В поезде дед вспомнил, что сегодня — двадцать четвертое декабря, сочельник. Старик представил мир, европейские колонии в Азии, Австралию, Европу, Американские материки. В эту ночь почти на всем земном шаре горели около елок рождественские свечи, люди дарили друг другу подарки, нарядившись в праздничное. Старик подумал о христианской культуре, уходящей в века древности, о том, что в эту ночь во всех церквах и соборах священники одеты в костюмы, оставшиеся от ассирийцев. Астрономически, по команде солнца, в ту минуту, когда старик думал о рождестве, на великоокеанских островах, в Австралии и на дальневосточном тихоокеанском побережии сочельник был уже отпразднован, была уже полночь, но в Нью-Орлиэнсе и в Буэнос-Айресе солнце еще светило, подходя к закату, и люди спешили по домам, по семьям, по кланам. В вагоне было буднично, темно и пусто. Старик ехал в тот переулочный город, в котором не был двадцать лет, в котором прошла его молодость и первые годы мужества. Старик вспомнил рождественские морозы этого заштатного города, поездки на тройках, запах ели в доме, запахи парафина и подгоревшей хвои, перемешанные с запахами шуб и нафталина в прихожих, русскую водку и французское шампанское. В этом городе старик, земский врач, оставил помещичье-чиновническую Российскую империю. В этом городе двадцать лет тому назад, посланный в Восточную Сибирь и оказавшийся в просторах земного шара, старик оставил сына. Сын так и остался в этом городе. У сына были свои дети. И в поезде, в полутемном одиночестве старик не понял, но ощутил, что он — и старик, и — дед. Он ехал повидать не только сына, но и внуков, которых никогда не видел.

Поезд пришел в одиннадцать. Станция была пуста. Извозчиков не оказалось. Встречающих не должно было быть. Старик пошел по знакомым улочкам, заметенным сугробами. Вверху светили звезды. Гробовая лежала тишина, не выли даже собаки, не светились даже окна. Город спал. Сын жил в том самом доме, где некогда жил старик.

Отца встретил сын. Дети спали. Старик посмотрел на спящих внуков. Двенадцатилетняя Маришка спала, подложив руку под голову. Десятилетний Володька разметался в тепле и спал, точно ехал верхом на детской своей кровати. Отец и сын проговорили до рассвета, за российским самоваром. Старика уложили в кабинете. Сквозь сон он услышал, как приоткрылась, скрипнув, дверь. Старик увидел — за дверью появились две головы, затем еще скрипнула дверь, и на порог ступили ребятишки. Дети внимательно и озорно рассматривали деда. Дед поднялся с дивана. Дети улыбнулись.

— Здравствуйте, внуки, — сказал дед.

— Здравствуй, дедушка, — сказала внучка.