Вес­на пах­нет ар­бу­зом. Осо­бен­но по ут­рам.

Зем­ля пах­нет про­рас­таю­щи­ми се­ме­на­ми.

Вась­ка вы­шел во двор, рас­стег­нул верх­нюю пу­го­ви­цу паль­то и за­кри­чал:

– Ван­дер­буль!

Рас­стег­нул ещё од­ну пу­го­ви­цу – за­кри­чал ещё гром­че:

Сно­ва бы­ла вес­на.

С раз­но­цвет­ны­ми ту­ча­ми – фио­ле­то­вы­ми, крас­но-бу­ры­ми, цве­та сталь­но­го и цве­та ме­ди.

Го­род вес­ной без­за­щи­тен. Го­род при­кры­ва­ет про­ре­хи афи­ша­ми. А вес­на льёт до­ж­ди. Ино­гда, рас­тол­кав ту­чи, она по­ка­зы­ва­ет не­бо, си­нее и бле­стя­щее. Не­бо пах­нет хо­лод­ным вет­ром.

Во дво­ре пе­ре­ме­ны. Пе­соч­ни­ком, ка­че­ля­ми и трёх­цвет­ны­ми ла­ки­ро­ван­ны­ми мя­ча­ми за­вла­де­ли дру­гие ре­бя­та. Гре­мя по­гре­муш­ка­ми, ко­ло­тя в ба­ра­ба­ны, ле­зут они из ка­ж­дой па­рад­ной. Они вы­тес­ни­ли Ван­дер­бу­ля и его ро­вес­ни­ков. Они за­вла­де­ли дво­ром.

Че­ты­ре го­да про­шло с той вес­ны. Гень­ка, Лёш­ка-Х­валь­ба, Шу­ри­к-Про­сто­к­ва­ша, дев­чон­ка Лю­цин­д­ра и Ван­дер­буль си­де­ли на транс­фор­ма­тор­ной буд­ке. Они мор­щи­ли лбы, со­сре­до­то­чи­ва­ясь на еди­ной вы­со­кой мыс­ли. Вы­пя­чи­ва­ли под­бо­род­ки, отя­же­лев­шие от не­сги­бае­мой во­ли. Они го­во­ри­ли:

Ван­дер­буль ша­гал вдоль до­мов. Дождь бле­стел у не­го на рес­ни­цах. Мел­кий дождь не льёт­ся, он при­ли­па­ет к ще­кам и к оде­ж­де.

Лю­ди веж­ли­вы и бо­лез­нен­но са­мо­лю­би­вы. Все­му ви­ной де­ли­кат­ная ме­лочь – оде­ж­да. Чем до­ро­же оде­ж­да, тем обид­чи­вее её хо­зя­ин: жаль се­бя, жаль де­нег, жаль на­дежд, воз­ла­гае­мых на хо­ро­ший кос­тюм.

Ван­дер­бу­лю дождь ни­по­чём. Он его да­же не за­ме­ча­ет, толь­ко гу­бы со­лё­ные.

Де­вуш­ки, стран­ный на­род, улы­ба­ют­ся ему. Им смеш­но, что идёт он под мел­ким до­ж­дём на под­виг та­кой от­ре­шён­ный и свет­лый.

– Эй!

Солн­це би­лось в вит­ри­нах и лу­жах. Над ас­фаль­том сто­ял пар. На за­коп­те­лые кры­ши над­ви­га­лась мок­рая ту­ча. Сол­неч­ный свет встре­чал её в лоб, ста­но­вясь от это­го рез­че и хо­лод­ней.

Ми­ли­цио­нер на­дел плащ с ка­пю­шо­ном. Жен­щи­ны рас­пах­ну­ли зон­ты.

Ван­дер­буль и ста­рик шли по ули­це.

