В этой книге читатель встретит новых и старых героев, затянутых в воронку нынешней жизни, полной как комических ситуаций, так и подлинного драматизма.
Острое слово, искрометный юмор, фразы, становящиеся поговорками, — стилеобразующие особенности прозы замечательного писателя, делающие чтение книг А. Покровского самым настоящим удовольствием.
ДЕРЖИСЬ, ЛЕЙТЕНАНТ
Через пять минут он знал обо мне все: он знал, откуда, куда и зачем. За столиком в углу ресторана он сидел один, и меня подсадили к нему.
Я — лейтенант, только из училища, и он — капитан третьего ранга, тужурка, белая рубашка, холодное холеное лицо. Он пил и не пьянел. Когда я сказал ему, что не пью, он только кивнул и не стал приставать. Мне это понравилось, и мы разговорились. Вернее, говорил он, а я только слушал.
Ресторан уже перепился, женщин разобрали, и нам никто не мешал. Он говорил так, будто кому-то отвечал и тут же возвращался ко мне. Слова он говорил — как вколачивал, медленно и четко. Столько лет прошло, а я до сих пор помню его голос:
— …Мерзавцы, какие мерзавцы, боже ты мой! И такая мразь меня поучает. Море видел только из окошка. И все это размеренно и чинно, на дистанции, сволота… но так всегда было: кто-то плавает, а кто-то пожинает… Ну и где же мы будем служить, а, лейтенант? Еще не знаешь. Просись на атомоходы, лейтенант. Если уж служить маме-Родине, так уж в самой каке…
Правда, везде у нас кака, но там хоть год за два идет. И через десять лет такой, с позволения сказать, жизни, когда пенсия будет у тебя в кармане, ты станешь говорить правду, лейтенант, тебя как прорвет, и слова откуда-то найдутся нужные…
КАПИТАН
Молодежь. Салаги. Что они понимают… Он не спит третью автономку. Третью! Совсем не спит. Паршин сходил четыре, не вынимая. Но он молодой, Паршин. Ему еще можно. По молодости все можно.
Нельзя спать на левом боку. Там сердце. Но там всегда снится жена…
Жена. Неужели люди когда-нибудь поймут друг друга? В третий раз одно и то же: кто-то высокий, в сапогах, топчет, давит что-то розовое, уродливое, маленькое, скользкое. Это маленькое извивается, бьется, а раны тут же рубцуются, и урод пищит, тонко пищит…
Он кричал — не слышат, он стал бить оконные рамы; кулаком — раз, — и стекла в стороны… Проснулся оттого, что бился в переборку. Нельзя. Так нельзя. Нужно спать. Таблеток целая куча. Как люди спят по восемь часов подряд? Не понимаю. Уже год, как не понимаю — целая груда — и ни в одном глазу.
Девяносто на шестьдесят. Давление. На собрании он чуть не упал. Плохо. Ноги ватные. Во рту язык. Сухой. Воздуха. Не было воздуха. Хорошо, что никто не заметил. Прошло.
