Летний вечер. Роскошная вилла в предместьях Рима. Лео Понтекорво, его жена Рахиль и двое их сыновей садятся ужинать. Еще несколько мгновений, и чудовищные обвинения в адрес респектабельного главы семейства, которые произносит с экрана ведущий вечерних новостей, изменят их жизнь навсегда.
Выдающийся детский онколог, любимый студентами профессор, муж и отец, обожаемый своими близкими, не знавшими нужды ни в чем и никогда… Казалось бы, ничто не может помешать уверенному благополучию Лео Понтекорво.
Дорого ли пришлось ему заплатить за это счастье?
Иллюстрации Вертера Дель’ Эдера
Пиперно описывает нисхождение в ад… Сюжет в духе Жоржа Сименона исполнен с точностью Филиппа Рота. Длинными извилистыми фразами, внезапными ускорениями, мятежным юмором Пиперно создает портрет буржуа, которому показалось, что несчастье его не коснется…
Le Figaro Littéraire
Пиперно наделен поразительной способностью создавать «живых» героев, заставлять читателя разделять их страдания. Беспощадный и ироничный, он позволяет нам прикоснуться к ужасным разрушениям, которые может сотворить сошедшее с ума общество медиа, приглашая задуматься о хрупкости жизненного «успеха».
Marianne
Часть первая
Это произошло 13 июля 1986 года: внезапно Лео Понтекорво овладело желание никогда не появляться на свет.
Минуту назад Филиппо, его старшенький, принялся ныть, как это свойственно детям, требуя добавки жареной картошки, поскольку мать проявила неслыханную щедрость по отношению к младшему брату, когда раскладывала еду по тарелкам. Затем начались восьмичасовые новости. Ведущий перед всей нацией обвинял вышеназванного Лео Понтекорво в том, что тот обменивался непристойными письмами с девушкой своего тринадцатилетнего сына. Иначе говоря, Самуэля, который никак не мог доесть свое хрустящее золотистое сокровище. Мальчишка еще не успел разобраться, что принесет ему эта неожиданно свалившаяся на голову известность на телевидении. Дело закончится только сплетнями приятелей? Или он по уши вляпался в дерьмо, попал в самое скверное положение, которое только мог себе представить подросток его избалованного и вялого поколения?
Не стоило обольщаться, что нежный возраст помешал Самуэлю понять — хотя бы на уровне интуиции — то, что было ясно всем остальным: некто по телику намекнул, что его отец трахнул его девушку. Говоря «девушка», я имею в виду малышку двенадцати с половиной лет с волосами цвета тыквы и куньей мордашкой, усыпанной веснушками. Говоря «трахнул», я имею в виду «трахнул». То есть нечто чудовищное, гнусное, слишком жестокое, чтобы с этим смириться. Даже жена и двое детей вот уже некоторое время задаются вопросом — неужели речь идет о том самом муже, отце, безупречном гражданине, которым они так гордились? Выражение «уже некоторое время» намекает на первые судебные осложнения, наложившие позорное пятно подозрений на образцовую карьеру одного из самых успешных специалистов в области детской онкологии. Именно о таком заведующем отделением старая медсестра скажет молоденькой коллеге, недавно принятой на работу, что-то вроде: «Настоящий джентльмен! Никогда не забывает сказать „спасибо“, „пожалуйста“, „будьте любезны“! Да и вообще отличный человек!» Кроме того, в душном приемном покое больницы Санта-Кристины, где матери больных детей высиживали очереди, обмениваясь леденящими душу подробностями того кошмара, в который превратилось детство их малышей, нередко можно было услышать такие диалоги:
— Он такой отзывчивый. Ты можешь позвонить ему в любое время суток. Даже ночью…
— Он очень поддерживает. Всегда улыбчивый, позитивный.
Часть вторая
За семь месяцев до того, как Лео в буквальном смысле сбежал из кухни от своих самых близких людей и от своей ответственности, Лео сбегал в безобидно фигуральном смысле от городской рутины вместе со своей семьей. Он сбегал в Анзер, живописную деревушку в Швейцарских Альпах. Именно там Понтекорво проводили рождественские каникулы. Они снимали отдельное шале на северном склоне и забывали обо всем остальном мире в этом царстве тишины, безмятежности и белизны.
Несмотря на относительно молодые годы, Лео считался выдающимся медиком. Причем настолько, что от его фигуры уже исходила особая аура солидности, какую излучают высокие и сутуловатые научные докладчики, которые перед тем, как прочесть свою речь на очередной конференции, долго роются в карманах пиджака в поисках очков.
Небольшая фотография в приложении к медицинской рубрике в «Коррьере», периодическое мелькание на телеэкране — и Лео смог оценить, что значит быть известным. Его стали узнавать в ресторанах и в вагоне поезда. Нельзя сказать, чтобы ему не нравилось пристальное внимание прекрасных ипохондричек средних лет с безупречными укладками и жеманными улыбками. Тем не менее эта легкая слава не заставила его раздуться, как шар. Скорее харизма профессора Понтекорво заключалась как раз в том, чтобы особенно не стремиться к завоеваниям. Да, именно так, профессор Понтекорво был из тех светил, которые особым образом умели добиваться своего, особенно к этому не стремясь.
Его разнообразная работа (в ней онкология представляла собой отдельную планету, вокруг которой вращались блестящие спутники) позволила стать Лео весьма состоятельным человеком. Частенько в кругу более молодых коллег он любил похвастаться, с долей цинизма и не без кокетства, что университетской зарплаты (он уже достаточно долго преподавал на кафедре) ему хватало только на карманные расходы. Возможно, Лео стоило бы воздержаться от некоторых шуточек в мире, где богатство прощалось только тем, кому за восемьдесят, то есть тем, кому уже ничего не надо от этой жизни, кто не смог бы насладиться в полной мере ее благами.
Однако несмотря на весь успех, несмотря на неуместные порой реплики и благодаря Рахили (девушке, твердо стоявшей на ногах), Понтекорво не кичились своим богатством. Кроме Самуэля, проявлявшего настоящую страсть ко всему дорогому или тому, что казалось таковым, остальные не особо исповедовали гедонизм, что случалось во многих семьях из их окружения в те годы.