Ста­ри­ка зва­ли Вла­сен­ко. Он вор­чал:

– Ху­до, ко­гда рот толь­ко для ка­ши го­ден. – От­вер­нул­ся, и, ко­гда гля­нул на Ван­дер­бу­ля, рот у не­го за­свер­кал бе­лой пла­ст­мас­сой.

Ес­ли дол­го ехать на раз­ном транс­пор­те, то, ко­неч­но, в го­ло­ву мо­жет прий­ти мысль, буд­то всё на­се­ле­ние стра­ны бро­си­ло жи­ли­ща и пус­ти­лось в до­ро­гу.

Кри­ча­ли по­ез­да в но­чи. Их крик бу­дил ре­бя­ти­шек, ко­то­рые чмо­ка­ли со­ски и, на­вер­ное, во­об­ра­жа­ли, буд­то мир – это всё, что мель­ка­ет, буд­то дом – это всё, что тря­сет­ся и мчит­ся ку­да-то впе­рёд.

По­ез­да бе­гут по си­ним рель­сам.

Са­мо­ле­ты ле­тят по си­не­му не­бу.

Ко­раб­ли идут по си­ней во­де.

У бу­фе­та, под ка­пи­тан­ским мос­ти­ком, ста­рик пил пи­во.

– Хо­ро­ша у ко­ня шея, да и хо­мут не­плох. – Он при­гла­жи­вал свой кос­тюм, по­хло­пы­вал по то­щим бо­кам, по­скри­пы­вал за­гра­нич­ны­ми по­лу­бо­тин­ка­ми.

Слав­ка со­шёл по тра­пу вслед за маль­чиш­кой в спор­тив­ной курт­ке.

Маль­чиш­ка смот­рел на ста­ри­ка и улы­бал­ся и как буд­то под­ми­ги­вал.

Ста­рик маль­чиш­ку не за­ме­чал.

Глав­ная ули­ца в го­род­ке чис­тая. Вы­мо­ще­на ро­зо­вым кам­не­м-бу­лыж­ни­ком. Тро­туа­ры из кир­пи­ча. Про­ка­лён­ный кир­пич рас­по­ло­жен в ёлоч­ку. Тень от до­мов, как жид­кие чер­ни­ла, про­зрач­ная.

И по все­му го­ро­ду за­пах мо­ря.

Свер­ну­ли к церк­ви, кра­шен­ной от фун­да­мен­та до кре­стов се­реб­ря­ной крас­кой.

Во­круг церк­ви, за же­лез­ной ог­ра­дой, раз­ло­же­ны на про­суш­ку ры­бац­кие се­ти.

Ма­ма мол­чит. Ли­цо у ма­мы та­кое, слов­но её обо­кра­ли в са­мый труд­ный час жиз­ни.

Ста­рик ша­гал по шат­ким де­ре­вян­ным мос­ткам, ми­мо са­дов. Он гром­ко шу­мел свои пес­ни.

Толк­нув лок­тем ка­лит­ку, он во­шёл в не­боль­шой сад. Под де­ревь­я­ми зем­ля чёр­но-си­няя. Толь­ко воз­ле за­бо­ров рас­тёт тра­ва. За де­ревь­я­ми ха­та. Че­ре­пич­ная кры­ша у неё на­бек­рень. Во­круг на­сы­па­на до­рож­ка из мел­ких чис­тых ра­ку­шек. У две­рей вме­сто по­ло­ви­ка ста­рая сеть. Ха­та по­хо­жа на ста­ри­ка – ве­сё­лая ха­та.

Ста­рик ос­та­но­вил­ся в са­доч­ке и вдруг за­орал ис­пу­ган­ным го­ло­сом:

– Баб­ка Ма­рия! Че­го ж вы си­ди­те? Ха­та го­рит!

Низ­кая кра­ше­ная дверь рас­пах­ну­лась. На по­рог вы­ско­чи­ла ста­руш­ка в пе­ред­ни­ке. Гла­за ис­пу­ган­ные. Щу­рят­ся. Ста­рик спря­тал­ся за две­рью и за­хи­хи­кал: