где сообщается о многих и многодивных вещах, которые ему довелось увидеть и услышать в королевствах Китайском, Татарии, Сорнау, оно же в просторечии Сиам, в Каламиньяне, Пегу, Мартаване и во многих других королевствах и княжествах Востока, о которых в наших западных странах весьма мало или даже совсем ничего не известно, и повествуется также о многих приключениях, случившихся как с ним, так и с другими многими лицами. А к концу настоящих странствий прилагается краткое описание жизни и смерти святого отца магистра Франциска Ксаверия, несравненного светоча и гордости тех восточных краев и главного ректора в них коллегий ордена Иисуса, написанное тем же Фернаном Мендесом Пинто.

Посвящается его королевскому католическому величеству, государю Филиппу, Третьему сего имени.

Когда я представляю себе великие и непрестанные горести и злоключения, которые мне пришлось испытать с самых ранних лет и в течение большей и лучшей части моей жизни, мне кажется, что у меня предостаточно оснований сетовать на судьбу, как бы нарочито стремившуюся и ставившую себе особой целью преследовать и обижать меня, словно это должно было принести ей великую честь и громкую славу. Не довольствуясь, как видно, тем, что на родине она обрекла меня с юности на постоянную нужду и лишения, а порой заставляла меня трепетать за жизнь, она пожелала еще направить меня в Индийские земли, где, вместо вожделенного мною избавления от бед, я обрел лишь подраставшие с каждым днем заботы и опасности. Но, с другой стороны, когда я подумаю, что от всех этих опасностей и забот меня избавлял всевышний, даруя мне всякий раз спасение и безопасность, я вижу, что жаловаться на все прошлое зло у меня куда меньше оснований, чем благодарить господа за теперешнее мое благополучие, ибо угодно ему было сохранить мне жизнь, дабы мог я оставить в наследие детям своим это грубое и несовершенное сочинение (которое я для них единственно и пишу), дабы узнали они из него все заботы и опасности, изведанные их отцом, коего за двадцать один год тринадцать раз брали в плен и семнадцать раз продавали в рабство в Индии, в Эфиопии, в Счастливой Аравии, Китае, Татарии

{1}

, Макасаре, на Суматре и во многих других странах того самого восточного архипелага на крайних пределах Азии, который китайские, сиамские, гвинейские и лекийские авторы

{2}

называют в своих географических описаниях «бахромой мира», о каковых странах я в дальнейшем надеюсь рассказать особо подробно и с возможной обстоятельностью. Пусть люди извлекут из писаний моих урок — никогда не терять мужества в величайших жизненных испытаниях, а делать то, что повелевает им долг, ибо не существует таких трудностей, как бы велики они ни были, кои с милостью божьей человеческая природа не могла бы превзойти, а затем пусть воздадут они вместе со мной хвалу господу всемогущему за то, что проявил он ко мне бесконечное свое милосердие, несмотря на все мои прегрешения, ибо от них, как я вполне отдаю себе отчет и открыто признаю, произошли все мои несчастья, а от него родились силы и мужество, давшие мне возможность преодолеть препятствия и выйти живым из всех испытаний.

Итак, начиная повесть о моих странствиях с того, что произошло со мной на родине, скажу, что после того, как в нужде и лишениях я провел первые десять или двенадцать лет своей жизни в бедном доме отца своего, в селении Монтемор-о-Вельо, один из дядей моих, желавший, видимо, направить судьбу мою в более благоприятное русло, отвез меня в Лиссабон и определил в услужение к одной весьма знатной сеньоре, происходившей от именитейших родителей, полагая, что покровительство как ее, так и их принесет мне то, чего он желал для меня добиться. Произошло это в то время, когда в Лиссабоне разбивали щиты

Замысел моего дяди не увенчался тем успехом, на который он рассчитывал, дело, напротив того, обернулось совсем в другую сторону, ибо примерно после полутора лет моей службы у этой сеньоры со мной произошел некий случай, подвергший жизнь мою столь большой опасности, что, дабы остаться в живых, я вынужден был, спасаясь с крайней поспешностью, в тот же день и час покинуть дом моей госпожи. И вот, когда я шел, сам не ведая куда, ошеломленный всем пережитым мною, словно человек, взглянувший смерти в глаза и думающий, что она следует за ним по пятам, я вышел на Каменную пристань, где увидел каравеллу из Алфамы, следовавшую с конями и багажом одного фидалго в Сетубал, где из-за чумы, свирепствовавшей во многих местах королевства, пребывал в это время со всем двором король дон Жоан III

После того как во исполнение этого намерения они прошли с нами тринадцать дней, угощая нас все время изобильными ударами плетью, им посчастливилось на четырнадцатый день, перед заходом солнца, приметить парус; всю ночь они преследовали этот корабль, руководствуясь его попутной струей, что было не в новинку этим старим морякам, наторевшим к своем искусстве, пока не нагнали на исходе второй ночной вахты и, дав по нему залп из трех пушек, взяли весьма отважно на абордаж. Хотя при обороне судна (оно было португальским) нашими было оказано некоторое сопротивление, последнего не оказалось достаточно, чтобы предотвратить высадку французов. Убито было шесть португальцев и десять или двенадцать рабов.

