикрыл дверь и, пройдя по коридору до конца, поднялся уровнем выше. Здесь он не останавливаясь, пересёк небольшой холл и вошёл в один из коридоров, остановился у единственной двери. Застыл на несколько секунд, а потом открыл дверь, одновременно вскидывая глонг и нажимая на сенсор огня. В этот раз жертвами биота стали Дракс и Тикана, которые уединились в мастерской техника.

Последнего человека, Тилама, биот нашёл в лаборатории, где тот возился с анализаторами, в который раз проверяя и перепроверяя данные о странном человеке. Стан тихо вошёл, прикрыл за собой дверь, поднял руку с глонгом и выстрелил в спину мужчины. Тилам упал грудью на рабочий стол, ноги подкосились, и он сгребая с поверхности мелкие склянки и трубки анализаторов, сполз на пол.

Могилу рыли одну на троих. Сначала Серёга хотел похоронить Тарху, Дира и Филама отдельно, но когда начал копать, понял, три могилы ему не одолеть, иначе копать придётся несколько дней.

Земля была твёрдой, камни попадались не только сверху, но и даже когда выкопали яму на полметра. Копали почти целый день, Серёга рыхлил землю топором, потом палкой, выкидывая наверх руками. Васха подменял Серёгу на несколько минут, давая ему отдохнуть. Он отыскал небольшой плоский обломок камня, рыхлил топором, а камнем как лопаткой выбрасывал землю.

Когда яма, конечно не в рост человека, была глубиной почти в метр, Серёга стал копать в сторону, делая нишу для второго тела, а потом и с другой стороны, для третьего покойника. Приноровившись, дело шло быстрее. Васха разжёг костёр на краю могилы и когда на поляну опустились сумерки, Серёга продолжал копать.

Пальцы саднило, спину ломило, ноги уже не держали. В полной темноте Серёга выкинул последнюю горсть земли, вылез из ямы и сел рядом с костром. Васха и Вилла, которые уже клевали носом, встрепенулись.

— Всё, теперь можно и похоронить по-человечески. — Серёга опёрся рукой о землю. — Сейчас отдохну, и перенесём тела сюда. Ещё чуть-чуть, потом отдохнём.

До ночи он не успел, кружил как идиот, с расставленными в стороны руками по каменной поляне, вокруг скалы. Уже, когда укладывались спасть, Серёга подумал, что спать на мягкой кровати внизу, куда приятнее, чем на шкурах, настеленными на голые камни. Но что поделать, коль дети лесов, полей и огородов, не хотят лезть под землю. Наверное, клаустрофобия у них.

Ещё пришла мысль, что, наверное, зря весь вечер таскался по камням, разыскивая воду. Филам, вряд ли ходил за водой к лесному роднику, наверняка есть внизу какая-то хитрая установка, что делает и воду. А что? Ведь размножает же продукты чудо-холодильник, так почему бы и не быть аппарату с водой.

С этими мыслями он уснул, но перед тем как сознание погрузилось в мягкую вату сна, Серёга ощутил, что к нему прижалась Вилла, положив руку на грудь. Внизу толкнула горячая волна, наполняя горячей кровью мужское начало. Серёга разлепил глаза, дыхание участилось, он перевернулся набок, руки сами отыскали груди Виллы. Ласки, ласки, Серёга кое-как стянул штаны. Девушка притянула Серёгу к себе, он привстал над ней, давая раздвинуть ноги.

Вилла вскрикнула, но, прикусив губу, погасила крик. Она лежала неподвижно, давая Сереге, насладится, сама вряд ли получила что-то кроме боли.

Чёрт! Она же девственница! Вот дела! Первооткрыватель хренов! — подумал Серёга, уже засыпая. — Интересно, я ей нравлюсь, или она отдалась сама только потому, что я для неё вождь и почему-то не проявляю инициативы? А я и не проявляю, устал, как не знаю кто, вот и не проявляю. А Васха ничего не слышал? Или слышал? Нужно это как-то делать без него, а то чую нравы тут вольные, будешь жарить какую красотку, а вокруг толпа будет ходить, и внимания не обратят. Хотя женщин местных красотками с натяжкой назвать можно. Но, на безрыбье и рак рыба. Тьфу, блин, пошлятина, какая в голову лезет! Всё, спать, завтра строить начнём. Ага, светлое будущее!

Солнце уже село, рассеивая последние красные лучи. В мареве нагретого воздуха, Серёга увидел фигуры бредущих людей. Один, два, три, четыре.… Четверо брели между камней, спотыкались, последний упал. Впередиидущие остановились, дожидаясь пока он встанет. Первый нёс два копья, второй держал на плече дубину, ещё двое тащились сзади, неся в руках небольшие узлы из шкур. Михаличеву почудилось, что он уже видел эту картину, видел этих четверых.

Серёга всматривался в бредущих людей, зрение послушно скакнуло вперёд, приблизив людей.

— Чёрт побери! — выругался он. По каменной долине брели четверо хорошо знакомых ему людей. Гор, Фрам, Дор и Дрок. Гор нёс два копья на плечах, Фрам был вооружён дубиной, Дор и Дрок несли по небольшому узлу из шкур.

Четвёрка молодых охотников остановилась, Дор, он шёл последним, опять споткнулся и упал. Встать видимо не было сил, он перевернулся на спину и замер. Гор, который первым заметил человека на валуне, подсвеченного последними лучами солнца, замер на месте, потом сбросил с плеч копья и упал на колени. Следом за ним на колени упали Фрам и Дрок.

— Ну, и какого хрена они сюда припёрлись? — пробормотал Серёга себе под нос. А трое из четверых бывших соплеменников тем временем отбивали поклоны, простирая вперёд руки. Дор лежал на спине, не подавая признаков жизни.

До темноты они шли по лесу, петляя меж деревьев, обходя заросли молодой поросли и поваленные стволы огромных деревьев. На ночлег расположились под одним из таких стволов. Костёр не разжигали, подкрепились холодным мясом. Харт дежурил первым, потом разбудил Гора и Фрама. Под утро, когда лес ещё пребывал в темноте, но некоторые птицы уже начали пробуждаться, оглашая округу короткими трелями, разбудили Серёгу.

Едва серый свет разлился по лесу, отправились дальше. По словам Харта, после полудня уже будут на месте. Когда солнце уже близилось к зениту, Харт сбавил скорость и теперь часто останавливался, указывая Серёге на следы присутствия людей. В некоторых местах они видели срубленные каменными топорами стволы тонких деревьев. Попадались стволы деревьев с ободранной корой. Харт видел следов больше чем Серёга, постоянно хмурился.

К границе стойбища чужаков, крались в полусогнутом состоянии. Серёга отдал кувалду Фраму, а сам шёл с луком в руках. Харт вывел их к густому кустарнику, растущему в десятке метров от границы стойбища — огромной поляны, на которой стояли десятки шалашей.

Серёга пытался сосчитать шалаши и прикинуть возможную численность племени.

— Сорок шалашей, — шептал он. — Если в каждом минимум двое мужчин, это восемьдесят. Предположим, что двадцать из них подростки и старики. Шестьдесят мужиков. Плюс бабы, этих всегда больше. Кто-то может схватиться за копьё или дубину. Чёрт, как же их много….