По (Рое) Эдгар Аллан (19.1.1809, Бостон, — 7.10.1849, Балтимор), американский писатель и критик. Родился в семье актёров. Рано осиротев, воспитывался ричмондским купцом Дж. Алланом, в 1815-20 жил в Великобритании. В 1826 поступил в Виргинский университет, в 1827-29 служил в армии. В 1830-31 учился в военной академии в Уэст-Пойнте, за нарушение дисциплины был исключен. Ранние романтические стихи П. вошли в сборники «Тамерлан и другие стихотворения» (1827, издан анонимно), «Аль-Аарааф, Тамерлан и мелкие стихотворения» (1829) и «Стихотворения» (1831). Первые рассказы опубликовал в 1832. После 1836 всецело отдаётся журналистской работе, печатает критические статьи и рассказы. В 1838 выходит его «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» — о путешествии к Южному полюсу. Двухтомник рассказов «Гротески и арабески» (1840) отмечен глубокой поэтичностью, лиризмом, трагической взволнованностью. Важный мотив романтической новеллистики П. - тема одиночества; М.Горький отмечал трагическое в самом глубоком смысле слова существование самого писателя. П. - родоначальник детективной литературы (рассказы «Убийство на улице Морг», «Золотой жук» и др.). В философской поэме в прозе «Эврика» (1848) П. предвосхитил жанр научно-художественной прозы; ему принадлежит ряд научно-фантастических рассказов. Широкую известность принёс П. сборник «Ворон и другие стихотворения» (1845). Некоторые черты творчества П. - иррациональность, мистицизм, склонность к изображению патологических состояний — предвосхитили декадентскую литературу. Один из первых профессиональных литературных критиков в США, П. сформулировал теорию единства впечатления, оказавшую влияние на развитие американской эстетики («Философия творчества», 1846; «Поэтический принцип», 1850). Воздействие новеллистики П. испытали на себе А.К.Доил, Р.Л.Стивенсон, А.Вире, Г.К.Честертон. Французские и русские поэты-символисты считали его своим учителем. К творчеству П. обращались композиторы К.Дебюсси, С.В.Рахманинов.
Красная смерть давно опустошала страну. Никогда ни одна чума не носила такой роковой печати. Это была печать крови и она имѣла весь ужасъ и безобразіе крови. Симптомы ея были — острая боль въ тѣлѣ, внезапное головокруженіе, потомъ обильный потъ изъ всѣхъ поръ и разложеніе всего существа. Появленіе красныхъ пятенъ на тѣлѣ и въ особенности на лицѣ жертвы, мтновенно дѣлали ее предметомъ отчужденія для всего человѣчества и лишали всякой помощи и участія. Для начала, развитія и исхода болѣзни требовалось не болѣе получаса.
Но принцъ Просперо былъ счастливъ, неустрашимъ и изобрѣтателенъ. Когда чума опустошила до половины его владѣнія, онъ собралъ вокругъ себя своихъ придворныхъ рыцарей и дамъ, и выбравъ изъ нихъ около тысячи самыхъ бодрыхъ и веселыхъ, удалился съ этимъ многочисленнымъ обществомъ въ одно изъ своихъ укрѣпленныхъ аббатствъ. Это было обширное и великолѣпное зданіе, построенное по плану принца въ эксцентрическомъ и грандіозномъ стилѣ и обнесенное высокой крѣпкой стѣной съ желѣзными воротами. Разъ вступивши туда, придворные взялись за наковальни и крѣпкіе молотки, чтобъ наглухо запаять замки. Они рѣшились оградить себя отъ всякаго внѣшняго вторженія и также пресѣчь всякое покушеніе въ выходу тѣмъ, кто находился внутри. Аббатство было въ изобиліи снабжено съѣстными припасами, и благодаря этой предосторожности, придворные могли смѣло издѣваться надъ заразой. Пусть остальные спасаются какъ знаютъ, а съ ихъ стороны было бы глупо сокрушаться и горевать. Принцъ позаботился, чтобъ не было недостатка въ средствахъ къ удовольствію; отовсюду собраны были шуты-импровизаторы, танцовщики и музыканты; вино лилось въ изобиліи; роскошь и красота ослѣпляли на каждомъ шагу. И тамъ, внутри дворца царствовали безопасность и веселье; снаружи свирѣпствовала — красная смерть.
Въ концѣ пятаго или шестаго мѣсяца ихъ пребыванія въ аббатствѣ, въ то время, какъ зараза проявлялась съ еще большей силой, принцъ Просперо вздумалъ устроить для своихъ друзей маскарадъ самаго неслыханнаго великолѣпія.
Роскошна была картина этого маскарада! Но надо сначала описать залы, въ которыхъ онъ происходилъ. Ихъ было семь. То была царственная анфилада! Онѣ были устроены совсѣмъ иначе, нежели въ другихъ дворцахъ, гдѣ анфилады залъ тянутся по прямой линіи, такъ что ихъ можно видѣть всѣ отъ первой до послѣдней, когда обѣ половинки дверей распахнута настежъ. Здѣсь же было совсѣмъ напротивъ, какъ и можно бвло ожидать отъ принца и отъ его склонности во всему необыкноренному. Залы были такъ неправильно расположены, что нельзя было видѣть болѣе одной за разъ. Черезъ каждые двадцать или тридцать ярдовъ былъ внезапный поворотъ, и при каждомъ поворотѣ глазамъ представлялось новое зрѣлище. На правой и на лѣвой сторонѣ въ срединѣ каждой стѣны вдѣлано было высокое и узкое готическое окно, выходившее въ закрытый коридоръ, огибавшій комнату во всѣхъ ея поворотахъ. Въ каждомъ окнѣ были цвѣтныя стекла, гармонировавшія съ цвѣтомъ, преобладавшимъ въ убранствѣ той залы, въ которую оно выходило. Напримѣръ, зала, занимавшая восточный уголъ, обита была голубымъ, и окна были темно-голубаго цвѣта. Вторая комната убрана и обита пурпуровымъ цвѣтомъ, и стекла были пурпуровыя. Третья вся зеленая и окна зеленыя. Четвертая оранжевая освѣщалась окномъ оранжеваго цвѣта, пятая — бѣлая, шестая — фіолетовая.
Седьмая зала была вся увѣшана драпировками изъ чернаго бархата, покрывавшими потолокъ и стѣны, и ниспадавшими тяжелыми складками на коверъ изъ той же матеріи и того же цвѣта. Но только въ этой комнатѣ цвѣтъ оконъ не соотвѣтствовалъ убранству. Стекла были красныя — яркаго цвѣта крови.