ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ
Главный редактор Ю. Петухов
Юрий Петухов. ЗВЕЗДНАЯ МЕСТЬ (продолжение романа)
Анатолий Фесенко. ШАГ ИЗ ТЬМЫ (рассказ ужасов)
Оформление обложки С. Атрошенко.
Оформление авантитула С. Атрошенко, иллюстрации Р. Афонина.
Юрий Петухов
ЗВЕЗДНАЯ МЕСТЬ
Периферия Системы
Видимый спектр
2478-ой год, июнь
Пространство везде Пространство, даже на глухих окраинах Вселенной оно не меняет своей сущности, оставаясь столько же холодным и мертвым, как и в шаровых скоплениях, в ядрах галактик. И неважно, что вокруг — обманчивый блеск миллиардов мигающих звезд или же черная пустота с редкими, будто случайно просыпанными на черную скатерть беленькими крохотными крупинками. Неважно! Пространство одинаково убийственно повсюду. Оно несет смерть всему живому, оно враг самой Жизни. Но есть места в этом безликом и бесконечно протяженном поле смерти, где плотность враждебности достигает предела. И в таких местах Пространство прорывается под натиском сконцентрированного Зла и образует невидимые исполинские воронки, в просторечии именуемые коллапсарами или «черными дырами». Зло истекает через эти воронки в иные измерения и иные пространства. Но навстречу ему движется поток еще более страшного Зла, чуждого, необъяснимого, ибо воронки раскрыты в обе стороны, ибо Всеобщее Движение Добра и Зла всенаправлено и неостановимо, оно не желает укладываться даже в самые емкие теории, создаваемые существами, пытающимися постичь его. Существам этим положен предел. Движение же и Пространство — беспредельны. Их можно описывать тысячами, миллионами формул, миллиардами теорий… и все равно описанное будет составлять бесконечно малую часть Существующего. Живущим среди формул и книг кажется, что они постигли все или почти все, что они вот-вот до самого донышка познают Мир. Но они и не представляют, что ползают среди Бесконечной Ночи жалкими светлячками, ничего и никого не освещая вокруг, неся свой свет только на себе и в себе. Ночь же существует помимо них. Она не замечает ползающих в Ней, ибо в сравнении даже с капелькой Ее тьмы весь сон этих самонадеянных букашек просто ничто. Незамеченными рождены они в Ночи этой, незамеченными будут и поглощены Ею. Но пока они живут — они есть!
Радиоастрономические локаторы капсулы засекли «черную дыру» всего лишь в полумиллионе километров от точки выхода. Иван не ожидал обнаружить здесь столь опасную соседку. Он не рассчитывал перебираться в Чужое Пространство. С него и так хватало передряг! Но мозг уже связал наличие здесь воронки и присутствие негуманоидов.
Только теперь он начинал смутно догадываться, с кем ему предстоит иметь дело. Да, сюда надо было приходить на суперкрейсере последней модели, на боевом корабле, а не на этой дырявой лоханке, которая развалится при подходе к коллапсару!
И все же он не счел нужным расстраиваться. Что есть, то и есть. И один в поле воин! Даже если он практически безоружен и гол, все равно! Была бы воля, была бы вера!
Иван решил, что медлить не стоит. Он вытащил подаренный Таекой переговорник, этот крохотный черный шарик на присосочке, сунул его в рот, прикрепил к небу, попробовал языком — шарик держался прочно, не мешал, наверняка он пригодится. Яйцо-превращатель лежало в кармане. Но он еще раз провел рукой по нему, проверил. Потом расстегнул молнии и до отказа набил внутренний пояс, облегавший талию, медикаментами, стимуляторами и прочей необходимой мелочью, туда же заложил несколько шестичасовых кислородных баллончиков — мало ли что, на всякий случай.
Невидимый спектр
Вход в Систему — «Система — Хархан-А
123-ий год 8586-го тысячелетия
Эры Предначертаний,
месяц цветения камней
Ему снилось что-то невообразимо далекое, может быть, никогда не существовавшее, а лишь привидевшееся в грезах, придуманное или навеянное чем-то, а может, и бывшее с ним… он не пытался разобраться, да и не мог, наверное, даже если бы и очень захотел.
Он был невесом в этом сновидении. И его подбрасывало вверх что-то теплое, нежное, сильное. Он взлетал под белый недосягаемый купол, замирал на мгновенье — оно было сладостным и ощутимым — и падал вниз, в тепло и нежность, чтобы снова взлететь, снова замереть, испытывая и восторг и страх одновременно, чтобы застыть в парении хотя бы на миг, насладиться этим мигом и постараться задержать его. Было несказанно хорошо, как наяву не бывает, ему не хотелось ни кричать, ни говорить, он открыл рот, чтоб только вздохнуть поглубже; падая, он зажмуривал глаза, взлетая, раскрывал широко-широко. И все было прекрасно! Но последний раз взлетев и застыв на мгновенье, он опустился не в мягкое и нежное, он вообще не опустился… он упал на что-то холодное, колючее, непонятное. И это непонятное сжало его тело, сдавило грудь, остановило полет. Сверху выплыли из-за белых сводов три пугающе мертвых глаза…
Иван вздрогнул. Очнулся. Он лежал в полуразвалившемся кресле шлюпки. Болела нога — наверное, он ее здорово ушиб при падении. Он все помнил. И он догадывался, что за сила швырнула его обратно, когда он пытался вылезти. Но ему оставалось лишь поблагодарить ее, что совсем не пришибла.
Часть вторая. ПОД КОЛПАКОМ
Предварительный ярус
Уровень первый
Хархан-А
Год 123-ий
месяц цветения камней
Могуч был сидящий на троне. Могуч и страшен. Теперь-то Иван видел, что это вовсе не раскрашенная кукла, не увешанный драгоценностями манекен, а владыка, властитель. И все, лежащее, висящее, стоящее вокруг трона подчеркивало силу и величие восседающего на нем. Все будто кричало, вопияло — пади ниц, презренный, устрашись и распластайся, смирись и безропотно ожидай решения участи своей!
У подножия трона, по бокам от него, да и позади, наверное, грудами, пирамидами лежали какие-то полупрозрачные шары. Иван на них поначалу и внимания не обратил — лежат себе и лежат, значит, так надо. Но чем ближе он подходил, тем все более уверялся в догадке — внутри шаров были заключены головы… он не мог еще разобрать — двуглазые или трехглазые — но точно, головы разумных существ, или людей, или обитателей системы, харханановцев.
Двурогий заметил его взгляд, растерянность. И провозгласил почти добродушно:
— Не трепещи, червь, твоя безмозглая голова не удостоится такой чести! Там заключены вельможи и сановники, лица влиятельные и мудрые. Нам иногда бывает приятно взглянуть на них, вспомнить деяния их, взгрустнуть и расслабиться. Созерцание же твоего уродства может лишь прогнать аппетит и вызвать раздражение.
— И на том спасибо, — ответил Иван. И тут же перешел в атаку: — И все-таки, о мудрейший, видящий то, чего не видят амебы, черви, слизняки и прочие твари, ответь, зачем меня здесь удерживают и что от меня хотят, кому я нужен?
Хархан-А — Ярус-Чистилище — Харх-А-ан
Перпендикулярные уровни. Год 123-ий,
месяц ядовитых трав
Смуглянка была неистощима.
— А когда я прочухалась и зенки свои распялила, мать моя! Не поверите! — наматывала она своим низким грудным голосом на невидимый обод бесконечную цепь своего рассказа. — Это ж сверзиться можно в два счета, какие страсти! В коридорчике по колено кровавой жижи, а в ней ползают ободранные, бултыхаются, рты разевают, зенки пялят, хрипят, стонут, ногтями по обшивке скрежещут… А эти, трехглазые, снова — щелк замочком! Чик — сверху донизу! Шварк — прямо в месиво! Ну прямо как неживые какие, вот ведь сволота! А я снова с копыт — брык! И в отключку! Так-то вот, бабоньки, это вам не то, что здеся изюм жевать!
Рассказ был утомительным. Но Иван обрадовался ему, обрадовался, услыхав низкий голос еще издалека. Все, порядок, значит он приземлился на этот раз там, где и надо! Черт бы побрал эту дурацкую планетенку! На, да ничего, ничего…
Он не стал долго прислушиваться, приглядываться. Евнух-вертухай сидел все в той же гнусной позе все на том же шаре, оплетенном не поймешь чем, сидел да поскрипывал, пошевеливал длиннющими пальцами.
Иван выпрыгнул из зарослей внезапно. Не обращая внимания на визги перепугавшихся женщин, он подскочил к шару, мигом вскарабкался наверх и, ухвативши охранника за руку, сдернул его вниз — да так, что тот всем своим ожиревшим увесистым телом шмякнулся об землю — тарелочки, вазы, кувшинчики, стоявшие прямо на траве, подскочили, перевернулись, рассыпая и разливая содержимое.
Анатолий Фесенко
ШАГ ИЗ ТЬМЫ
Луна выглянула из-за летящих туч, посеребрив их матовым блеском. Посветлевший лес притих, а затем снова очнулся ночными шорохами: заплакала неведомая птица, заухал филин, в кронах спящих деревьев простонал верховой ветер.
Стараясь особо не хрустеть валежником, я неторопливо шел по тропинке туда, откуда тянуло дымком и присутствием человека. Костер оказался, в указанном Прохором месте. Возле огня сутулился на пеньке пожилой мужчина в черном дождевике, рядом лежали «тулка» и рюкзак. С минуту я по привычке наблюдал из темноты, оценивая обстановку, потом шагнул на свет и кашлянул. Охотник вздрогнул, поморгал и хриплым со сна голосом осведомился:
— Вы… кто?
— Лесник, точнее, его помощник. Шел мимо, гляжу — чужой да с ружьишком. Балуются тут иногда.
