Сборник составлен из произведений советской фантастики 20-40-х гг. В книге публикуются рассказы и повести В. Катаева, Л. Платонова, Н. Асеева, Л. Лагина, К. Паустовского, Вс. Иванова, В. Яна, М. Булгакова, И. Ефремова и других авторов.
Всеволод Ревич. От составителя
Послереволюционная советская фантастика являет собой уникальное историческое образование. После 1917 года словно рухнула какая-то невидимая преграда.
Новая, советская фантастика расцвела почти мгновенно. Перед начинающими советскими писателями, как и перед всем нашим народом, открылась небывалая, никогда в истории человечества не встречавшаяся действительность.
– восклицал Валерий Брюсов. Невероятными, фантастичными прежде всего были произошедшие в жизни перемены, они-то и родили ни с чем не сравнимую советскую фантастическую литературу. Фантастика с ее безграничными горизонтами, с ее отрицанием догм, оказалась созвучной революционным преобразованиям в обществе. В данном сборнике представлена советская фантастика 20-30-х годов; а серия «Литературная летопись Москвы» окрашивает сам подбор произведений в московские тона. Слово «летопись» подразумевает, что речь должна идти о крупных, об исторических свершениях, к тому же летописцы обычно повествуют про день минувший. Фантастов же можно назвать летописцами будущего. Без знакомства с представлениями о будущем, с общественными идеалами будет неполной картина любого периода, тем более такого необыкновенного, как два послереволюционных десятилетия, когда тяга заглянуть в завтрашний день была особенно велика.
В ряде напечатанных здесь произведений мы находим прямые описания будущей Москвы; правильнее, конечно, сказать так: тогдашних представлений о городе будущего. (Многие сроки, обозначенные фантастами, уже прошли, так что мы имеем возможность сравнить их предположения с реальностью.) Разумеется, картинки эти отрывочны, никто из писателей и не ставил себе такой самостоятельной, центральной задачи, но все же общее впечатление они создают. Нетрудно заметить, что образ города будущего у разных авторов довольно схож.
Андрей Платонович Платонов
В звездной пустыне
День и ночь и всю вечность плывут и плывут над землей облака. Дома, под крышей мастерской, везде, где неба не видно, мы знаем, что есть облака.
Если небо просторно, пустынно, и солнце от зноя стоит, в нашем сердце идут облака. Их шорох, как тихая вечная музыка, которая гонит надежду. И не знаешь, что лучше, этот тоскующий шелест или пустынная радость, когда нечего больше желать. Путь облаков тих, как дыхание, как неспетая, несложенная песня, слова которой втайне знаешь.
Облака, звезды и солнце идут в одну сторону. В этой безумной и короткой неутомимости, в этом беге в бесконечность есть тоска, есть невозможность, и от нее рвется душа.
Есть мысль: земля – небесная звезда. В ней больше восторга и свободы, чем в целой жизни.
Сама мысль есть уже не жизнь, а больше жизни. От ее пришествия вспыхивают самые далекие миры.
Эфирный тракт
Проснувшись в пять часов утра в своей московской квартире, Фаддей Кириллович почувствовал раздражение. Непотушенный свет горел в комнате, и где-то визжали толстые крысы.
Сон больше не придет. Фаддей Кириллович одел жилетку и уселся, раскачивая очумелый мозг. Он лег в час, еле добравшись до постели, и не вовремя проснулся.
– Ну-с, Фаддей Кириллович, нажмем снова, – сказал он самому себе, – микробы усталости могут успокоиться: я им пощады все равно не дам!
Он воткнул перо в чернильницу, вытянул дохлую муху и рассмеялся: это же, понимаете, мухоловка! И у меня все так, желтые граждане, – перо тычет, а не скользит, чернила – вода, бумага – рогожа! Это удивительно, господа!..
Фаддей Кириллович всегда представлял свою комнату, населенную немыми, но внимательными собеседниками. Мало того, он тихие вещи безрассудно принимал за живые существа, и притом похожие на самого себя.
