По (Рое) Эдгар Аллан (19.1.1809, Бостон, — 7.10.1849, Балтимор), американский писатель и критик. Родился в семье актёров. Рано осиротев, воспитывался ричмондским купцом Дж. Алланом, в 1815-20 жил в Великобритании. В 1826 поступил в Виргинский университет, в 1827-29 служил в армии. В 1830-31 учился в военной академии в Уэст-Пойнте, за нарушение дисциплины был исключен. Ранние романтические стихи П. вошли в сборники «Тамерлан и другие стихотворения» (1827, издан анонимно), «Аль-Аарааф, Тамерлан и мелкие стихотворения» (1829) и «Стихотворения» (1831). Первые рассказы опубликовал в 1832. После 1836 всецело отдаётся журналистской работе, печатает критические статьи и рассказы. В 1838 выходит его «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» — о путешествии к Южному полюсу. Двухтомник рассказов «Гротески и арабески» (1840) отмечен глубокой поэтичностью, лиризмом, трагической взволнованностью. Важный мотив романтической новеллистики П. - тема одиночества; М.Горький отмечал трагическое в самом глубоком смысле слова существование самого писателя. П. - родоначальник детективной литературы (рассказы «Убийство на улице Морг», «Золотой жук» и др.). В философской поэме в прозе «Эврика» (1848) П. предвосхитил жанр научно-художественной прозы; ему принадлежит ряд научно-фантастических рассказов. Широкую известность принёс П. сборник «Ворон и другие стихотворения» (1845). Некоторые черты творчества П. - иррациональность, мистицизм, склонность к изображению патологических состояний — предвосхитили декадентскую литературу. Один из первых профессиональных литературных критиков в США, П. сформулировал теорию единства впечатления, оказавшую влияние на развитие американской эстетики («Философия творчества», 1846; «Поэтический принцип», 1850). Воздействие новеллистики П. испытали на себе А.К.Дойл, Р.Л.Стивенсон, А.Вире, Г.К.Честертон. Французские и русские поэты-символисты считали его своим учителем. К творчеству П. обращались композиторы К.Дебюсси, С.В.Рахманинов.
Нѣсколько лѣтъ тому назадъ я запасся билетомъ на проѣздъ изъ Чарльстона въ Нью-Йоркъ на пакетботѣ "Independence", капитаномъ котораго былъ Мистеръ Харди. Мы должны были отплыть, въ случаѣ хорошей погоды, пятнадцатаго Іюня: четырнадцатаго числа я отправился на корабль, чтобы кое-что привести въ порядокъ въ моей каютѣ.
Оказалось, что пассажировъ было очень много, а дамъ болѣе обыкновеннаго. Я замѣтилъ въ росписи нѣсколько знакомыхъ именъ; особенно я обрадовался, увидѣвъ имя Мистера Корнеліуса Вайэта, молодого художника, къ которому я относился съ чувствомъ самой искренней дружбы. Онъ былъ со мной въ К — университетѣ, гдѣ мы много времени проводили вмѣстѣ. Вайэтъ обладалъ обычнымъ теішераментомъ генія, т. е. представлялъ изъ себя смѣсь мизантропіи, повышенной чувствительности, и энтузіазма. Съ этими качествами онъ соединялъ самое пламенное и самое вѣрное сердце, какое когда-либо билось въ человѣческой груди.
Я замѣтилъ, что его имя было помѣчено противъ трехъ каютъ, и, заглянувъ снова въ роспись пассажировъ, увидѣлъ, что онъ взялъ мѣста на проѣздъ для себя, для жены, и для двухъ своихъ сестеръ. Каюты были довольно просторны, и въ каждой было по двѣ койки, одна надъ другой. Правда, эти койки были чрезвычайно узки, такъ что на нихъ не могло помѣщаться болѣе какъ по одному человѣку; все же я не могъ понять, почему для этихъ четырехъ пассажировъ было взято три каюты. Въ это время я какъ разъ былъ въ одномъ изъ тѣхъ капризныхъ состояній духа, которыя дѣлаютъ человѣка ненормально любопытнымъ по поводу малѣйшихъ пустяковъ, и со стыдомъ признаюсь, что я построилъ тогда цѣлый рядъ неумѣстныхъ и свидѣтельствующихъ о неблаговоспитанности догадокъ относительно этого излишняго количества каютъ. Конечно, это нисколько меня не касалось; но тѣмъ не менѣе я съ упорствомъ старался разрѣшить загадку. Наконецъ, я пришелъ къ заключенію, заставившему меня весьма подивиться, какъ это я не пришелъ къ нему раньше. "Это для прислуги, конечно", сказалъ я, "какой-же я глупецъ, что мнѣ раньше не пришла въ голову такая очевидная разгадка!" Я опять пробѣжалъ роспись — но совершенно ясно увидѣлъ, что съ этой компаніей не было прислуги; раньше, правда, предполагалось захватить съ собой одного человѣка — ибо слова "и прислуга" были сначала написаны и потомъ вычеркнуты. "Ну, такъ это какой-нибудь лишній багажъ", сказалъ я себѣ "что-нибудь такое, чего онъ не хочетъ отдать въ трюмъ — хочетъ за чѣмъ-нибудь присмотрѣть самъ — а, нашелъ — это какая-нибудь картина, или что-нибудь въ этомъ родѣ — такъ вотъ о чемъ онъ торговался съ итальянскимъ жидомъ Николино". Этой мыслью я удовольствовался, и преднамѣренно подавилъ свое любопытство.
Сестеръ Вайэта я зналъ хорошо, это были очень милыя и умныя дѣвушки. Женился онъ только что, и я еще не видалъ его жены. Онъ не разъ однако же говорилъ о ней въ моемъ присутствіи, со свойственнымъ ему энтузіазномъ. Онъ изображалъ ее какъ совершенство ума, и поразительной красоты. И мнѣ такимъ образомъ вдвойнѣ хотѣлось познакомиться съ ней.
Въ тотъ день, когда я зашелъ на корабль (четырнадцатаго числа), Вайэтъ вмѣстѣ съ своиии спутницами былъ также тамъ — мнѣ сказалъ это капитанъ — и я прождалъ на палубѣ цѣлый лишній часъ, въ надеждѣ быть представленнымъ новобрачной; но мнѣ было послано извиненіе. "Мистрисъ Вайэть нездоровится, она не выйдетъ на палубу до завтра, когда корабль будетъ отплывать".