Марта одиннадцатого числа 1537 года я покинул родину с армадой, состоявшей из пяти кораблей, на которой не было флагмана, а каждый корабль подчинялся только своему командиру. Командиры эти были следующие: на «Королеве» — дои Педро де Силва по прозвищу «Петух», сын адмирала графа дона Васко да Гамы, останки которого он на этой самой «Королеве» доставил в Лиссабон, где по указанию короля дона Жоана, находившегося тогда в столице, прах этот был встречен с большими траурными почестями и пышностью, чем когда-либо удостаивались, подданные короля; на корабле «Святой Рох» — дон Фернандо де Лима, сын Диого Лопеса де Лимы, губернатор крепости Гимараэнс, который в следующем, 1538 году пал, защищая крепость Ормуз

{7}

, будучи ее комендантом; на «Святой Варваре» — его двоюродный брат Жорже де Лима, который должен был занять пост коменданта Шаула; на корабле «Морская пена» — его постоянный командир Лопе Вас Вогадо, и, наконец, на «Галисийке», вместе с которой погиб впоследствии Перо Лопес де Соуза, некий Мартин де Фрейтас, уроженец острова Мадеры, убитый в том же году в Дамане с находившимися там под его началом тридцатью пятью человеками.

Все эти суда, следуя обычным для каждого курсом, по милости господа нашего прибыли благополучно в Мозамбик, где мы застали на зимовке корабль «Святой Михаил», капитаном и владельцем которого был Дуарте Тристан. Корабль этот отплыл впоследствии на родину с весьма ценным грузом, но на пути исчез бесследно, и по сю пору неизвестно, что с ним произошло, как за прегрешения наши это часто случалось на путях в Индию.

После того как эти пять кораблей пополнили свои запасы и приготовились к отплытию из Мозамбика, комендант крепости ознакомил их капитанов с приказом губернатора Индии Нуно да Куньи, согласно которому все португальские суда, зашедшие в течение настоящего года в Мозамбик, должны были направиться в Диу и оставить своих людей в этой крепости, ибо ожидалось нападение турецкой эскадры на Индию. Причиной тому была смерть султана Бандура, короля Камбайи

Господу нашему было угодно, чтобы и три королевских корабля, направлявшихся в Диу, и два торговых судна, шедших в Гоа, благополучно достигли своего назначения. Когда сентября пятого дня того же 1538 года все три корабли бросили якорь у бара Диу

Семнадцать дней я провел в Диу, где в то время готовили к походу в сторону Меккского пролива две фусты

{13}

, долженствовавшие разведать, действительно ли на нас идет турецкая эскадра, чего в Индии немало опасались. Капитаном одной из них был мой приятель, и я решил попытать с ним счастья, поскольку он всячески заверял меня в своей дружбе и в том, что мне с ним легко будет за короткий срок изрядно разбогатеть, чего я тогда желал больше всего на свете. Поверив его обещаниям и соблазнившись этой надеждой, я не взвесил, сколь дорого зачастую обходится такое предприятие и какому риску я подвергаю свою жизнь. А между тем опасность была велика, как это стало ясно впоследствии из того, что с нами случилось в наказание за грехи наши, да и предпринято было плавание в неблагоприятное время года. Тем не менее я с другом моим отправился в поход на одном из этих судов, носившем название «Силвейра».

Итак, обе наши фусты вышли из крепости Диу и пустились в совместное плавание на исходе зимы, идя против муссонов в очень свежую погоду с обильными ливнями. Между островами Курия, Мурия и Абедалкурия, которые мы увидели издали, мы совершенно сбились с курса и считали себя уже погибшими. За неимением другого выхода мы повернули на зюйд-ост и по милости божьей неожиданно увидели оконечность острова Сакотора, где мы и стали в одной легуа от нашей крепости, воздвигнутой доном Франсиско де Алмейдой

{14}

, первым вице-королем Индии, когда в 1507 году он плыл из Португалии. Там мы пополнили запас воды и приобрели кое-какую провизию, которую, на наше счастье, нам продали христиане, живущие на этом острове, — потомки тех, кого в Индии и на Шароманделе крестил еще некогда святой Фома-апостол

{15}

.

