Полки с книгами, окно, письменный стол, – обыкновенная комната. За окном льет дождь. В потертом кресле сидит мужчина лет тридцати двух. Задумался. Не брит. Кажется, уставший. Слушает дождь.

Стал ворошить на письменном столе усыпанные мелкими строчками листки. Досадливо отодвигает их. Смотрит в книге на портрет драматурга Александра Вампилова. Прочесывает пятерней свои разлохмаченные волосы, замирает. В его руках хрустнула, сломавшись, авторучка.

"Вампилов, Вампилов!.. Я надеялся, что сценарий фильма о тебе напишу быстро и легко. Он всего-то будет двадцатиминутным. Но, уважаемый мой драматург, досадные мысли о себе выстроились упрямой стеной. Работа тормозится, буксует… Я как-то мало и в спешке задумывался о себе. А перечитал твою "Утиную охоту" и вдруг меня как ударило: я – Зилов. И настроение прегадкое, как у него же. Хотя кое в чем мы разнимся. Я человек непьющий, мне никто пока еще не додумался прислать похоронный венок, Настя не уходила от меня… и все же, и все же: я – Зилов, твой Зилов. (Вздохнул). Вчера в трамвае одного упитанного мужчину назвал нехорошим словом: он загородил выход. А сегодня утром соседи обругали меня: "Что вы там, – говорят, – скачете по полу, что ли? У нас скоро люстра отвалится". Денег нет. Тоска-а-а-а, Александр Валентинович! Да эти чертовые дожди некстати разошлись. Когда, наконец, бабье лето разольется по земле и установятся погожие деньки? Удивительно, а ведь я тоже любитель поохотиться. Но стрелок плохой: ни одной даже самой захудалой дичи не пристрелил. (Усмехается). Э-э, пустяк, важнее вот что".

Листает книгу; читает.

"Мы поднимемся рано, еще до рассвета. Ты увидишь, какой там туман, – мы поплывем, как во сне, неизвестно куда. А когда подымается солнце? – О! Это как в церкви и даже почище, чем в церкви…"