От этого острова мы взяли курс на вход в пролив и за девять дней плавания при благоприятной погоде добрались до широты Масуа, где на заходе солнца приметили парус, за которым погнались с такой стремительностью, что уже к смене первой ночной вахты настигли его. Мы рассчитывали по-дружески побеседовать с капитаном этого судна и получить от него сведения о турецкой эскадре, о том, вышла ли она из Суэца и вообще что о ней известно. Но ответ, который мы получили, был весьма далек от того, который мы ожидали, ибо они, не говоря ни слова, ошеломили нас двенадцатью ядрами, кои выпустили по нашему судну, — из них пять было каменных и железных из фальконетов, а семь из трехфунтовых пушек; я не говорю уже о многочисленных выстрелах из аркебузов. Время от времени они испускали громкие крики и свист, размахивая перед нами своими чепцами и флажками, а с площадки кормовой надстройки показывали нам обнаженные сабли и выделывали ими всякие приемы, словно приглашая приблизиться и вступить с ними в рукопашную.

Сначала их дерзость нас несколько смутила, но после того как наши капитаны посовещались между собой и с солдатами относительно того, как лучше поступить в этом случае, мнения сошлись на том, что враг не так уж силен и следует приложить все усилия, чтобы нанести ему возможно больший урон нашей артиллерией, пока не наступит утро, ибо тогда нам будет легче и безопасней взять его на абордаж. Так и было сделано. И угодно было господу нашему, чтобы, когда мы прогонялись за ним остаток ночи, он на рассвете сам сдался нам, после того как из экипажа в восемьдесят человек на нем было убито шестьдесят четыре. А те, что остались в живых, почти все побросались в море, почитая, что лучше утонуть, нежели сгореть от горшков с порохом, которые мы в них метали. Таким образом, из восьмидесяти уцелело не более пяти тяжелораненых, из коих один был капитан.

Из этих мест мы направились в Аркико

{19}

, землю пресвитера Иоанна, дабы передать письмо, которое Антонио де Силвейра послал своему фактору, некому Анрике Барбозе, пребывавшему там уже три года по приказу губернатора Нуно де Куньи. Барбоза этот с сорока состоявшими при нем людьми спасся при отложении короля Шаэла

{20}

, когда были обращены в рабство дон Мануэл де Менезес вместе со ста шестьюдесятью португальцами и была захвачена казна в четыреста тысяч крузадо и шесть португальских кораблей, тех самых, на которых потом в 1538 году Солейман-паша, вице-король Каира, перевозил боевые припасы и продовольствие, когда турецкий флот пошел осаждать крепость Диу, ибо король Шаэла отправил их в Каир с шестьюдесятью португальцами в виде подарка, преподнеся остальных в качестве рабов своему Магомету, как об этом, полагаю, будет подробно рассказано в историях, повествующих о правлении Нуно де Куньи.

Когда мы прибыли в Готор

{21}

, на одну легуа ниже порта Масуа, нас прекрасно встретили местные жители и один португалец, которого мы там нашли. Звали его Васко Мартинс де Сейшас, был он уроженец селения Обидос и по приказу Анрике Барбозы уже месяц дожидался здесь какого-нибудь португальского судна, чтобы передать ему письмо от этого самого Анрике Барбозы. Васко Мартинс вручил его нашим капитанам; в нем содержались все сведения о турках, которые удалось собрать Барбозе, а также просьба при любых обстоятельствах направить к нему нескольких португальцев для переговоров, что было крайне важно для дела служения господу богу и королю, так как сам он, Барбоза, состоя вместе с сорока португальцами в личной охране принцессы Тигремахон, матери пресвитера, не мог отлучиться из крепости Жил-Эйтор. Оба капитана обсудили эту поездку вместе с солдатами на совете, созванном по этому случаю, и было единогласно решено отправить к Барбозе четырех солдат вместе с Васко Мартинсом и передать ему письмо Антонио де Силвейры, что и было сделано.

И вот четверо, из которых один оказался я, отправились на следующий день в поход на хороших мулах. Последних предоставил нам тикуаши, местный начальник, по письменному распоряжению принцессы, матери пресвитера, которое на этот случай получил от нее Васко Мартинс вместе с шестью абиссинцами конвоя. В тот же день мы остановились на ночевку в знатно и богато обставленных покоях монастыря Сатилган. С наступлением утра мы продолжали наш путь и, проследовав пять легуа вдоль реки, дошли до места под названием Битонто

На другой день мы выехали из монастыря на хороших конях, которых приказал нам выдать принц, приставив к нам четырех человек из своей свиты, заботившихся о том, чтобы нас во все время нашего пути великолепно угощали, и остановились ночевать в большом дворце, называемом бетенигус